У молодого короля осталось мало сил, но отступить сейчас за Ла?Манш означало позор для Генриха лично и поражение для всей Англии. Британские рыцари на Библии поклялись дойти до Кале, чтобы покрыть себя и Англию неувядаемой славой, и не нашлось среди них ни одного, кто бы отступил. Тяжелобольные рвались с кораблей обратно на берег и плакали как дети от незаслуженной обиды, что их отправляют обратно в Англию. Коней не хватало, потому все пушки король дальновидно оставил в Арфлере, и каждый воин нес с собой еды на десять дней.
Да, это был беспримерный поход! Двести шестьдесят миль с тяжелыми боями англичане прошли за семнадцать дней, оставляя за собой общие могилы и сотни павших лошадей. Всеобщий подъем и энтузиазм – вот слова, что только и пригодны для описания их пути. Дальновидный Генрих под угрозой смерти запретил грабежи и обиды галлов. Мародеров и насильников без лишних слов развешивали на дубах и осинах, а французы просто молились на англичан, ведь свое войско обходилось с ними куда как хуже.
Но все в жизни когда?то кончается, закончилось и везение Генриха V. В канун дня святых мучеников Криспена и Криспиниана коннетабль Франции герцог д’Альбре заступил путь англичанам. Шесть тысяч британцев неожиданно для себя наткнулись на двадцать пять тысяч французов. Изнуренные боями пехотинцы обреченно рассматривали свежее рыцарское войско, что в сияющей броне и с развевающимися стягами весенним половодьем затопило округу.
Англичане тоскливо переглянулись и стали готовиться к смерти. Французов вчетверо больше, к тому же их рыцарская конница по?прежнему сильнейшая в мире. Отступать некуда, оставалось только погибнуть с честью. Весь остаток дня англичане исповедовались и молились, но ни один не забыл проверить оружие и доспехи; английский леопард готовился продать свою жизнь подороже.
Ночью британцы крепко спали, утомленные беспрерывным трехнедельным маршем. Издали их лагерь казался мертвым и пустым, беззаботные же шевалье куролесили всю ночь напролет. До самого утра из французского лагеря по всей округе разносились пьяные песни и громкие крики, музыка и взрывы хохота. За веселым рыцарским пиром с помпой праздновали завтрашнюю победу.
Поначалу долго решали, кто именно возьмет в плен английского короля, затем полночи выбирали телегу для торжественной перевозки знатного пленника в Париж. Немало времени занял выбор цветов, в которые следует раскрасить повозку, а также наблюдение за самим процессом покраски. Угомоняться благородные шевалье начали лишь хмурым утром, когда англичане уже молились перед битвой.
В шесть утра английское войско начало строиться на южной окраине недавно вспаханного поля, выбранного для битвы, в это время невыспавшиеся французы с трудом продирали слипающиеся глаза.
«Святой Георгий, покровитель Англии, – мысленно воззвал король, с болью в сердце оглядывая немногочисленное войско, – помоги нам, твоим потомкам, в этот тяжкий час!»
Отчаявшись ждать обещанной подмоги от герцога Бургундского, ночью король тайно встретился с предводителем французского войска, коннетаблем Франции герцогом д’Альбре. Стиснув зубы, предлагал надменному шевалье отдать обратно захваченный Арфлер, лишь бы пропустили в Кале, английскую морскую крепость на севере Франции. За себя король не боялся, но то, что вместе с ним должен погибнуть цвет рыцарства Англии, считал несправедливым. Через пролив отправились самые чистые и смелые, один Бог знает, что станется с Англией, если она лишится лучших из рыцарей.
Герцог поколебался и все?таки отказал, сославшись на прямой приказ короля Франции. И некого было винить в происшедшем, разве что себя самого. Верно подмечено, что гордыня – смертный грех, от нее и вправду умирают. И с чего он решил, что с горсткой храбрецов сможет покорить необъятную Францию? Как бы то ни было, но девятистам заморским рыцарям и пяти тысячам лучших в мире лучников предстояло погибнуть сегодня зря. Быть воином – значит быть готовым умереть, это азбука, да ведь и все мы смертны. Но как тяжело для воина сгинуть без всякой пользы для горячо любимой Отчизны! О Англия, что ждет тебя без твоих верных защитников?
Генрих вскинул глаза к небу, словно надеясь найти ответ, и застыл завороженный: на секунду тяжелые клубящиеся облака разошлись, в просвете победно пылал крест святого Георгия, тот самый, что перед вторжением король повелел нашить на одежду всем честным англичанам, разрешив безвозбранно убивать любого из войска, кто откажется. Если же крест нацепит враг, такого хитроумного мерзавца следовало сварить в масле живьем.
На какое?то мгновение алый небесный отблеск пал на английское войско, словно благословляя на битву, затем облака вновь сшиблись, закружились неспешным водоворотом. Генрих изумленно глянул на своего капеллана Томаса Элхема, поймал в ответ потрясенный взгляд. Священник все с теми же широко распахнутыми глазами медленно поднес ко рту тяжелый золотой крест, сухие губы безостановочно шептали молитву.
«Победа! – понял король, по телу ударила мощная волна жара, тяжелые доспехи показались вдруг легче пушинки. – Небеса предрекают мне победу!»
Генрих внимательно огляделся, нет, не почудилось: многие в войске истово молились, зачарованно уставившись в небо. Лица воинов светлели на глазах: если раньше смотрели обреченно, то теперь бросают на французов взвешивающие и оценивающие взгляды. Раз само небо говорит, что победа возможна, чего же более хотеть, о чем еще грезить? Остальное – в наших руках!
Генрих с удовольствием вдохнул в себя влажный воздух, напоенный ароматами недавно вспаханной земли и лесных трав, решил: пора. Король повелительно махнул, подскочивший оруженосец почтительно подал усыпанную самоцветами золотую корону с зубцами в форме лилий. Генрих надел ее прямо поверх боевого шлема. Даже в отсутствие солнца бриллианты, рубины и изумруды так ослепительно вспыхнули, что англичане пораженно зашептались. Казалось, светило взошло прямо над головой короля. Властелину Англии подвели любимого серого жеребца, конь одобрительно покосился на мощную фигуру настоящего воина, что не скрыть даже доспехами. Рядом с таким богатырем любой Ахиллес покажется задохликом.
Зато по Генриху сразу видно – с детства воспитывался в воинских лагерях, спал на голой земле и, даже став королем, больше времени проводит в походах, чем с ослепительными придворными красавицами. Изукрашенные золотом и серебром дорогие доспехи миланской работы только подчеркивают могучую стать настоящего рыцаря. Хоть и не дело короля самому скакать в бой с копьем в руке, как задиристому мальчишке?оруженосцу, но во всем войске только четверо рыцарей превосходят его статью и воинским умением, а в деле управления войсками он – первый.
Королевский знаменосец торжественно вскинул стяг Ланкастеров, что тут же развернулся и затрепетал на ветру: там золотой леопард в окружении золотых лилий плясал, угрожающе оскалив клыки. Было время, когда этот ярый зверь звался молодым львом. В ту пору Британией еще правили Плантагенеты, а земель во Франции у них было гораздо больше, чем у самих французских королей. Ричард Львиное Сердце и принц Джон, шериф Ноттингемский и Робин Гуд, рыцарь Айвенго и леди Ровена – как будоражат память эти имена, сколько лиц и событий проносится перед глазами. Поистине, Англии тех времен есть чем гордиться!
Но минула сотня лет, власть над островом перешла к боковой ветви династии Плантагенетов, Ланкастерам, тогда же сменил имя и символ страны. Отныне это свирепый, не знающий жалости, не признающий поражений хищник. Непрерывная экспансия, захват и порабощение – вот точные слова, что кратко опишут историю Британии в последующие шестьсот лет.
Сверкая ответной белозубой улыбкой, рядом с королем горячил вороного жеребца молодой граф Оксфорд. Знатный и богатый, кузен короля и всеобщий любимец, он оставил молодую жену и поспешил за государем, чтобы принести себе славу, а Англии – величие. Девятьсот витязей, цвет рыцарства Англии, вышли в тот день на решительный бой. Молодые и зрелые, красивые и иссеченные шрамами, рыцари обменивались шуточками, громко смеялись и все как один рвались в бой. Скорее всего, их ждала смерть, но ни в одних глазах король не увидел страха, лишь желание победить, а нет – так достойно умереть.
– Послушай, Генрих, нам не помешало бы иметь еще десять тысяч искусных лучников! – громко крикнул граф Оксфорд царственному кузену.
– Нет, – зычно отрезал король, стараясь, чтобы голос разнесся подальше, – нам за глаза хватит и тех, что с нами. Пока мы тверды в вере, нас не сломить! Мы разобьем еретиков, и Бог нам поможет!
Да, это был больной вопрос для Генриха. То, что в Авиньоне французы завели собственного Папу, неизменно приводило английского короля в негодование. Сам он, как ревностный католик, полагал наместником святого Петра на земле Папу Римского, а французского самозванца считал явным прохвостом и чуть ли не воплощением Антихриста. Слова короля разнеслись по всему полю, и притихшие на минуту рыцари обменялись кивками и согласными взглядами. Лучники одобрительно загомонили, громко хлопая друг друга по мускулистым спинам и налитым плечам.
– Господь знает предел наших сил и не пошлет нам испытания, что мы не сможем одолеть, – густым басом рявкнул в ответ дядя короля герцог Йорк.
Высокий и грузный, он скорее напоминал вставшего на задние лапы кабана, чем человека, и мало было рыцарей, что смогли бы парировать удар его чудовищной секиры. Подобно древним норманнам, герцог предпочитал на войне двуручный топор до неприличия огромных размеров, а в мирное время – красное вино и пухлых поселянок. Но как ошибся бы тот, кто счел, что за этими маленькими налитыми кровью глазками и низким лбом прячется человек недалекий и ограниченный! Герцог – выдающийся военачальник с огромным опытом, именно по его приказу каждый лучник нес с собой заостренные колья для защиты от французской конницы, лишь ему король мог доверить командовать правым флангом.
Генрих вскинул левую руку, и герольды затрубили построение. Англичане задвигались, перестраиваясь в соответствии с полученными еще вчера приказами, и каждый отлично знал свой маневр. Перед выстроившимся войском как по волшебству возникло несколько рядов заостренных кольев вершинами в сторону показавшихся французов.
Итак, английская армия перегородила южную часть узкого поля, замкнутого с обеих сторон дремучим лесом. Длиной в полторы тысячи ярдов и шириной в девятьсот, оно допускало только сшибку лоб в лоб, обойти с флангов англичан было невозможно. По всей округе трудно было бы подобрать иное место, где исход битвы больше всего зависел бы не от численного превосходства, а от доблести воинов. Уму непостижимо, но надменные французы ухитрились выбрать для сражения именно то место, где сильные стороны рыцарской конницы свелись на нет.
Потомки галлов имели все преимущества: в выборе времени и места битвы, в знании местности, в том, что у них была огромная и свежая армия. Черт побери, у них были даже пушки! Мечты, мечты: пушечная батарея с легкостью перемалывает сгрудившихся британцев, и те наконец начинают разбегаться, с трудом вытаскивая ноги из вязкой грязи. А тяжелые каменные ядра безостановочно сметают людей, оставляя на поле десятки раненых и убитых. Англия сокрушена, долгожданный реванш не удался. Английский король убит или попал в плен, англосаксонское рыцарство получило смертельный удар. Вся Франция ликует, конец Столетней войне! Вы будете смеяться, но пушки в той битве так ни разу и не выстрелили.
«Пушка – дура, меч – молодец», – кажется, так говорили тогда французские рыцари, презрительно косясь в сторону железных труб на грубых лафетах. И то сказать, что за удовольствие убить врага издали, нет в этом никакого стиля, зато отчетливо попахивает дурными манерами. Совсем иное дело – с разгона насадить противника на копье, развалить молодецким ударом до пояса, на худой конец – одним взмахом тяжелой булавы в лепешку сплющить вражине голову со шлемом в придачу!
По центру поля вилась узкая дорога, где с немалым трудом разминулась бы пара крестьянских телег. Ныне дорога превратилась в канаву, заполненную непролазной глиной. По обе стороны дороги вплоть до самого леса тянулась свежевспаханная пашня, которая после непрерывных дождей скорее напоминала болото. Поймав брезгливый взгляд сюзерена, граф Оксфорд с усмешкой крикнул:
– Клянусь Девой Марией, французы задумали вырастить здесь не рожь да овес, а лягушек и червей!
Расположившиеся вокруг короля рыцари так и покатились со смеху, да и сам Генрих ухмыльнулся незатейливой шутке. Тут же нахмурился и вновь, в который раз, осмотрел выстроившееся войско.
Король был молод, но отнюдь не глуп. Обладая живым умом и тягой к знаниям, свободное время он посвящал чтению книг по тактике и стратегии, хватало у него и мудрых советников. Сегодняшнее сражение должно было пройти по образцу давней битвы при Креси. Глухая оборона до последнего, а затем мощный всесокрушающий удар – вот что приготовил король французам. Надменные гордецы никогда не научатся правильной тактике. Время рыцарской конницы уходит, уходит безвозвратно, но видят это только мудрые, подобные поводырям при слепцах.
– Храбрых и глупых перебьем, остальные поумнеют и покорятся, – в который раз повторил себе король, убеждая.
Девятьсот спешенных рыцарей с оруженосцами и копейщиками он выстроил тремя отрядами, перегородив поле от края и до края. В промежутках плотными клиньями встали лучники. С флангов Генрих выставил еще по отряду лучников, числом побольше. Задача у них одна – выбить столько французов, сколько смогут. Основная атака галлов придется на спешенных рыцарей, это – аксиома боя. Когда справятся с рыцарями, примутся за лучников, в ближнем бою им против французов не устоять. Рыцари страшны не непробиваемыми доспехами, нет. С самого детства их воспитывают только для одной цели – убивать, а потому они – настоящие машины смерти. Неважно, что в руках у рыцаря – копье, двуручный меч, булава или топор. Он одинаково смертоносен с кинжалом или даже в бою голыми руками. Ныне на каждого из его рыцарей приходится по двадцать французских!
Стоит всего лишь сотне шевалье прорваться к его лучникам на расстояние удара меча, и те обречены. А французские рыцари прорвутся, выбить всех стрелами – мысль сказочная, трезвомыслящие люди такую мысль тут же отметают в сторону, как ненужную и даже опасную. Пластинчатые доспехи дадут французам неплохой шанс выжить даже под градом бронебойных стрел. Вот для тех прорвавшихся шевалье и стоят наготове английские рыцари с тяжелыми двуручными мечами да замерли угрюмо копейщики в тяжелой броне.
Им предстоит выдержать тяжелый натиск, именно они – хребет войска. Справятся ли? Король оглядел сплоченные ряды и понял, эти – не подведут. Костьми лягут, но места в шеренге не оставят. Копейщиков Генрих набрал из Плимута, эти хорошо помнят, как двенадцать лет назад французы вероломно нарушили перемирие и сожгли приморский город дотла, как убивали, грабили и насиловали.
Негромко переговаривались лучники, высокие плечистые мужчины в легких стальных шлемах и кожаных латах с длинными, в рост человека, тисовыми луками. Бородатые лица непривычно серьезны. На поясе у каждого висит топор или меч, за спиной – маленький круглый щит, что зовется баклер. В случае рукопашной лучники не окажутся беззащитны, но против рыцарей им ничего не светит, их сила проявляется лишь на расстоянии.
Англия – единственная страна в Европе, которая не побоялась дать в руки крестьян столь мощное оружие. И риск оправдал себя полностью: вряд ли европейские страны, вместе взятые, смогли бы выставить такое количество искусных лучников. Учить стрелка – долгое и дорогое занятие, правильная подготовка требует нескольких лет неустанного труда, ежедневных утомительных тренировок. Но если дать длинный лук в руки крестьян, те с охотой научатся владеть им сами, ибо нет в мире лучше игрушки для настоящего мужчины, чем боевое оружие.
Что титулы, сокровища, все женщины мира в сравнении с волнующей тяжестью меча, копья или секиры? Искусно владеешь оружием – весь мир расстелется пред тобой, нет – лишишься и той малости, что имеешь. Именно так Всемилостивейший Господь устроил наш мир, что в нем выживают сильнейшие. Потому не жалуйся, что рожден для мира иного, не плачь и не скули. Другого мира не будет, если, конечно, не построим сами.