На поляне, возле стен завораживающего, магического, древнего сооружения находились лишь мы двое. Я посмотрела на себя, и, к своему удивлению, обнаружила, что на мне не оказалось белого, рабочего халата Психиатрической Больницы штата Иллинойс №14. Не обнаружилось также шрамов и рубцов. Моя кожа напоминала хрупкий и нежный, бледный фарфор, не побитый, не искалеченный насильственными действиями человека, который сейчас держал меня за руку.
Вместо халата на мне оказалось голубое шелковое платье с корсетом, плотно облегающим бедра. Подол струился шелками, ниспадая до земли. На ногах моих обнаружились светло-голубые туфельки на маленьком каблуке с блестками.
— Но как? — Я обернулась к сопровождающему меня графу-вампиру, изумленно взглянув на него.
— Ничего удивительного, Лора. Ты была самой могущественной ведьмой нашего мира. Природа чувствует твое возвращение. Твоя земля признает тебя и выражает свое почтение таким образом. Излечивая раны, удивляя нарядами…
Модель платья оставляла плечи открытыми, но я не ощущала холода. По коже блуждал теплый летний ветерок. Я чувствовала себя так умиротворенно и спокойно, как никогда ранее. Мои длинные волосы, завитые в тугие локоны, были забраны в высокую прическу, и, спадая на спину, так искрились в лучах несколько секунд назад пробившегося сквозь тучи солнца, что слепили глаза. Золотые серьги с темно-синими сапфирами и перстень с лазуритом на среднем пальце правой руки удачно дополнили картину наряда. Но больше всего здесь удивляли даже не чудеса преображения, а ощущение того, что в этом мире возможно все.
— Добро пожаловать домой. Половину тысячелетия спустя мы, наконец, дома. Вместе… Ради этого стоило продать душу и обречь себя на превращение в чудовище.
Владислав нежно посмотрел на меня. А в глазах его блестели искорки смеха. Он говорил о превращении в монстра, шутя. Он знал, что все, кто здесь находится, прекрасно знали, что его устраивает жизнь проклятого существа. Более того, он гордится тем, кто он есть. Глядя на него сейчас: на обезоруживающую улыбку на тонких и бледных губах; на пряди волос, спадающие на невыносимо прекрасное лицо; на искру жизни и улыбки в глазах, трудно было вообразить, что он — вампир, существо, внушающее и изводящее ночными кошмарами, пьющее кровь и, время от времени, обращающееся в нетопыря. Он был идеален до безбожности, но идеален порочно. Каждый взгляд в его сторону заставлял пробуждаться зверя во мне самой. Голодного, ненасытного, жаждущего… С той же страстью, что он желал крови и ужаса в глазах жертвы, я желала его. Он так легко читал мои мысли, что я отвернулась, чтобы он не заподозрил, о чем я думаю. Порочно и неправильно. Но я не хотела, чтобы человек, которого я вижу всего лишь второй раз, догадывался, что стал моей Вселенной…
Окна замка выходили на поляну, о которой я уже упоминала. За нашими же спинами расположился огромный, по своим масштабам, черный, и, достаточно, неприветливый лес. На самой его опушке обосновалась крошечная каменная пещерка. За грядой деревьев, не внушающих особого доверия, тянулся в обе стороны от самой высокой своей точки гребень Карпатских гор, уходивший пиками высоко вверх. Взошедшее солнце ложилось на него своими утренними лучами, заставляя искриться и блестеть радугой самоцветов. Я восхищенно вздохнула и замерла.
Насколько хватало обзора, по другую сторону замка не оказалось ничего выдающегося: старая полуразрушенная мельница, пятнадцатого века постройки, небольшая деревушка из покосившихся старых и ветхих домов…
Трансильвания — райский и запретный уголок Румынии, куда еще не проникла цивилизация и ее модерн. Здесь казалось более реальным встретить на тропинке вдоль леса проезжающую мимо карету, запряженную шестеркой лошадей. С другой стороны, то, что было обыденным для меня, здесь бы не вписалось в пейзаж. Представить автомобиль, бесшумно скользящий между вековых сосен, казалось абсурдом.
Едва достигнув дверей, я удостоилась чести наблюдать, как они сами собой растворяются, словно приглашая войти.
Все еще не отпуская моей руки, Владислав посмотрел на меня.
— Больше не будет ни страдания, ни боли. Только счастье. Здесь ты не будешь странной, никем не понятой чудачкой. Ты станешь королевой. И своего народа, и моей. Ты готова к этому? Теперь все изменится. Кончился век гонения и презрений. Любой, кто посмеет теперь сказать хоть одно нелицеприятное слово в твой адрес… Сама решишь, как его уничтожить. Больше никто и никогда здесь, в этом мире, пока я — король, не заставит тебя страдать, я обещаю.
— Я совсем не готовилась к пафосным речам, поэтому, давайте просто зайдем, Ваше Величество. — Я рассмеялась сквозь слезы, и одной рукой придерживая подол платья, другой крепко сжимая руку темного рыцаря моей жизни, переступила порог королевского замка.
Внешне замок производил неприветливое и даже угнетающее впечатление, но внутреннее его убранство поразило своей роскошью. Порядка сорока этажей. Винтовая лестница с перилами, украшенными каменными цветами, по которой было возможно подняться и осмотреть весь замок тем, кто не владел огромными и сильными крыльями. Двери, инкрустированные золотом, серебром и другими драгоценными камнями, отворялись наружу, таким же образом, как и входная, открывая взору великолепные и большие кровати под багровым балдахином, горящие золотом и серебром прикроватные столики, трюмо.
Постепенно поднимаясь по лестнице, мы, наконец, достигли шестнадцатого этажа. Миновав ряд черных дубовых дверей, мы подошли к единственной и самой большой, вырезанной из красного дерева. Граф слегка коснулся ее, и она отворилась…
Внутри оказался пожилой мужчина, лет пятидесяти-шестидесяти на вид. Он вытирал пыль с прикроватного стеклянного столика. Помимо этого, в комнате оказалось трюмо с раздвижными зеркалами, зеркало в позолоченной раме от пола до потолка на противоположной от окна стене, внушительных размеров кровать на золотых ножках, спинка которой была украшена, как и лестница, каменными розами. Вдобавок к этому убранство комнаты завершало бархатное алое покрывало на кровати.
Услышав звук открываемой двери, пожилой мужчина обернулся. На его лице отобразились одновременно изумление и страх, смешанные с безумным поклонением, едва он увидел своего повелителя.
— Ваше Величество! — Седовласый дворецкий рухнул ниц под ноги графа. — Не могу поверить! Вы вернулись! Но… Как это возможно?
— Встаньте с колен, Роберт. — Мягко и властно произнес Владислав. — И принесите завтрак для юной леди. С дороги она очень проголодалась, вдобавок к этому, она не ела уже два дня.
Я почувствовала себя неловко, ведь дома я привыкла обслуживать себя сама, и, бросив робкий взгляд на Роберта, произнесла.
— О, право, прошу Вас не беспокоиться. Я совсем не голодна.
— Я все же настаиваю на том, чтобы Вы позавтракали, Миледи. — Требовательно произнес граф, прищуренно исподлобья глядя на меня. — От того, насколько Вы будете сыты, зависит то, насколько буду сыт я, поэтому я, пожалуй, вынужден принудить Вас к здоровому питанию.
Роберт поклонился, и, вжав голову в плечи, вышел из комнаты. Краска моментально ударила мне в лицо. Определенно, у короля этого мира не было совести. Ни на грамм. Он при своем же дворецком объявил, что намерен мной питаться. И не в качестве шутки, а совершенно серьезно. Вряд ли в замке были люди кроме меня. Вряд ли он желал выходить на охоту в первый же день возвращения домой… Я не понимала, как в нем уживалась эта двойственность. Одновременно он питал ко мне некие нежные чувства. Он с трепетом, хоть и едва заметным, брал меня за руку, касался моего лица, почти любовно убирая волосы, гладил тыльной стороной ладони мою щеку. Но и тот, кто насылал на меня кошмары каждую ночь, он, эта его темная сторона никуда не делась. Этот Владислав был готов на все, чтобы иметь возможность брать меня и мою кровь, когда ему захочется. Оставлять шрамы и улыбаться мне в глаза, вскрывая мои вены. Он получал все, что желал. И это была непреложная истина. Потому что ступившие за грань вампиризма уже с трудом ощущают и понимают, что такое душа, которая скорее, присуща смертным, нежели бессмертным, потому что сама суть души в ее смертности. Для тех же, кто живет вечно, она — бесполезный и слишком тяжелый груз. Подав голос, граф вывел меня из раздумий.
— Это моя комната. — Тихо произнес он, опустившись на кровать и коснувшись ладонью алого бархатного покрывала. Он видел, что я слежу за движением его руки, и поэтому сдавил ткань так, что я едва не задохнулась. Будто это было мое горло. Усмехнувшись, он продолжил. — Теперь она принадлежит и тебе.
Я не уловила, сказал он это о комнате или же о кровати, глядя на которую, я внезапно почувствовала невыносимую усталость. Она невероятно манила своей мягкой пуховой лебяжьей периной прилечь и уснуть. Гробовым сном.
— Если честно, я ожидала, увидеть гробы вместо кровати. — Вжав голову в плечи, тихо и неуверенно произнесла я.
— Гробы… — Владислав снова усмехнулся. — Мой гроб в подвале замка. Там я проводил сотни дней в одиночестве, пока спал один. Кровать здесь, как исключение, для тебя. Но если ты не страдаешь клаустрофобией и не против присоединиться ко мне в подвале, я могу и тебя в гроб засунуть. Ты же знаешь, милая. Чувствуешь, что твой страх, который сейчас сдавливает тебе виски, потому что ты боишься смерти, твои муки забавляют меня и делают сильнее. Я — хищник. Каким бы мягким я, порой, ни казался, ты прекрасно понимаешь, что меня не изменить и не исцелить. Человеческие эмоции насыщают меня почти так же, как и кровь. А твои эмоции… — Он крепко сжал пальцами мой подбородок. — Это пик райского наслаждения. Чувствовать твою любовь, наивность, неиспорченность… Это храм для зверя.
Он склонил голову к моей шее, пока я судорожно пыталась заставить себя унять дрожь в руках, но в это мгновение раздался стук в дверь. Резким движением граф усадил меня к себе на колени прямо на глазах дворецкого. Тот опустил взгляд в пол, а поднос с завтраком на стол. Нежнейшее белое мясо куропатки, приправленное тмином, аккуратные ломтики отварного картофеля с добавлением мускатного ореха, форель, и на десерт — чашка горячего латте и шоколадный мусс. Я скупо улыбнулась, насколько хватало смелости, учитывая свое положение. Меня стесняло, что я оказалась на коленях у мужчины, наличие прислуги, а также то, что мне подают завтрак.
На лбу у Роберта выступила испарина. Он затравленно косился в сторону графа, он боялся.
Чашка с латте предательски соскользнула с подноса практически у самого стола, и, упав ему под ноги, пролилась на персидский ковер.
— Боже мой, Роберт, Вы не обожглись? — Я вырвалась из крепкого обхвата рук вампира и, подбежав к дворецкому, наклонилась, чтобы поднять чашку. Моментально вскочив с кровати и оказавшись рядом со мной, граф резко дернул меня за руку, заставив распрямиться, и закатил глаза.
— Что ты делаешь, Лора? Никакой демократии. Никакого якшания с прислугой. Над преображением в королеву, видимо, придется еще работать и работать. В этом перерождении тебе черствости характера не досталось. Значит, придется ломать эту мягкость, как шею кукле.
Он определенно знал все мои мысли. Сравнение с кукольной шеей пришло мне в голову еще в больнице, когда впервые увидела его. На редкость, неприятным обстоятельством стала его постоянная прописка в моей голове.
Я выдернула руку из захвата вампира и холодно посмотрела на него. — Он просто человек. Любой совершает ошибки. Мир не из идеальных людей состоит.
Опасный огонь сверкнул в глазах Владислава наряду с внезапной вспышкой ярости, которую вызвала моя непокорность. Вдох-выдох. Он взял зверя в себе под контроль и улыбнулся.
— Это точно ты, Рита. Этот непокорный характер и острый язык заставили меня влюбиться без памяти в пятнадцатом веке.
И уже, когда дворецкий покинул комнату, он добавил. — Но сейчас не пятнадцатый век. Тот влюбленный мальчик умер, чтобы смог родиться я. Запомни, не стоит провоцировать меня и перечить мне при прислуге. Понимаешь?
Он сгреб меня в охапку, сжав мою талию в своих руках. — Понимаешь, птичка?
— Мне извиниться? — Я наивно посмотрела ему в глаза и как бы невзначай коснулась рукой своей шеи и открытых, незащищенных плеч. — А, может, я уже прощена, Ваше Величество?
— Принимаю извинение от твоих вен и артерий. — Улыбнулся он.
— Они подумают над этим. — Я закусила губу, склонив голову набок и коснувшись пряжки ремня с эмблемой Ордена Дракона. Расстегивая ремень, я улыбнулась в ответ, глядя ему в глаза. — Думаешь, у меня слишком мягкий характер? Я умею и жестко играть.
— Твой завтрак остывает. — Граф изогнул бровь и вопросительно посмотрел на меня.
— Меня изводит голод другой природы. Поэтому, мне плевать.
Мгновение он смотрел мне в глаза, затем просто отшвырнул меня на кровать, осторожно опустившись сверху и зажав мое лицо в ладонях. — Наедине, можешь вести себя, как хочешь, ведьма. Любой каприз…
Последнюю неделю моего человеческого существования мы очень редко выходили из спальни. Голод, страшный нечеловеческий голод по единению душ и тел швырял нас в объятия друг друга. Сбросив маски своих человеческих лиц и отдавшись инстинктам животных внутри себя, мы готовы были разорвать друг друга. Уничтожение, поглощение и похоть. В каком направлении скрылась та непорочная половина моей души, о которой он так часто любил говорить, я не имела представления…
Тридцать первого мая две тысячи четвертого года граф сделал мне предложение. Он не вставал на одно колено, не давал клятв, а просто произнес, глядя мне в глаза.
— Лора Уилсон. Окажешь мне честь стать моей женой?
Я коснулась его лица, и, прижавшись своим лбом к его, закрыв глаза, прошептала. — К чему эти вопросы. Ты и без них знаешь, что я твоя. С первого взгляда, с первой встречи я проклята тобой. Я не могу без тебя. Больше не смогу. Я стану твоей женой, только пообещай мне, что это навечно. Пообещай, что никуда не денешься, не исчезнешь, не пропадешь, не бросишь. Я боялась влюбляться в тебя, но ты настоял и не оставил мне выбора. Теперь, не смей исчезать. Если тебя не станет, я просто сойду с ума.
— Я никуда от тебя не денусь. — Он коснулся моей щеки. — Ты зря боишься меня потерять. С сегодняшнего дня и до скончания веков. Мы будем жить вечно.
— Я согласна…
Золотое кольцо с бриллиантом в десять карат стало продолжением моей руки. Спиной ощущая шелковые простыни, я сгорала дотла от жадных поцелуев, обжигающих адским пламенем мою шею и плечи.
— Обещаю. Навечно. — Произнес он. Острые клыки, едва коснувшись кожи, вонзились в яремную вену. Сделав пару глотков, граф отстранился и посмотрел на меня. Взгляд длился всего несколько мгновений. Затем грубым и отточенно быстрым движением рук вампир сломал мне шею…
====== Глава 5 – Пробуждение от человечности ======
II. БЫТЬ ВАМПИРОМ
ГЛАВА 5 — ПРОБУЖДЕНИЕ ОТ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
И не знала ее жажда крови границ. Желание убивать стало вторым дыханием. Чистая сердцем при жизни, в смерти она обратилась к тьме.
Я горела…
Постаравшись пересечь закипающий океан огня внутри и снаружи, вынырнуть в прохладную атмосферу и пошевелить хотя бы пальцем, я обнаружила, что ничего из этого у меня не выходит, и, издав крик не то боли, не то отчаяния, замерла, окончив тщетные попытки. Я не смогла даже открыть глаза. Веки будто стали каменными и невыносимо тяжелыми. Обоняние включилось раньше всех остальных органов чувств. И не просто включилось. Оно будто запустилось в работу на двести процентов. Я вдохнула, превозмогая боль от жара и электрического тока, пронзавшего все мое тело. В воздухе повис запах чего-то неземного. В этом запахе переплелись земля и небо, огонь и ветер, голод и насыщение. Этот волшебный запах увлекал за собой мое сознание, и я уже почти приготовилась следовать за ним, но, не без труда, одернула себя и снова втянула воздух в легкие. В комнате летали и кружились и другие запахи: сандал, запах древесной коры, лаванда, едва ощутимый запах разложения. Здесь безумно вальсировали и трепещали также запахи и совсем иной природы: сероватый запах страха, заряженный ярко-оранжевым выбросом адреналина, запах страсти, алыми огоньками отплясывающий чечетку на поверхности сознания, темно-багровый и вязкий, тягучий, словно сорная топь, запах вожделения и обсидианово-черный без единого вкрапления другого цвета запах смерти. Смерть. Да, это определенно смерть. Она была здесь повсюду. Ползала по полу, как змея, взбиралась на стены, как вор, кружилась под потолком, как привидение. В этой комнате кто-то умер. И судя по запаху, не меньше, чем полчаса назад. Кто? Запах почившего был слишком знаком. Будто я ощущала его возле себя всю свою жизнь. Я… Это был мой запах. Я умерла…