У нашего мальчика обнаружили рак головного мозга. Болезнь быстро прогрессировала, она буквально вытягивала жизнь из Кристофера, он исхудал, он не мог ничего есть. Я делал всё возможное, чтобы спасти сына: оплачивал самые дорогие онкологические клиники мира, покупал лекарства. Он перенес хирургическое вмешательство, лучевую терапию и химиотерапию, но ничего не помогло. Все было без толку. Бог так внезапно подарил мне этого мальчика и так же внезапно его у меня отнял.
Уже полтора месяца Кристофера нет. Я сижу безвылазно в своей одинокой квартире и просто запиваю свое горе алкоголем. Я очень редко пью, я никогда не приветствовал такой способ утешения, но нет препаратов, которые могли бы по помочь мне заглушить эту сильнейшую боль, что поселилась во мне после смерти сына. Все, что я имел в жизни, все, чего добивался упорным трудом, теперь не имеет никакого значения в жизни. Я начинал это все только ради Кристофера, но сейчас его нет. И мне незачем больше жить.
Я вынашивал эту идею более двух недель. Отступать уже поздно, я все для себя решил. Подхожу к своему письменному столу и вытаскиваю оттуда револьвер. Этот мощнейший сорок четвертый калибр предназначен, в первую очередь, для охоты. Я всегда увлекался огнестрельным оружием, в доме у меня много видов ружья, но это самое любимое, оно бесшумно стреляет и всегда попадает в цель. Трясущимися руками я подношу револьвер к виску. Какой-то внутренний голос меня сдерживает и не дает нажать на курок. Я отгоняю от себя все страшные мысли, они не должны мне мешать.
Кристофер, скоро мы будем вместе. И я стреляю.
Единственное, чему учит нас смерть: спешите любить.
========== Часть 3. ==========
“Мы выбираем следующий мир только в согласии с тем, чему научились в этом”.
Я лечу по ночному городу, несусь со скоростью света. Я уже не понимаю, мертвый я или живой, но если бы в моей груди было сердце, оно колотилось бы со страшной силой. Или вовсе выскочило бы. Передо мной калейдоскопом мелькают здания, фонари и зеленые деревья. Какая красивая весна в городе. Интересно, если бы я жил в этом времени, я бы совершил с собой это? Наверное, нет. Невозможно жить в красоте и не впитать ее в себя. Но люди этого не замечают, они ослепли. Погрязли в своих вечных нескончаемых делах и проблемах, их погубила суматоха. Как мне их жаль. Если бы я мог хоть чем-то помочь, либо подсказать, но я не могу, они не хотят прислушиваться. Я мертв, я никто, просто бессильный труп, который потерялся между мирами с подобными себе самоубийцами.
Когда я в мире людей, всегда чувствую себя немного живее обычного. Это место я люблю, но мне здесь нельзя оставаться. Я думал, что за столько лет посмертия разучился чувствовать. Нет, физическую боль я ощущаю всегда, но я не человек, чтобы чувствовать моральную. Какой странный дар – ощущать чужой пульс, слышать дыхание и биение сердец живых людей. Это так приятно, как будто легкий ветерок прошелся между лопатками. В такие моменты забываешь, кто ты. Я невольно сжал себя где-то в левой части ребер. Ничего не стучит, глухо и тоскливо, фантомное сердце болит и мучает. Взглянув на окровавленные запястья, я вспомнил о своем предназначении в мире людей.
***
Меня зовут Нил Айви, и я не могу смириться со смертью друга. Я иду по ночному тихому городу, вокруг ни души. Приятный весенний аромат щекочет ноздри. Но даже он не в силах помочь мне забыть тот запах смерти, когда не стало Кристофера. Я даже не успел с ним толком попрощаться, он просто быстро скончался. Слишком поздно у него обнаружили страшный диагноз, смерть съедала его изнутри. Не помогало никакое лечение, врачи были бессильны, даже папашины деньги, земля ему пухом, не излечили Кристофера.
Я всегда был типичным мажором, тратил родительские деньги, вел развеселую жизнь, и мне это нравилось. Я любил школу, которую закончил пару месяцев назад. Там все были такие, как я, – золотые детки на содержании богатеньких папиков, которые потакали любым прихотям их чад. Отец уже купил мне место в колледже, одном из самых успешных вузов Нью-Йорка, но меня не волнует это. Я ленив, и все, что мне нравится, - это куражиться и проводить время на безбашенных вечеринках, в компании с высокоградусным алкоголем и темноволосым мальчишкой со светлыми глазами. Все уже давно знают про мою главную слабость. Я не гей, я иногда встречаюсь с девушками, но я всегда любил и буду любить одного единственного, не такого, как все, того, кого уже никогда не будет рядом.
Мы учились в одном классе. Такие разные, хоть положение в обществе занимали одинаковое, ну не мы, а наши отцы. Мы же пользовались тем, что нам дают. Только Кристофер, в отличие от меня, ценил это. С самого первого дня школы он знал, чего хотел от жизни. Нас посадили за одну парту в третьем классе, так мы и подружились. Его светло-серые глаза в сочетании с черными, как смоль, волосами покорили мое детское сердце. Он не был красавцем, нет. Но за его беззаботную улыбку я готов был жизнь отдать.
Мы часто вместе проводили время в школе, он любил рассказывать о своих планах. Кристофер видел свое будущее в компании отца, где подрабатывал помощником секретаря сразу после школы. Я слушал его всегда внимательно, не отвлекаясь на внешнюю мишуру. Я мог часами просидеть и вслушиваться в его голос. Такой нежный и напористый. Он умел говорить плавно, иногда шепотом, его ноты ласкали мой слух. В нем была та самая харизма, которая могла обаять с первых минут общения.
Однажды я вытянул его на одну гулянку, которую устроил наш общий одноклассник в честь своего дня рождения. Кристофер долго сопротивлялся, говорил, что нечего ему там делать, но все же взял отгул на работе, и мы пошли вместе. На то время я уже был по уши влюблен. Каждое его нечаянное касание оставляло невидимый след на коже. Его запах сводил меня с ума, я был болен этим человеком, он был для меня единственным светлым и настоящим в мире, где все покупается и продается.
Ему было неуютно, это чувствовалось. Он сжался на диванчике и молча просидел так половину вечера. Я хотел сесть рядом, но я не мог. Бесконечные знакомые лица не давали мне покоя, я всегда в центре внимания на таких мероприятиях. Он наблюдал за мной, я мельком кидал на Кристофера взгляд, его любимое лицо молило меня отпустить его с этой чертовой вечеринки. Он мог спокойно уйти, но манеры не позволяли. Какой же он глупенький, я же не приковал его к дивану.
В конце вечера я подошел к нему со стаканом виски и кубиками льда. Он опешил, никогда раньше ничего подобного не пил ведь. Я просто молча улыбнулся и протянул ему напиток. Он взял дрожащими руками стакан и недоверчиво на меня покосился: «Ты уверен, что мне это можно?». «Выпей, тебе понравится». Он залпом осушил стакан, я испугался за его легкие, а когда он скривился в страшной гримасе, я не смог сдержать смех. Мой хохот заразил Кристофера, и он тоже залился смехом. Мы так не смеялись еще с ним никогда. Это было так искренне и чисто, так по-детски невинно, я не удержался и поцеловал его мягкие губы. Мгновенное касание, нежное, как шелк, по телу. Это было легко и непринужденно. Я поднял глаза на друга, ожидая его реакции, безупречное лицо было близко, запредельно близко. Он молчал, только его большие серые глаза смотрели на меня с явным непониманием. Я наклонился и поцеловал его во второй раз. Это было более чувственно, я поцеловал его влажно, с приоткрытым ртом, нежно провел языком по его губам. Оторвавшись от Кристофера, я взглянул на него снова. К моему удивлению, его веки были закрыты, а губы тянулись ближе к моим. «Повтори это», - прошептал он мне.
Эта была самая длинная и короткая одновременно ночь в моей жизни. Мы вдвоем сбежали с той тусовки и сняли недалеко от того места номер в отеле. Я прихватил с собой бутылку виски, и мы полночи просидели на крыше отеля. Мы всегда много говорили, но тогда слова были лишними, мы молча сидели, и только наши пальцы переплетались между собой, я нежно поглаживал его бледную ладошку и не верил своему счастью. Я знал, что это не алкоголь так на него подействовал, а чувства. Просто первый в его жизни стакан виски смог раскрыть и выпустить на волю его желания.
Я не знал, что он умел так страстно любить, так преданно и нежно одновременно. Я никогда до него не целовался с парнями, я никогда не любил парней, но его светлые глаза покорили меня и украли мое сердце навсегда. Я любил его в ту ночь, я исполнял все свои и его мечты. Кристофер был в моих руках, и я не мог отпустить его. Когда он заснул у меня на груди, я просто поглаживал его голову и молча смотрел в потолок. Впервые за столько лет мне было по-настоящему хорошо и спокойно. Оказывается, вот что такое счастье, вот какое оно есть на самом деле и вот в чем оно заключается. Это не бесконечные тусовки и выпивка, это не многочисленные знакомые и популярность, это любимый человек рядом.
Мы скрывали наши отношения, мы боялись чужих глаз. Это счастье только наше, и другим его не понять. Я не мог позволить, чтобы чужие грязные руки разрушили наш союз. Я ревновал его, я безумно ревновал. Хоть он никогда не давал повода, я знал это. Он был верен мне, но мой ужасный характер тирана и собственника не давал ему покоя. Я звонил каждые полчаса Кристоферу на работу, его это бесило, он злился, но всегда выкладывал мне обстоятельства в полном объеме.
Потом был выпускной в школе, он такой весь красивый произносит речь, как самый успешный выпускник школы. Я смотрел на него со слезами на глазах, со слезами счастья, естественно. Все вокруг внимательно слушали его речь и восхищались, а меня переполняла гордость, что он только мой и ничей больше.
Мы недолго обсуждали колледж, в который будем поступать. Кристофер с ранних лет бредил бруклинским колледжем, его брали туда с руками и ногами, без денег и ненужных взносов. Всем хватало его оценок и побед в различных конкурсах. Я же готов был заплатить, вернее, мой отец бы заплатил. Он так рад был, что я продолжу учебу, что ему было все равно, куда я поступаю и сколько при этом нужно отвалить бабла. Мне тоже было без разницы, какое учебное заведение посещать, только бы рядом был он. Ради Кристофера я готов был на все.
Но нашим мечтам не суждено было сбыться. Буквально за несколько дней до начала учебы я позвонил моему мальчику на мобильник. Долгие гудки напрягали, он всегда брал трубку после первого же оповещения о моем звонке. После четвертого настойчивого гудка я услышал голос мужчины. Я сразу же узнал Джона, отца Кристофера, я часто бывал у них в доме и хорошо знал эту семью. Его низкий голос дрожал, он был чем-то обеспокоен. Я сразу напрягся, что-то явно случилось. «Криса забрала скорая. Он потерял сознание». Я обронил трубку, она выскользнула у меня из ладони и разбилась о холодный кафель. Джон что-то еще говорил, но мне не суждено было этого услышать. Через несколько дней у Кристофера обнаружили опухоль головного мозга. А еще через два месяца усердных попыток укротить болезнь он умер.
Я так и не пошел в тот колледж, что выбрал для нас Крис. Я бы не смог там учиться. Отец пристроил меня в другой, там лояльно ко мне относятся, папа просто отсчитывает купюры за мои прогулы, и я еще кое-как там числюсь.
Мои ноги привели меня в то место, где мы впервые любили друг дуга. Отель на Манхеттене, вот уже пару месяцев я избегал встречи с ним, но, видимо, мне необходимо было сюда вернуться. Снял именно наш с ним номер – самый дорогой и самый высокий. Отсюда можно с легкостью подняться на крышу. На ту самую, где нам было так хорошо молчать.
Вид снизу меня не пугает. Тут высоко, очень высоко. Двенадцать этажей вниз, а, значит, наверняка. Не хотелось бы выжить и навсегда остаться инвалидом, это еще страшнее смерти, когда ты сам не в состоянии сходить в туалет.
Посмотрел наверх. Звезды. В ту ночь тоже ярко светились звезды, слезы медленно покатились по щекам. Я такой слабый, мне так больно. Я не могу жить больше, мне незачем, моя судьба покинула меня так быстро. Почему Бог дает нам желаемое, но так быстро его забирает? Да, я никогда не был примерным парнем, но я не заслужил такой боли, с которой не могу смириться и не хочу. Я никогда его не забуду, так зачем же жить с этой вечной бедой?
Я закрываю глаза и развожу руки в стороны. Легкий ветерок подталкивает меня в спину, чтобы я сделал шаг. Кажется, один только шаг - и я взлечу. И прилечу в другой мир, где я буду с ним. И уже никто не сможет его у меня отнять.
Я открываю глаза и смотрю вниз. Нет, я не могу этого сделать. Боже, какой я жалкий. Я даже не могу умереть, я ничего не могу в этом мире. Я резко развернулся и пошел в номер.
Я проревел всю ночь, лежа в кровати, где мы так любили друг друга. Периодически я проваливался в сон, который возвращал меня в самую прекрасную ночь в моей жизни.
Меня зовут Нил Айви, и я не смог себя убить.
***
Это было сложно, почти невозможно, но я спас его душу. Стоя на краю пропасти рядом с тем парнем, я видел свое отражение. Я узнал в нем свои чувства, которые уже так давно мною забыты. Те чувства, которые подтолкнули меня лишить себя жизни. Он красив, он безупречен. Светлые волосы, которые немного взлохмачены, и карие глаза, которые застилает пелена слез. Губы дрожали, он решался на смерть. Но я не мог дать ему это сделать. Я не позволю ему так с собой поступить. Это великолепное творение, сотканное из жизни, любви и эмоций, просто обязано жить. Я кричал, но он не слышал, я молил его отступиться, но он оказался решительным и непоколебимым. Я еле сдерживал себя, чтобы не коснуться его, ведь физический контакт запрещен, я мог только проникнуть в его мысли и умолять жить. Но как донести одержимому самоубийце, что смерть только удвоит страдания, и это будет длиться вечно? Я всеми силами пытался переубедить его. И у меня получилось. Он будет жить, а боль скоро остынет и больше не будет так беспощадно терзать его сердце.
Как больно осознавать, что в свое время я так и не прислушался к голосу в голове, ведь, возможно, и меня кто-то так же умолял остановиться.
========== Часть 4 ==========
«И решил он проблемы - на шею верёвку,
Рука ведь не дрогнула - завязал узел ловко,
Громче музыку сделал, веселее чтоб стало,
Хотя сердце боялось, но душа жить устала…»
Я не бесплотный дух, у меня есть тело. Но оно навсегда останется мертвым, таким, каким нашли его во время моей кончины. Из моих запястий постоянно течет кровь, у меня вечно кружится голова, рвотные позывы не отпускают. Я будто навсегда остался в предсмертной агонии. Я спрашиваю себя - зачем я это сделал? Но не нахожу ответа. Мне иногда кажется, что я никогда не жил, а только биологически существовал. Ведь то, что со мной происходило до самоубийства, я никак не могу назвать «жизнью». Зачем я вообще когда-то родился? Для чего? Мне было бы намного проще не существовать вообще. Я почти не помню своей жизни до смерти, это место высасывает воспоминания и наполняет сознание болью. Физической болью. Именно тут, в этом застывшем месте, мы начинаем осознавать, что нет ничего страшнее холодного оружия и петли самоубийцы. Именно тут мы начинаем чувствовать смерть как никогда. Здесь мы понимаем, что нет ничего больнее порезанных вен или простреленных мозгов. Все уже давно забыли, что такое чувства, эмоции - таких слов здесь не произносят. И какой дурак придумал, что моральные переживания страшнее физических мук? Наверняка, он где-то страдает неподалеку и кается в своих словах.
- Самоубийцы фанатичнее всех любят жизнь, ведь только мы любим ее до смерти.
Я обернулся и увидел молодого парня, ему наверняка и двадцати лет не было, когда он умер. Он стоял, подпирая спиной высохшее дерево. Он был не похож на остальных существ из этого сада. На его теле я не увидел увечий, он казался живее всех остальных, в его глазах даже можно было разглядеть маленькие точечки зрачков.
Будто прочитав мои мысли, он отдернул воротник своей рубахи, и я смог увидеть тонкую кровавую полоску вокруг его шеи.
- Ужасно душно, никакого воздуха, – проговорил незнакомец, и уголки его губ поползли вверх.
Я был удивлен, тут редко разговаривают друг с другом, здесь нет друзей, и все наедине с бедой.
- Ты не можешь дышать теперь? – спросил я.