— Тебе же исполнилось двенадцать, — ответил Гарт.
— Но мне-то одиннадцать, а тоже разрешают, — прибавила Пенни.
— Одиннадцать и двенадцать лет — какой сказочный возраст! — непринужденно отозвалась Сабрина, пропуская мимо ушей очередное замечание — как много их было за последний год! — насчет того, что она делает что-то иначе, чем Стефани. — А что делать вот с этим большим, изящно завернутым подарком, который лежит на журнальном столике?
— Развернуть! — крикнул Клифф.
— Разверни, пожалуйста! — сказала Линда Тальвиа. — А то я с ума сойду от нетерпения.
— Я тоже, — поддакнула Долорес. — Мы вместе его покупали. Конечно, теперь ты и сама можешь купить себе что-нибудь подобное, но мы подумали…
— Можно не продолжать, — сказал Нэт, дотрагиваясь до ее руки.
Сабрина сделала вид, что целиком поглощена разворачиванием позолоченной бумаги. Отношения между взрослыми, собравшимися сегодня за столом, складывались непросто после того, как стало понятно, сколько денег и собственности теперь у четы Андерсенов: ведь Сабрина все завещала сестре. А я оставила все себе, в отчаянии, с мрачным юмором думала Сабрина тогда, в октябре прошлого года, в те ужасные недели после похорон Стефани. Но они с Гартом следили за тем, чтобы жить так же, как и прежде, не считая кое-каких изменений. Они заново побелили дом, она перевозила одну за другой какие-то антикварные вещицы из Лондона. Был еще «Коллектиблз» — магазин в Эванстоне, где она была компаньоном. Она не отделяла «Коллектиблз» от «Амбассадорз» и время от времени ездила в Лондон купить что-нибудь на аукционе и присмотреть за магазином. Они с Гартом теперь чаще ездили вместе в короткие командировки. Ну и, конечно, была еще миссис Тиркелл — образец экономки, вызывавший всеобщую зависть.
Других изменений не было, проходил месяц за месяцем, и все, похоже, стали забывать, что Гарт и Стефани Андерсен разбогатели, по крайней мере в сравнении с другими знакомыми их круга — преподавателей, научных работников Эванстона.
Но теперь Линда сказала:
— Хотя нам хочется что-нибудь подарить тебе. Раньше все было по-другому. Помнишь, мы купили тебе купальный халат? Долорес он показался чересчур ярким, но я сказала, что, вернувшись из Китая, ты стала носить и более яркие вещи. Мы решили купить халат, он тебе так понравился…
— Ах, он просто бесподобен! — выдохнула Сабрина, вынимая из коробки, устланной внутри мягкой материей, графин марки «Пенроуз Уотерфорд». Работа начала девятнадцатого века, на стекле вытравлены восьмиконечные звезды, пробка в форме крошечного зонтика, под которым видны три колечка, напоминающие бублики. — Просто великолепно. Где вы его достали?
— Купили на распродаже вещей из поместья Чартерисов. Я знала, тебе понравится «Уотерфорд».
— Еще бы! От «Пенроуза» у меня вообще никогда ничего не было.
— У тебя никогда не было ничего от «Уотерфорда», это правда. Точнее, до самого последнего времени.
— Верно. — Сабрина едва обратила внимание на свою оплошность, хотя все остальные ничего не заметили. Теперь она уже не так следила за тем, что говорит, не то что вначале. Теперь же, изредка, когда она заговаривала о чем-то таком, что имело отношение только к жизни Сабрины, или не понимала, о чем говорят собеседники, вспоминая прошлое, неизменно находилась отговорка. Впрочем, люди для всего находят отговорки; так бывало и раньше, начиная с первого вечера, когда они сидели на кухне и она обратилась к Гарту и детям с вопросом, где кухонные рукавички. С тех пор были еще десятки ошибок и оговорок, но никто не проявлял не только подозрительности, но даже простого любопытства. Это потому, поняла Сабрина, что люди видят только то, что хотят видеть, любят находить объяснение разным странностям, чтобы защитить жизненный уклад, вполне их устраивающий, и попытаться представить будущее.
Она поставила графин на журнальный столик в гостиной и широко раскинула руки.
— Какой замечательный у меня сегодня день рождения! Ничего лучше нельзя и желать. Все просто великолепно, так хорошо быть вместе с вами и знать, что это то, что тебе нужно…
— Папа, а ты ничего маме не подарил, — тоном обвинителя сказал Клифф.
— А где твой подарок? — поддержала его Пенни. — Ты же говорил, он у тебя есть.
Усмехнувшись, Гарт посмотрел на Сабрину.
— И тут ты оказалась права. — Достав из нагрудного кармана рубашки бархатную коробочку, он вложил ее в ладонь жены. — В знак того, как бесконечно я люблю и всегда буду любить тебя.
Поцеловав его, Сабрина открыла коробочку, и у нее вырвался протяжный вздох.
— Что там? Что? — крикнула Пенни.
— Подними повыше, мама! — попросил Клифф.
— Кольцо, — ответил Нэт, заглянув в коробочку через плечо Сабрины. — Очень красивое. Звездчатый сапфир, да?
— Да, — пробормотал Гарт, не сводя глаз с Сабрины.
Она коснулась рукой его щеки.
— Мое обручальное кольцо.
— Но ты ведь уже замужем, — запротестовала Пенни.
— У меня никогда не было обручального кольца.
— У меня тоже, — сказала Долорес. — Может быть, по той же причине, что и у тебя: Нэту оно было не по карману.
— И Марти тоже, — сказала Линда. — Отличная мысль, Гарт.
Сняв с пальца Сабрины золотое кольцо, подаренное на свадьбу, Гарт надел обручальное, а сверху — свадебное кольцо. Сабрина закрыла глаза. Об этой свадьбе никто ничего не знал. Это случилось в дождливый декабрьский день, после их размолвки. Гарт приехал в Лондон, чтобы сказать, что любит ее, что она нужна ему, а то, что они с сестрой сделали, не имеет значения. А через два дня, в такой же дождь, они сели в поезд, доехали до Кентербери, где их никто не знал, купили золотые кольца и нашли судью, который сочетал их браком. Узкие улочки и стены старинного города, испещренные трещинами, казались почти черными, потому что дождь лил не переставая. На Сабрине был красный плащ с капюшоном; она подарила Гарту красную гвоздику, и он вдел цветок в петлицу. Когда они надели друг другу кольца и судья провозгласил: «Отныне вы — муж и жена», — их взгляды встретились, и они увидели в глазах друг друга солнце, весну и надежду.
— Спасибо, — сказала Сабрина, почти касаясь губ Гарта. — Более прекрасного подарка я не могла себе представить. И более личного, тут ты был прав. И когда мы останемся вдвоем…
Зазвонил телефон, и по телу ее внезапно пробежала дрожь. Она понимала, что Пенни и Клифф наблюдают за ней, но ничего не могла с собой поделать. Всякий раз, когда поздно вечером раздавался звонок, она до боли отчетливо вспоминала вечер в октябре прошлого года, когда Брукс, плача, позвонил ей из Лондона и сказал, что яхта Макса Стювезана затонула и все, кто был на борту… все, кто был на борту… все, кто был на борту…
— Успокойся, — сказал Гарт, привлекая ее к себе. — Успокойся, любовь моя, мы все здесь, успокойся.
— Моя госпожа! — сказала миссис Тиркелл, стоя в дверях. — Вам звонит из Лондона…
— Нет! — невольно вскрикнула Сабрина.
— …мисс де Мартель. Теперь, конечно, она уже миссис Уэстермарк… Нужно еще постараться, чтобы запомнить такую фамилию.
— Габи, — сказала Сабрина. Усилием воли она заставила себя унять дрожь. — В Лондоне сейчас три часа ночи. Господи, что у нее стряслось? Прошу меня извинить, — обратилась она к гостям и вышла вслед за миссис Тиркелл, чувствуя, как все ее мышцы напряжены, бешено колотится сердце, как напряглось все ее тело.
— Привет, Габи, — сказала она, взяв трубку на кухне. — Наверное, вечеринка здорово затянулась, если ты только сейчас добралась до дома.
— Я уже две недели не была на вечеринках. — Голос Габи слышался близко и отчетливо. — Мы были в Провансе, катались на велосипедах. Вволю надышались свежим воздухом. Не верится, что такое количество кислорода, поглощенное сразу, пойдет на пользу. Ты мне не говорила, что тоже там будешь, а то могли бы провести время вместе.
— Где я буду?
— В Провансе. Точнее, в Авиньоне. Около недели назад.
— Меня там не было, Габи, я была здесь. О чем ты?
— Господи, я, наверное, задаю нескромные вопросы? Стефани, ты что, ездила туда с кем-то встречаться? Не могу поверить. Мне казалось, ты по уши влюблена в своего профессора. У тебя с кем-то роман на стороне? Знаешь, мне ты можешь довериться. Я бы все для тебя сделала, ведь ты — сестра Сабрины, я ее обожала, она же спасла Брукса и меня, когда…
— Нет у меня никакого романа, у меня нет никого, кроме Гарта. Габи, что все это значит?
На другом конце линии воцарилось молчание.
— Так ты не была в Авиньоне на прошлой неделе?
— Я же только что сказала. Нет.
— Но я тебя видела. Или твою копию. Там был то ли фестиваль, то ли еще что-то, и приехало столько народу…
Или твою копию. Сабрина снова задрожала всем телом. Когда-то у нее была копия. Когда-то у нее была сестра.
— …а я не могла подойти — ты была на противоположной стороне площади и шла в другую сторону, рядом с тобой был какой-то мужчина, очень симпатичный и предупредительный, — потом ты сняла шляпу, знаешь, такую, с широкими полями соломенную шляпу, с тульей, украшенной длинным шарфом, в красно-желтых тонах, отбросила волосы назад — знаешь, всеми пальцами сразу, — потом снова надела шляпу и куда-то исчезла.