Андрей РодионовПослушник
Пролог
25 декабря 1415 года, Франция, местечко Азенкур: английский леопард топчет золотые лилии.
Все закончилось в 1803 году, когда с герба Великобритании по?тихому пропали золотые лилии. Четыреста пятьдесят лет английские короли спали и видели, как воцаряются во Франции, девятнадцатый век развеял сладкие грезы и мечты. Ни к чему стало хранить символ королевства, бесследно сгинувшего четырнадцать лет назад. Кому теперь интересны неудачники Бурбоны с их фамильными цветочками?
Тем более что Первый консул республики вот?вот провозгласит себя Императором; начнет, злодей, новую династию. Бойкий коротышка упорно не принимает мирного экономического соревнования, знает, умник, что так с британцами не справиться. А потому Бонапарт рвется в открытую драку с Британией, грозя англосаксам тотальной войной.
Словом, в последующие годы с Европой столько всего случилось, приключилось и произошло, что забыли о главном: лилии?то с герба убрали, что дальше? На самом деле толком ничего и не закончилось, а Столетняя война длится до сих пор, ведь мира Англия с Францией так и не заключили.
Поставим вопрос иначе – с чего все началось?
Кое?кто полагает, что с нормандского герцога Вильгельма Бастарда, впоследствии прозванного Завоевателем. Добрый друг и кузен Эдуард Исповедник, последние годы жизни скрывавшийся у Вильгельма, умирая, завещал герцогу все английское королевство. Человек робкого характера и мечтательных устремлений, сам Эдуард не имел никакого призвания к царствованию, явно побаиваясь буйных верноподданных.
Мало того что беспокойные соседи – полудикие валлийцы, скотты и ирландцы – то и дело пробовали границы на прочность, так еще и собственные бароны ни в грош не ставили законного государя. Непочтительные вассалы эдак нехорошо поглядывали на сюзерена, будто уже примеривались, как будут резать горло. Оттого король чувствовал себя на редкость неуютно, по дворцу передвигался нервно оглядываясь и всякий раз вздрагивал, когда к нему громко обращались. О нет, Эдуард вовсе не испугался, просто он не хотел вводить в искушение истинных католиков и добрых сынов Церкви, а потому быстренько перебрался на материк.
Да ну их к дьяволу, этих вечно недовольных англов, бриттов и саксов. Зато как по?царски Эдуард смог одарить властолюбивого кузена! И то сказать, почему бы на прощанье не сделать приятное хорошему человеку. Но что в этом мире достается легко? Пожалуй, только неприятности. Надменные английские бароны нагло проигнорировали последнюю волю покойного, да и видели законного государя британцы так давно, что многие успели основательно подзабыть о его существовании. В пику объявившемуся «наследничку» лорды выдвинули из своей среды некоего графа Гарольда, чистокровного сакса, тут же провозгласив его королем.
– Как же так, – изумлялся потом Вильгельм, – у меня тут и бумажка соответствующая имеется, все чин по чину: сверху написано «Завещание», а вот эти три крестика внизу – личные подписи свидетелей, заверенные баронскими печатями.
Но словами делу не поможешь, а потому в 1066 году французские рыцари Вильгельма, лучшая европейская тяжелая конница, столкнулись близ городка Гастингс с гвардией свежеиспеченного английского короля Гарольда. Британский торопыга так спешил вышвырнуть вон наглого захватчика, что не стал дожидаться идущих со всей Англии подкреплений, а целиком положился на отвагу преданных гвардейцев. И, как оказалось, зря. Не в том смысле, что верные как псы саксы хоть на мгновенье дрогнули перед какими?то заезжими лягушатниками; англичанам хватило отваги красиво умереть, но требовалась?то от них победа!
А ведь всего тремя неделями раньше гвардейцы перемололи войска еще одного претендента на престол, норвежского короля Харальда Храброго. Прознав о ничейном троне, тот велел немедля венчать его на царство, а чтобы показать, что шутки с ним неуместны, захватил север Англии. Прекрасно помня былые «художества» северных соседей, что на протяжении добрых пятисот лет грабили, жгли и насиловали в полное удовольствие, саксы поднатужились и как следует удобрили скандинавами поля родной Британщины.
Харальду Храброму из всего вожделенного острова досталось только семь футов земли под могилку. Из трехсот битком набитых воинами драккаров обратно на север отплыли лишь двадцать четыре, на каждом – не более трети команды. С тех пор в Европе про викингов никто не слыхал, да и берсерки как?то разом перевелись.
Нормандец подошел к делу гораздо основательней. Вильгельм готовился к завоеванию целый год, под крыло герцога стеклись все бродячие европейские рыцари, лишенные наследства третьи сыновья и откровенные наемники. Десять тысяч воинов переправились через Ла?Манш вместе с Завоевателем. Надо сказать, что пошедшие за ним не прогадали: потомки выживших в смертельной мясорубке под Гастингсом и поныне правят Британией.
Семь раз Вильгельм лично водил бравых шевалье в смертоубийственные атаки на мечи и копья лучшей тяжелой пехоты Европы, а укрывшиеся за спинами гвардейцев британские лучники били рыцарей в упор, и свист каждой из тяжелых стрел, проламывающих французские кольчуги, отзывался в ушах герцога траурной музыкой.
Раз за разом лучники выкашивали сотни рыцарей, прежде чем тем удавалось хотя бы добраться до гвардейцев, засевших на вершине Тельхэмского холма. О, тот зеленый холм впитал немало французской крови, прежде чем копыта тяжелой рыцарской конницы безжалостно растоптали гвардию английского короля. Сбылась стародавняя мечта викингов, и потомок их покорил туманный Альбион. Разумеется, все началось с Вильгельма, тут и спорить не о чем: редкому герцогу удается захватить целую страну, начать новую династию и изменить судьбы Европы.
Впрочем, некоторые винят потомка Вильгельма, английского короля Эдуарда III. Кто?то скажет: «Тяжелая наследственность» – и не ошибется. Имея нежную маму, за добрый нрав и ангельский характер широко известную в тогдашней Европе как «Французская волчица», а также папу весьма сомнительных наклонностей (их в простом народе не мудрствуя называют «греческими»), немудрено слегка подвинуться в уме. Тем более когда знаешь, что королем стал лишь оттого, что мама приказала казнить отца особенно мучительной смертью. В четырнадцать лет Эдуард надел корону Англии, тогда многие считали его человеком здравого рассудка, к пятидесяти годам таковых осталось совсем мало.
Честолюбец возжелал владеть сразу и Англией, и Францией, на что имел несомненное право. По закону людскому и божьему, после смерти бездетного дяди Карла IV, французского короля и последнего из нескладной династии Капетингов, именно Эдуард должен был получить во владение еще одну страну, нацепить еще одну корону.
Но французские вельможи с некоторой брезгливостью отвергли заморского племянника, чуть не в глаза назвав потрясенного Эдуарда «заморышем» и «дерзким молокососом». Часть присутствующих с громким хохотом предлагала спустить с «волчонка» шкуру и сделать коврик. Проголосовали же они за двоюродного брата покойного короля, французского графа Филиппа де Валуа.
Вот так в 1328 году у Франции появились сразу и новый король, и смертельный враг. Эдуард III молча проглотил оскорбление, но дерзко поместил на королевский герб Англии золотые лилии французского королевского дома. Как говорится, что мое – то мое, а что твое – тоже мое. Золотой леопард в окружении золотых лилий смотрелся авангардно и даже чем?то вызывающе, но ни один из членов Королевской коллегии герольдов не осмелился сделать замечание раздосадованному сюзерену. Кто же кусает руку, что кормит досыта, а поит допьяна!
Чего только не натворил повелитель маленького провинциального острова у западной оконечности материка за свою бурную жизнь! Кипучей энергией и планов громадьем Эдуард весьма и весьма напоминает некоего Петра, что через три с половиной столетия так же самозабвенно будет с другого конца рубить окно в Европу. Король запретил вести делопроизводство в стране на французском языке, как то было принято со времен Вильгельма, а при Сент?Джеймском дворе стало модным говорить на английском, который до того считался исключительно языком черни.
Смертельно обидевшись на Папу Римского за то, что тот не поддержал его притязаний, Эдуард запретил отсылать в Рим церковные подати. Огромные деньги (а Папе причиталось в пять раз больше, чем шло налогов королю Англии) он положил в свой карман. Кардинальная реформа армии, первое и весьма успешное применение артиллерии в боях с французами, да всего просто не перечислить!
Даже орден Подвязки, в те далекие времена высшая государственная награда Англии, обязан своим существованием Эдуарду. Как?то на пышном балу очередная фаворитка нечаянно обронила интимную деталь туалета, вызвав поток малоприличных шуток со стороны дворян. Вертевшийся рядом король не растерялся, а находчиво подхватил с пола пропажу и демонстративно прикрепил на плечо.
Немедленно бал прервали, в наступившей гробовой тишине Эдуард громогласно объявил, что отныне орден Подвязки будет высшей наградой, фактом обладания которой будут гордиться лишь самые достойные и родовитые, общим числом – двадцать четыре. Так оно и получилось, причем иностранные государи просто рвались надеть голубую орденскую ленту. Красовалась в том блестящем строю и пара российских императоров.
Правда, сплетники шушукались, что все было ловко подстроено, ведь юная графиня Солсбери ранее не замечалась в нечаянной утрате лифчиков, трусиков и чулок. Если дело, разумеется, происходило не в алькове или королевской опочивальне. Мол, Эдуарду всего лишь потребовалось, чтобы рождению нового ордена сопутствовала красивая и галантная легенда. Но ответьте, бога ради, обошлось ли хоть одно событие в истории человечества без злых языков, язвительных комментариев и завистливых шепотков?
Вплотную занявшись обустройством Англии, Эдуард не забыл и про французскую корону. Обиженный вопиющей несправедливостью и лишенный законного наследства племянник начал готовить ответный удар. Через десять лет терзаемый амбициями Эдуард III развязал?таки Столетнюю войну, что принесла неисчислимые беды и страдания обоим народам. История двух государств – запутанный клубок из тысяч переплетенных между собой людей и событий, битв и открытий. Англия и Франция – стержень Европы, собственно, они и естьЕвропа: то верные союзники, то смертельные соперники.
А посему имеется третье, отличное от прочих мнение, именно к нему мы и склоняемся: все началось с правнука честолюбца Эдуарда, молодого короля Англии Генриха V, что в 1415 году высадил двадцатитысячное войско у «ворот Нормандии» – города Арфлер. Этим поступком король разрушил вечный мир, что страны заключили в 1396 году, а вроде бы угасшее пламя войны вспыхнуло вновь.
Главная крепость в устье Сены по праву считалась неприступной. Крепкие стены и высокие башни и так?то не просто преодолеть, а кроме того, для штурма город был доступен только с запада – по пересеченной местности, изобиловавшей соляными озерами. С других сторон крепостную стену окружали широкие бурные реки – Сена и Лезард. Все трое ворот, ведущих в город, представляли собой маленькие крепости с собственными башнями, помещениями для стражи и припасов, а еще Арфлер был окружен широким рвом, наполненным водой.
Вдобавок ко всему в городе имелись артиллерия в количестве десяти пушек (совсем немало для того времени) и многочисленный храбрый гарнизон. В центре Арфлера возвышался настоящий бастион – церковь Святого Мартина. Как и подобало в то суровое время, одна только церковь могла успешно обороняться не менее года против любого противника.
Стены твердыни были густо усыпаны арбалетчиками и мечниками, копейщиками и пращниками. В избытке имелись запасы камней, смолы и негашеной извести – лучшие «друзья» карабкающихся по шатким осадным лестницам воинов. На высокие стены высыпали жители, со смехом тыча пальцами в туповатых британцев, что осмелились появиться у ворот древнего града. Каждому здравомыслящему галлу было ясно как дважды два, что здесь пришельцы и останутся гнить.
Неприступная твердыня пала через двадцать семь дней осады.
«Нет, историческая справедливость – не просто отвлеченное философское понятие, коими так искусно оперируют искушенные придворные богословы в длинных до пят коричневых мантиях», – рассеянно думал Генрих V, по?хозяйски озирая могучие каменные стены и хмурые бастионы Арфлера.
Порыв ветра пахнул близким морем, король невольно поежился и плотнее завернулся в тяжелый плащ. Все время победоносного возвращения на землю предков лил дождь. Он рушился водопадом, моросил, падал, сыпался отдельными каплями, собираясь с силами, но не прекращался ни на мгновение. Хорошая примета, если кто понимает. А кому, как не королю, разбираться в таких вещах? Когда?то славный предок Вильгельм с этих самых земель отправился покорять земли за проливом.
Минуло триста лет, и потомки Завоевателя решили силой оружия добыть то, что по праву почитали своим. Не все шло так гладко, как хотелось бы, и однажды их сбросили в море. Но сегодня, двадцать лет спустя, король Англии Генрих V вернулся, и вернулся навсегда. Плантагенетам не удалось покорить материк, но на смену им пришла новая, полная сил династия – Ланкастеры. Не прошло и двух лет, как Генрих стал королем, а беспокойный сосед, королевство Шотландия, уже поджало хвост. Скотты уяснили, кто хозяин на острове. И вот он здесь, чтобы дать понять надменным галлам, кто настоящий повелитель Франции. Английскому леопарду суждено прославить себя, а золотые лилии на голубом фоне будут втоптаны в грязь, где им самое и место!
Пришло время сбыться стародавней мечте английских королей – о Британской Империи, вольготно раскинувшейся по обе стороны Ла?Манша и включающей землю предков, Францию. Пока что Францию, а что будет дальше – посмотрим. Шотландия и Бургундия, Священная Римская Империя германской нации и Арагон с Кастилией – слава Богу, мир велик, и в нем есть где развернуться. Настанет день, и владетель самой могущественной в мире христианской Империи возглавит новый победоносный крестовый поход, что станет и последним. Тогда все земли склонятся перед его величием…
«Не стоит заглядывать так далеко», – одернул себя король, бросил величавый взгляд вправо и повелительно рявкнул:
– Начинайте, мастер Джайлс!
Да, Арфлер пал всего через двадцать семь дней осады. У Генриха и мысли не мелькнуло гнать воинов на неприступные стены. Нет, талантливый полководец припас для французов нечто иное. Днем и ночью грохотали двенадцать осадных орудий, без перерыва выпуская двухсотфунтовые ядра по воротам и городским зданиям, без разбора утюжа казармы и конюшни, руша торговые лавки и дома мирных горожан.
Три самые тяжелые пушки, гордость начальника английской артиллерии мастера Джайлса: «Лондон», «Гонец» и «Дочь короля» – садили по стенам каменными шарами весом в целых триста фунтов! И стены наконец не выдержали; доселе неприступные, они начали осыпаться, пошли трещинами. В них стали появляться пробоины, что на глазах разрастались в бреши. Под прикрытием ночной темноты гарнизон пытался заделать повреждения, но пристрелянные пушки метко били и в полной темноте, убивая и калеча храбрецов.
На исходе трех недель осады Джайлс пустил в ход невиданное чудо?оружие – зажигательные снаряды. Город запылал с разных концов. Стоило потушить пожар в одном месте, как мерзко ухал «Лондон», тут же отзывался протяжным воем «Гонец» и торжествующе ревела «Дочь короля», а здания вспыхивали вновь и вновь.
Город пал, так начался закат средневековых крепостей. Осадная артиллерия оказалась сильнее каменных бастионов, отныне высокие стены не могли укрыть никого. Навсегда отпала нужда в таранах, баллистах и прочих катапультах. На Европу надвинулась тень железного века, не с осады ли Арфлера начались события, что привели к ночным бомбардировкам Ковентри и Белграда, Багдада и Дрездена?
В разгар осады в английском лагере вспыхнула эпидемия дизентерии. Потери были чудовищны, половина английского войска полегла в землю или была отправлена назад, в Англию. Вести далее войну стало невозможно, поход на Париж пришлось отложить до лучших времен. Вдобавок подвел коварный союзник, бургундский герцог Иоанн Бесстрашный, что так и не прибыл с обещанным войском. Две тысячи легкобольных остались гарнизоном в покоренном Арфлере, с остальными Генрих V решил с боем пробиваться к крупнейшему английскому владению во Франции – городу?порту Кале.