— Ты жесток, — покачал головой Домиций. — Она всего лишь девочка. Ты же сломаешь ее, ты и сам это понимаешь. Неужели она заслужила участь рабыни? Я не узнаю тебя, брат!
— Ты жалеешь ее, я знаю. Но не смей попрекать меня! Такая горячая штучка наверняка умеет ублажать мужчин, я рассчитываю насладиться этим сполна, когда вернусь. И прошу, проследи, чтобы с ней ничего не случилось. Она наверняка захочет убить себя, а я не хочу лишиться такой красивой и высокородной рабыни! — с этими словами он ушел, не сказав другу ни слова на прощание.
Домиций так и остался стоять в полумраке алькова у покоев принца, не решаясь войти. Очнулся от тягостных дум лишь тогда, когда один из дворцовых воинов занял место у двери покоев. С ним пришла рабыня, которая опасливо юркнула в комнату, не поднимая глаз. Искусная врачевательница.
Он был бессилен. Не в силах помочь юной принцессе. Не в силах посмотреть ей в глаза после происшедшего. Он не заслужил ее доверия, ведь даже не попытался спасти, несмотря на клятвенные заверения... Да и было ли это возможным?..
Керра не спала. Ее темные глаза с тревогой впились в возлюбленного. Девушка была бледнее шелкового полотна, застилавшего постель. Сердце Домиция едва не разорвалось, когда он увидел ее взгляд. Керра железной рукой повелевала всеми рабынями дворца Кассиопеи, ее боялись и уважали. И лишь ему одному было известно, что творилось на душе у той, которая стала ему самым дорогим человеком.
— Он это сделал?.. Не пощадил ее?..
Домиций Лентул обнял Керру, успокаивающе поглаживая по спине. Слова были лишними сейчас. Девушка, поняв его состояние, увлекла возлюбленного на шелковые покрывала и крепко прижалась сильным телом, в стремлении прогнать его смятение. Но первый советник и близкий друг Кассия еще долго не мог уснуть. Его страшил тот момент, когда он снова увидит Элику и не сможет выдержать ее взгляда, понимая, что не сдержал своих обещаний...
Глава 9
Принц Атланты Лэндал резко сел на богато убранном ложе в гостевых покоях дворца правителя страны Горячих озер. Сон как сняло рукой. Обжигающая боль сжала тесным обручем грудную клетку, казалось, кожу прожигает раскаленный металл. Дыхание сбилось.
— Тебе плохо, господин? — наложница дворцового зала осторожно заглянула в его глаза. — Дыши глубоко... Я сейчас позову лекаря...
Принц отчаянно замотал головой.
—Элика... Ей больно...
Серый рассвет осветил лицо обеспокоенной девушки. Гетера не стала паниковать и звать на помощь. За свою жизнь ей приходилось сталкиваться с разными ситуациями, и ясный ум всегда помогал выстоять и по мере сил помочь в решении проблемы. Смочив отрез шелка в пиале с прохладной водой, наполненной талым льдом с предгорий, она уверенно накрыла грудь царственного гостя. Ее голос успокаивал, она ласково обняла Лэндала за плечи.
— Все хорошо. Сейчас станет легче.
Принц опустился на подушки и закрыл глаза. В путь. Не стоило оставаться здесь еще на одну ночь. Но опасность песчаной бури, поджидающей на пути к тракийскому стану, была весомым аргументом. Лэндал вспомнил, как практически ворвался во дворец царя Озерии, готовый сразу же схватиться за оружие. Его уверенность в том, что сестра находится именно здесь, едва не сыграла с ним злую шутку. Хвала Антонию, подобравшему для похода настоящих дипломатических гениев, которым хватило меры масла, дабы разобраться в ситуации. Царь Иксандер прервал свои текущие государственные дела, собрав совет министров, как здесь называли старейшин. Выслушав гостей Атланты, слово взял оракул и звездочет царства.
— Солнечный календарь Озерии сложен иначе, это завет богов поднебесья, — пояснил он. — Ваша эпоха исчисляется сотнями зим, что составляет цикл сотен круговоротов солнца. В то время, как наш век включает в себя шесть сотен ваших зим, составляя цикл шести эпох. Пророчество, таким образом, сбылось более двенадцати сотен зим тому назад, но в силу разницы времяисчисления, ваш расчет показал эту эпоху как ту, в которой сбудется древнее пророчество.
— Вы хотите сказать, что оно уже сбылось? — уточнил Лэндал.
— Именно, почтенный принц, — царь, казалось, был даже расстроен возникшим из-за разных времяисчислений недоразумением. — Наши летописи хранят сказ о моем давнем прародителе, пришедшем в этот мир вследствие любви могучего царя и изгнанной в то время из империи Атланты женщины с кожей цвета песка золотой пустыни. Вы можете ознакомиться с подробностями этой истории в моей библиотеке. Осмелюсь предположить, самой большой библиотеке, где веками собирались труды великих философов и мудрецов.
Лэндал не стал отказываться от столь неожиданного предложения. Слова царя, как и объяснения оракула,подтвердились. В летописи тех времен сохранились даже портреты, написанные углем. Легенда о взятой насильно атланке тоже нашла свое подтверждение. Победив изгнанницу клана воительниц в честном бою, правитель вошел в город, ведя ее на цепи, как трофей. Но поскольку пленница не могла считаться рабыней, царь вскоре заключил с ней брачный договор, и рожденный сын, посланник бога, обрел королевский статус. Упоминалось в летописи и очень давнее столкновение озерийцев с отрядом атланских воительниц, правда, тут история умалчивала о нелицеприятном для страны Горячих Озер исходе.
Иксандер, царь Озерии, был настроен миролюбиво, предложил дать в сопровождение атлантам армию своих воинов. Хоть у Озерии и сложилось не столь давнее перемирие с тракийцами, правитель полагал, что от них можно было ожидать всего, чего угодно. Лэндал гордо отказался, не желая вмешивать не связанное договоренностями с империей государство в свои дела. Единственное, о чем он призадумался, так это о том, что в случае удачного завершения своей миссии и восхождения Элики на трон, попросит сестру рассмотреть возможность заключения военного договора с Озерией. Действующая матриарх сейчас наверняка откажет, ей вполне хватало соглашения о ненападении. Что ж, время покажет.
Принц промаялся в постели до рассвета, не сопротивляясь искусным ласкам высокочтимой гетеры, с которой давеча провел время в приятных и умных беседах. Она доставила ему удовольствие не только на ложе любви, и Лэндал оставил ей в дар голубую слезу пустыни совершенной формы. А на рассвете они покинули долину Горячих Озер. Их путь лежал через пустыню к кочевому военному стану Далана Тракийского .
Грудь все еще сжимало непонятной болью. Это могло значить лишь одно. С детских лет брат и сестра окрыли в себе необъяснимую способность чувствовать боль, переживание, восторг или обиды друг друга как свои собственные. Однажды во время упражнений с гладиусом необъяснимая боль в предплечье лишила юного принца способности шевелить рукой. Как оказалось, в то же самое время непоседливая Элика упала с лошади, вывихнув руку. Вывих принцессы быстро вправил дворцовый лекарь, но принц в этот момент едва не потерял сознание от болевой вспышки. А чего стоили детские капризы Элики, когда она ощущала боевой азарт принца, занимавшегося с наставником на арене, в то время, когда дворцовые учителя обучали ее точным наукам! Девочка раскидывала глиняные таблички с цифрами, со всех ног неслась к брату и требовала разделить с ней его восторг. Таких случаев было несметное множество. Его ранение на поле боя, когда Элика, почувствовав уже его боль, направила подкрепление на подмогу, попытка дерзкой рабыни отравить его, дабы избежать близости... Тогда наследная принцесса просто влетела в покои разъяренной фурией и заставила коварную северянку самой испить чашу до дна. Лэндал сжал зубы, представив на миг, какую боль должна была испытывать его сестра, если ему достался лишь слабый отголосок этой боли. Он чувствовал, что ее жизни ничто не угрожает, потому что такое чувство проявлялось в восприятии по-иному. Он боялся даже думать о том, что значила такая обжигающая боль. Одно он знал точно: тот, кто заставил Элику перенести такие страдания, жестоко заплатит за это. Если принцесса в грязных руках тракийца, что ж, он сделает все, чтобы сейчас увезти ее. Все равно, как. Солнечный металл, слезы пустыни, обещания военных соглашений... Пока их путешествие носит мирный характер. Но потом... Когда Элика будет в безопасности, он сотрет тракийское отродье с лица земли. Так же подло, не объявляя войны, побрезговав законами чести. Чего бы это ему не стоило.
****
Теперь я знаю вкус настоящей боли. Она не похожа на боль от ранения, ушиба, или удара. Даже совсем даже наоборот. То, что было раньше, это не было болью вовсе. Наверное, любую боль можно вытерпеть. Но лишь когда она одна. И нет от нее спасения, когда она идет рука об руку с болью душевной... От удара плети рассекается кожа, а от слов рассекается сознание. Я никогда не буду прежней. Сделав это, он убил прежнюю меня. Свергнул с высоты, заставив униженно просить о милосердии... Он мог молчать и дать мне гораздо больше ударов плети, и я бы их выдержала. Он мог говорить те слова, от которых ломаются люди, но они бы не оставили ни следа на моей душе. Невзирая на страх и ужас положения, я бы стерпела. Могла ли я предположить, сколь сильным будет удар, тщательно собранный из слов и жалящих ударов плети, заправленный жестокостью и жаждой мести, которую мне никогда не понять?..
Элика сжала в ладонях смятые простыни. Жар спал, хвала той женщине, что всю ночь поила ее какими-то горькими отварами трав и смазывала ссадины прохладным бальзамом. Девушка старалась не смотреть на вспухшие шрамы, пересекшие крест-накрест ее грудь, понимая, что может просто разрыдаться на потеху своему мучителю. Ужас вновь накрыл ее липким покрывалом. Что с ней будет, когда он придет снова? Она ослаблена, боль затмевает разум при каждом движении, нет сил даже пошевелиться. Теперь она полностью в его власти, униженная, избитая, обессиленная. Он может делать с ней все что захочет, и как ему противостоять в таком состоянии?..
— Я не сдамся! Можешь меня убить, только так ты подчинишь меня себе! — прошептала принцесса. Слезы сжали ее горло. Она не заслужила такой мести! Поединок не был бесчестным. Стоила ли таких страданий поверхностная царапина на коже?..
Стоила. По сути, Элика поступила с ним равноценно. Только, пожалуй, боль ранения... Да и как можно назвать это ранением... была незначительна перед унижением на глазах толпы... Но ведь у принца был выбор. А она лишена даже этого.
Осознание шокирующего, ужасающего положения, в котором она оказалась, обрушилось внезапно, сдавив в тиски неотвратимости и безысходности. Горькие слезы прорвали плотину оцепенения, на этот раз сознание не пришло ей на помощь, оставшись в стороне. Ласковые лучи полуденного солнца словно дразнили своей свободой, проникая сквозь ажурное металлическое плетение, высвечивая обстановку покоев мучителя, а вместе с тем и ужас прошедшей ночи. Боль в истерзанной груди усилилась, потому что рыдания просто согнули тело пополам. Это был крик загнанной раненой львицы, но сил сдержать его не было. Тьма словно подступала со всех сторон, убивая остатки воли и сопротивления. Элика ощущала себя побежденной, проигравшей, сломленной, осознавая все яснее неизбежность и неотвратимость происшедшего. Прибежавшая на крик рабыня, просидевшая с ней ночь, попыталась напоить рыдающую пленницу успокаивающим настоем, но Элика забилась в ее руках, перевернув кубок. Струйки горячего напитка попали на свежие раны, вызвав новый приступ бесконтрольных рыданий. Образ холодных, несмотря на ярость, глаз новоприобретенного господина возник в глубине предавшего сознания.
"Рано или поздно ты сломаешься. Начнем прямо сейчас. Встань!"
Девушка с неизвестно откуда взявшейся силой оттолкнула от себя что-то успокаивающе шептавшую женщину. Боль словно выплеснулась наружу в отчаянном крике.
— Почему ты не дал мне умереть?! Я не хочу так жить, слышишь, не буду!!!
Поверженная отчаянием, она едва ощутила, как сильные руки обхватили ее сзади, удерживая на месте. Теплая ладонь властно, но вместе с тем успокаивающе легла на затылок, удерживая. Вновь кубок ткнулся в ее сжатые губы, Элика закашлялась, когда слегка остывшая жидкость полилась в горло, и сделала несколько судорожных глотков. Знакомый голос пробил баррикады ее оцепенения.
— Тише. Я рядом. Не плачь.
Но на этот раз близость Домиция не смогла успокоить ее отчаянных рыданий. Тогда он просто прижал к себе потерянную, сломленную девочку, стремясь не задеть раны на груди. Элике было все равно, что она раздета, и что кто-то сейчас видит отметины, определившие ее капитуляцию. Все напряжение пережитых дней за время пути, встреча с возненавидевшим ее врагом, унижение вместе с обещанием дальнейшего кошмара сейчас вырвалось на волю, но это было единственным возможным средством для сохранения рассудка.
Она успокоилась лишь к вечеру. Слез просто не осталось в опустошенной душе. Домиций не отошел от нее ни на шаг, опасаясь новой истерики. Элика отрешенно сносила манипуляции врачевательницы, которая смазывала воспаленные отметины обезболивающей мазью, уверяя, что следов на коже не останется уже в скором времени. Принцессе было все равно. Забота о ее гладкой коже значила лишь одно. Ничто не должно оскорбить искушенный взгляд хозяина, когда он пожелает овладеть своей собственностью на ложе из шкур.
Вчера она впервые столкнулась с высказанным в беспрекословной форме желанием мужчины. Невзирая на отсутствие опыта в подобных отношениях, Элика понимала, какой именно будет его месть. Она знала, что происходит между мужчиной и женщиной за закрытыми завесами покоев, Ксения любила делиться с ней этими подробностями без прикрас. Но какое удовольствие, про которое рассказывала сестра, может быть в том, что хотел с ней сделать Кассий Кассиопейский?! В стремлении подчинить ее себе он выбрал беспроигрышное оружие. Элика вспомнила наказанную братом рабыню и ощутила что-то сродни зависти. Лэндал не взял ее силой, не воспользовался правом хозяина, дабы принудить к ложу любви. Ни одной невольнице не уготовил он той участи, которая была уготована ей, высокородной принцессе, рожденной для правления, а не для рабства. Не было у брата еще одалиски, не познавшей в его объятиях удовольствия. Элика сжала зубы. Ее удел насилие. Она увидела это в его глазах, ласка его слов не могла ввести в заблуждение.
Домиций тщетно пытался уговорить пленницу съесть что-либо. Элика поддалась на его уговоры лишь после того, как он рассказал ей об истинном положении дел в королевстве.
— Пять круговоротов солнца его не будет во дворце. Ты в безопасности. Но тебе нужны силы...
В этот день Элика не сказала ему ни слова. Лишь следующим утром обида, так сильно подогреваемая тяжестью унизительного положения, взяла верх.
— Если бы ты только знал... — с упреком прошептала ему в лицо принцесса. — Если бы ты только знал!
Домиция словно захлестнуло от боли и невозможности исправить положение. Элика все еще была ослаблена. Боль не прошла, не смотря на заживляющие компрессы, и натянуть на себя платье она не смогла. Зябко, несмотря на удушающую жару, куталась в накидку, скрепленную узлом у горла. Это одеяние позволяло не растравливать свежие раны, нанесенные плетью.
— Твоя боль, моя боль, — глухо произнес советник принца, глядя куда-то в сторону. Девушка уже не раз слышала подобное кассиопейское изречение, обозначающее сочувствие и сопереживание или же просто поддержку. Но сейчас оно показалось ей неуместным.
— Ты ничего не знаешь о боли. Готова поспорить, ты и малой толики ее не испытал. Или тебе знакома боль, когда ужас просто сжимает тебя со всех сторон, но бежать некуда? Когда тебя лишили возможности сражения в честном поединке, но не убили, а оставили в живых во власти врага? Тебе не понять. Хочешь знать, почему он со мной это сделал?
— Ты пыталась его убить.
— Я попытаюсь снова! Он не будет обладать мной! И ты с ним заодно! — принцесса закрыла лицо руками. Ей казалось, что вчера она выплакала все слезы, но предательский спазм вновь сдавил горло. Память, словно мучитель, подкидывала ей отрезки прошедших событий в самый неподходящий момент.
«Значит, обойдемся без рабского ошейника... Пока что».
— И что он дальше сделает со мной? — дрожащим голосом изрекла Элика, инстинктивно прикрыв шею руками. — Ты же видишь, что мне пришлось вынести... Кому была нужна моя покорность? Разве спасла бы она меня от насилия?! Нет... Зачем ты убеждал меня в обратном?.. Я должна была догадаться... Ты ни разу не снял с меня цепей, даже заручившись моим словом. Не мешал мне общаться со своими воинами, которые поддерживали меня, как могли, наверняка зная, что произойдет вскоре! Лучше бы рассказал мне правду. Тогда я была бы готова к этому!