— Не важно, какие имена носят боги, — пробормотал Франц Эккарт.
Жанна с любопытством повернулась к нему. Но он смотрел на небо.
Через три недели Иннокентий VIII внезапно занемог. Три дня спустя гонец из Рима известил об этом епископа Гейдельбергского, который приходился двоюродным братом графине Гольхейм. В замке новость узнали быстро, двадцать пятого июля 1492 года, иными словами — в тот день, когда владыка христиан предстал перед своим Творцом.
Известие сопровождалось ужасающими рассказами о неком еврейском враче, который попытался спасти больного, перелив в его изношенные вены кровь троих молодых людей, вскоре скончавшихся. Итак, вместо одной смерти произошли четыре.
Все вспомнили о предсказании Франца Эккарта.
Потрясенный Франсуа зашел к нему в павильон. Был полдень, душная жара предвещала грозу.
— Что вас так взволновало, отец? — спросил Франц Эккарт. — Один папа умирает, его сменяет другой, который тоже не вечен. Вы никогда не увидите последнего из его преемников.
Франсуа безмолвно и тревожно смотрел на молодого человека:
— Ты увидел это в звездах?
— Если бы я знал заранее, что вы так расстроитесь, придержал бы язык. Прошу вас простить меня за нескромность.
— Речь идет не о моем расстройстве или твоей предполагаемой нескромности, но о тех вещах, которые ты угадываешь по звездам. Ты, стало быть, проник в тайны Господа?
— В своей бесконечной доброте Он, видимо, позволяет мне получить крупицу его бесконечного знания.
— Ты знаешь, что рискуешь быть обвиненным в колдовстве?
— Хочу надеяться, что Господь подобного не допустит, а люди поймут, что в моих исследованиях нет ничего злокозненного.
Франсуа помолчал, стараясь проникнуть сквозь бесстрастную маску сына, в котором находил все меньше сходства с собой.
— Ты сознаешь, какой властью обладаешь?
— Все согласятся, что я использую ее весьма скромно, — с улыбкой ответил Франц Эккарт, обводя рукой свое жилище.
— Что еще ты увидел?
— Про нынешний год я говорил вчера. Папская власть пострадает из-за безобразных выходок сына нового папы. И будут открыты земли за Геркулесовыми столбами. Наконец, в ближайшем будущем французская корона после эфемерных успехов окажется в очень неприятном положении. Она потеряет захваченные территории.
— Какие территории?
— Те, которые она намеревается захватить по другую сторону Апеннин.
— Ты уверен?
Молодой человек снова улыбнулся:
— Мессир отец мой, я говорю то, что видел или что мне почудилось.
Франсуа вспомнил об обращенных к Жозефу и Феррандо настойчивых просьбах лионских банкиров, которые занимали огромные суммы, чтобы дать возможность Карлу VIII отвоевать Неаполитанское королевство, потерянное владение Рене Анжуйского, причем банкиры эти уже собрали сорок пять тысяч золотых экю, обещанных Генриху VIII, королю Англии, дабы тот держался в стороне от Нормандии и Бретани. Предсказания Франца Эккарта имели практическую ценность. Ни один человек, сколь бы он ни был богат, не согласится рисковать деньгами в деле, обреченном на провал.
— Я должен немедленно предупредить Жозефа, — объявил он, покидая павильон.
К удивлению Франсуа, Жозефа не пришлось долго убеждать в справедливости предсказаний Франца Эккарта; покойный Жак де л'Эстуаль, его старший брат, внушил ему уважение к этой таинственной сфере: некоторые избранные люди обладают способностью видеть основу Великого ковра. Посовещавшись, оба решили послать письмо Феррандо и объяснить ему, что, несмотря на внешнюю привлекательность предложения, мудрость советует воздержаться от поддержки деньгами военных предприятий французской короны в Италии. Они знали, что Феррандо удивится и попадет в неловкое положение: Сассоферрато были вассалами герцогов Сфорца, а Лодовико Сфорца по прозвищу Моро считался союзником короля Франции. Но неловкость лучше, чем потерянные займы.
В сумерках Об направилась к павильону Франца Эккарта. Превратности брачных союзов привели к тому, что тетка и племянник оказались ровесниками, при этом они почти не знали друг друга. Она находила его красивым; ей казалось, что он относится к ней благожелательно.
Об несла ему горшочек с засахаренными фруктами. И была очень разочарована, не застав его в павильоне. Медленным шагом она двинулась обратно. Взор ее блуждал по окрестностям. Возможно, Франц Эккарт пошел прогуляться, но она не видела его на тропинках, ведущих к замку. Назойливое карканье заставило ее поднять голову. Стычка между воронами. Возвращаясь, она вдруг заметила чей-то силуэт на вершине ближайшего холма и стала вглядываться в него. Черные волосы разлетались на ветру: она была почти уверена, что этот человек — Франц Эккарт. И решила подняться на холм. Запыхавшись, не отрывая глаз от тропы, чтобы не упасть, она слишком поздно взглянула на молодого человека. Он стоял всего в двадцати шагах от нее, причем полностью обнаженный. Это Франц Эккарт? Или какой-то безумный крестьянин?
Она замерла.
И тут увидела перед Францем Эккартом — ибо это был именно он — какого-то зверя. С первого взгляда, еще затуманенного изумлением, ей показалось, что это собака. Но это был лис.
Франц Эккарт непринужденно поднялся, и она убедилась, что не ошиблась — на нем действительно не было никакой одежды. Встал же он, чтобы натянуть штаны.
Он ее заметил — ради нее и решил прикрыть наготу. Она неуверенно приблизилась, испытывая одновременно и любопытство и смущение. В конце концов, подойти надо — повернуть назад было бы трусостью. Он следил за ней с улыбкой, его босые ноги утопали в траве.
Лис, тоже ничуть не испуганный, наблюдал за Об, устремив к ней блестящий нос и влажный взгляд. От этого она еще больше растерялась.
— Здравствуй, Об, — сказал он, ничуть не смутившись. — Ты пришла составить мне компанию?
Она не слишком убедительно объяснила, что хотела отнести ему в павильон горшочек с засахаренными фруктами, который по-прежнему держала в руках. Он взял его, снова уселся и предложил ей сесть рядом.
Лис никуда не ушел — и тоже сел. Об почувствовала себя лишней.
— Я тебе помешала, — пробормотала она.
— Нисколько.
Она взглянула на его белый обнаженный торс и босые ноги. И наконец, решилась сесть.
— Ты так отдыхаешь от работы? — спросила она.
— Напротив, я стараюсь вообще не отдыхать, — ответил он. — Я работаю здесь.
Она поискала взглядом книгу или перо — и ничего такого не увидела. Это и в самом деле был необычный юноша.
— Судя по тому, что я слышала, работа у тебя утомительная. Он улыбнулся:
— Когда работа утомляет, причина не в ней, а в том, кто работает. А мне повезло. Нужно быть полным ничтожеством, чтобы утомляться от звезд.
— Но ведь днем их не видно?
Он расхохотался:
— Да, это верно. Точно так же дело обстоит с истиной. Ее можно увидеть только в темноте.
— Но в таком случае как же ты работаешь?
— Работать можно и головой, Об.
Это было уже слишком. И зачем только захотела она увидеться с Францем Эккартом?
— Этот лис очень дружелюбен, — сказала она, чтобы переменить тему.
— Почему бы ему не быть дружелюбным? Он и есть друг. Ведь ты друг, Ренар,
правда? — обратился он к зверьку.
Лис поднял голову. Франц Эккарт протянул руку: он подошел, и юноша стал гладить его по спинке. Лис вытянул голову и закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ласковой руки. Франц Эккарт протянул указательный палец, и он деликатно прикусил его с явным намерением поиграть; потом лег на спину, стал кататься по траве и дрыгать лапами. Франц Эккарт пощекотал ему брюшко.
Об была зачарована. Обнаженный юноша на холме гладит лиса! Ее племянник! А ведь она совершенно не знает его!
— Одиночество тебя не тяготит? — спросила она, сознавая всю неуместность своих слов.
— Напротив, оно делает жизнь легче, — со смехом ответил он. — Возможно, мне стоило бы вывесить на дверях моего павильона записку с объяснением, что мне чужды обычные человеческие потребности. Я наслаждаюсь одиночеством и работой.
Не будь она его родственницей, решила бы, что ее гонят.
— Ты пришла поговорить со мной об одиночестве? — спросил он с едва уловимой иронией.
— Нет. Я пришла, чтобы получше узнать Франца Эккарта де Бовуа, этого юношу, который так заинтриговал весь замок Гольхейм.
— И тебя тоже.
— И меня тоже, — согласилась она. — Я не соблазнять тебя пришла, Франц. Я знаю, что двое могут любить друг друга, не ложась при этом в постель, такое часто случается. Я твоя тетка и обручена с другим.
— С Карлом фон Дитрихштайном, — сказал он.
Квадратный молодой человек, племянник маркграфа Бранденбургского, рыцарь и наездник, который больше времени проводил в обществе лошадей, чем себе подобных. Что уж говорить о женщинах! Франц Эккарт видел его в замке, когда он являлся ухаживать за Об… на свой манер. Действительно, этому юноше пора было жениться.
— Я пришла, чтобы ты хоть немного просветил меня, — продолжала она.
Юноша открыл горшочек, протянул его девушке. На слова Об он словно не обратил внимания и кинул кусочек сладкого абрикоса лису, который поймал лакомство на лету и проглотил, прикрыв глаза от наслаждения.
— Мыслить, — ответил, наконец, Франц Эккарт, — значит всегда держать дистанцию. Отрешиться от всего, что волнует людей. Я к этому стремлюсь как умею. Следовательно, я не смогу быть приятным такой девушке, как ты, ибо тебя, напротив, привлекают радости жизни и тебе вряд ли захочется отказаться от них.