Отбросила волосы назад. Они со Стефани делали так, сколько себя помнили: сняв шляпу, проводили рукой по волосам, чувствуя, как они развеваются под дуновением свежего ветерка, и снова надевали шляпу. Матери это не нравилось. Настоящая леди не должна снимать шляпу, говорила она. Но Сабрина и Стефани продолжали делать это и много лет спустя, когда стали взрослыми и оказались далеко от матери и ее поучений. Отбросила волосы назад.
— Моя госпожа? — Пододвинув кресло, миссис Тиркелл положила руки на плечи Сабрины и заставила ее сесть. — Я сейчас приготовлю вам чай.
— Либо все это время вас было не двое, а трое, которых не отличить одну от другой, и никто об этом ничего не знал, либо это что-то очень странное, — сказала Габи.
— О тройняшках не может быть и речи, не говори вздор. — Она снова задрожала, не в силах совладать с собой. Казалось, земля уходит из-под ног. — Все это — сущий вздор, — сказала она, чеканя каждое слово. — Ты видела кого-то, кто напомнил тебе меня, только и всего. Ума не приложу, с какой стати ты воспринимаешь все это так серьезно.
— Стефани, послушай, я не шучу, мне все это кажется очень странным и немного пугает. Я знаю тебя и Сабрину с тех пор, как мы с ней жили в одной комнате в «Джульет». После ссоры с Бруксом я жила у нее дома на Кэдоган-сквер, не было вечера, чтобы мы с ней не разговаривали, как-то раз она усадила меня на колени, и я разрыдалась, словно дитя, мне так нравилось, когда она обнимала меня, я обожала ее, я знаю, как вы выглядите, и говорю, что видела либо тебя, либо ее — Господи, как я могла видеть ее, ее ведь больше нет! — но я знаю, что видела, это была либо ты, либо она. Либо само привидение.
Глава 2
В дневные часы улицы Лондона обычно заполнены людьми, и Сабрина смешалась с толпой, вновь чувствуя себя жительницей Лондона, прежней Сабриной Лонгуорт — свободной и независимой. Она направлялась в «Амбассадорз» — роскошный антикварный магазин, который открыла после развода с Дентоном. Мысли о Дентоне приходили ей в голову, когда она бывала в Лондоне. Вот и сейчас она на мгновение представила его: круглое, розовощекое лицо с выражением безмерного восхищения собственной персоной. Она вспомнила его стремление жить лишь в свое удовольствие, любовь к женщинам и азартным играм. Он играл на деньги в Монако, когда затонула яхта Макса Стювезана, и именно он опознал тело леди Сабрины Лонгуорт. Труп Макса так и не нашли.
Сабрина сжала руки в черных лайковых перчатках. В лучах неприветливого солнца — было начало октября — она шла по Понт-стрит. На ней была темная юбка в клетку и развевающаяся при ходьбе темная накидка. Черная, с узкими полями шляпа низко надвинута на лоб. От всего ее облика веяло изысканностью, целеустремленностью, спокойствием, но тело под накидкой было напряжено и плохо слушалось. Мысли метались от прошлого к настоящему, от одной жизни к другой. То она вспоминала Стефани, то думала о себе самой; то о похоронах, то о телефонном звонке Габи и неизменно, неизменно мысленно возвращалась к Гарту.
Она рассказала ему о звонке, но постаралась не выдать голосом свое смятение.
— Она видела какую-то женщину, похожую на меня, и спросила, почему я не сказала ей, что буду в Европе. В следующий раз, когда я туда соберусь, непременно позвоню ей. — А потом, как бы невзначай, добавила: — Наверное, поеду на следующей неделе. Хочу посмотреть, как идут дела в «Амбассадорз», и… просто пожить там. Ты не против?
— А как же наша поездка в октябре? — спросил Гарт.
— Ах, конечно, непременно поедем. — Они собирались побывать в Европе во второй половине октября. Гарт в это время должен будет выступить с докладом в Гааге на международной конференции по биогенетике, а она — побывать в «Амбассадорз» в Лондоне. После этого они планировали встретиться в Париже и неделю провести вдвоем. — Конечно, поедем, я ни за что не откажусь от недели в Париже с тобой. Но мне хотелось бы и сейчас съездить. Я думаю, может, в следующий понедельник. Ты не против?
Он ответил, что, конечно, не против. Гарт ни в чем ее не ограничивал, так что у нее была возможность сочетать две свои жизни.
— Всякий раз, когда ты уезжаешь, мы скучаем без тебя, — произнес он, — но благодаря тебе с нами несравненная миссис Тиркелл, и это помогает пережить разлуку.
Миссис Тиркелл взяла все в доме под свой неусыпный контроль и содержала его в таком порядке, что никто из них не понимал, как это раньше они обходились без нее. Поэтому, когда Сабрина решила, что поедет в Лондон раньше намеченного срока, состоялся лишь короткий разговор. Они с миссис Тиркелл поговорили о том, что надо купить, о распорядке дня, вспомнили про мойщика окон, который должен прийти во вторник, и садовника, который собирался появиться через неделю, чтобы обрезать деревья в саду перед зимой. А потом она, как обычно, спросила, не нужно ли привезти что-нибудь из дома в Лондоне.
— Почему бы не привезти десертные вилки, моя госпожа? Гостей вы там уже больше не принимаете, а здесь они бывают у нас все чаще. Разве не стыдно держать такое красивое серебро спрятанным?
— Хорошая мысль. — Сабрина подумала, что постепенно вещи перемещаются на запад, с Кэдоган-сквер в Эванстон. И так же леди Лонгуорт мало-помалу превращается в Стефани Андерсен.
— Да не забудьте еще про кастрюлю для варки рыбы, моя госпожа, у меня ей бы нашлось применение.
Сабрина рассмеялась.
— Не потащу же я через океан кастрюлю для варки рыбы! Купите себе новую, миссис Тиркелл. Странно, что вы до сих пор этого не сделали.
— Некоторые вещи настолько привычны и необходимы, что успеваешь к ним привязаться. Хотя, конечно, к новой кастрюле я тоже привыкну.
Не так уж много времени нужно, чтобы привыкнуть к новому, думала Сабрина, подходя все ближе к «Амбассадорз». Она чувствовала, что уже скучает по Гарту и детям, несмотря на то, что самолет приземлился только сегодня утром. Но в то же время она привязана к Европе, где они со Стефани выросли. Жизнь у них была, как у кочевников. Они переезжали из одного города в другой всякий раз, когда отец получал назначение в новое посольство. Они выучили многие европейские языки, в том числе — английский, и разговаривали на них с легким, неуловимым акцентом. За эти годы они стали знатоками антиквариата и прикладного искусства, и когда в свободные дни после обеда они бродили с матерью по дворцам и старинным замкам, открытым для посетителей, или по магазинам где-нибудь вдали от людных мест, то почти всегда выходили оттуда с покрытыми пылью руками и какой-нибудь изумительной вещицей. Мать стирала с нее пыль, и взору открывалась ее красота, ее ценность, скрытые прежде.
Потом отца назначили послом США в Алжире. Родители решили, что в этой стране девочкам-американкам находиться слишком опасно, и отправили их учиться в среднюю школу «Джульет» в Швейцарии, где Сабрина жила в одной комнате с Габриэль де Мартель, а Стефани — с Диной Хэпперн. Во время учебы они удостоились наград за умение танцевать и фехтовать. В последний год учебы они сильно, до слез поссорились из-за того, что Стефани все время ощущала себя тенью Сабрины. Та затмевала свою сестру эффектной манерой поведения и склонностью к приключениям.
Окончив школу, они расстались. Стефани поехала учиться в Америку, в колледж Брин-Мор, а Сабрина — в Париж, в Сорбонну. Они вновь открыли друг друга позже, когда Стефани уже была замужем за Гартом, а Сабрина — за Дентоном, с которым потом развелась. Связывающие их узы были слишком прочны. Каждая чувствовала в сестре свою вторую половину, и невозможно было расставаться надолго. В последующие годы они не раз бывали друг у друга в гостях — в Америке и в Лондоне — и часами разговаривали по телефону. И вот в прошлом году они решили присоединиться к группе торговцев антиквариатом, собравшихся в Китай. Там, вдали от привычной обстановки, Стефани — именно Стефани, которая была менее склонна к авантюрам, — пришла в голову эта мысль: поменяться местами.
Такая простая мысль, такая невинная шалость. Неделю они запоминали подробности из жизни друг друга. В последний день поездки в гонконгском отеле они поменялись одеждой и багажом. Сняв кольцо, Стефани отдала его Сабрине. Они обменялись ключами от домов. А потом каждая поехала к себе, в свой новый дом.
Вот я и дома, подумала Сабрина, поворачивая ручку входной двери «Амбассадорз». Еще недавно это был не мой дом, а дом Стефани. Но теперь — это место, лучше которого у меня никогда не было. Другого дома мне не надо. Отворив дверь, она вошла в магазин, где было тепло и царил мягкий полумрак, и остановилась, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте после яркого дневного света.
— Миссис Андерсен! — окликнул ее Брайан, делая шаг навстречу. — Прошу прощения, миссис Андерсен, мы все никак не привыкнем, что это вы. Назовись вы леди Сабриной Лонгуорт, воскресшей из мертвых, и я бы поверил вам.
— Да, Брайан. — Она принялась расхаживать по магазину словно покупательница. Помещение было стилизовано под салон восемнадцатого века — длинное, узкое, с окном квадратной формы, выходящим на улицу, стены обшиты темными дубовыми панелями, потолок украшен лепным орнаментом в форме восьмигранников. Сабрина обошла все помещение и, остановившись в центре, обвела взглядом мебель, изучая расстановку всяких безделушек на полках и проверяя освещение.