— Она черная, — пробормотал он.
— НЕТ, — сказал незнакомец. — ТОЛЬКО КОГДА СМОТРИШЬ СНАРУЖИ, НОЧНОЕ НЕБО ЧЕРНО. НО ЭТО ПРОСТО КОСМОС. БЕСКОНЕЧНОСТЬ, КАК БЫ ТО НИ БЫЛО — СИНИЯ.
— Я предполагаю, ты знаешь и звук, который получается при хлопке одной ладонью? — спросил святой человек язвительно.
— ДА. ХЛ. ОП ИЗДАЕТСЯ ДРУГОЙ.
— Ага! Нет, тут ты не прав! — сказал святой человек, возвращаясь на твердую почву. Он взмахнул тощей рукой. — Никакого звука, понял?
— ЭТО НЕ ХЛОПОК. ЭТО ПРОСТО ВЗМАХ.
— Нет, хлопок. Я просто не использовал вторую руку. Какой оттенок синего, кстати?
— ТЫ ПРОСТО МАХНУЛ РУКОЙ. Я БЫ НЕ НАЗВАЛ ЭТО СЛИШКОМ ФИЛОСОФИЧНЫМ. УТИНОЕ ЯЙЦО.
Святой человек посмотрел вниз, в долину. Приближались несколько человек. В волосы у них были вплетены цветы и они несли что-то весьма напоминающее чашу риса.
— ИЛИ, МОЖЕТ БЫТЬ, EAU DE NI.
— Послушай, сын мой, — проговорил святой человек поспешно. — Чего ты конкретно хочешь? Нету у меня на тебя целого дня.
— ЕСТЬ. БЛАГОДАРЯ МНЕ.
— Чего ты хочешь?
— ПОЧЕМУ ВЕЩИ ТАКОВЫ, КАКОВЫ ОНИ ЕСТЬ?
— Нууу…
— ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ТАК?
— Не со всей определенностью. Что касается всех вещей, то это же тайна, понимаешь?
Незнакомец уставился на святого человека, отчего у того возникло ощущение, что его голова становится прозрачной.
— ТОГДА Я ЗАДАМ ТЕБЕ ПРОСТОЙ ВОПРОС. КАК ЛЮДИ ЗАБЫВАЮТ?
— Забывают что?
— ВСЕ. ЧТО УГОДНО.
— Это… э… это происходит само собой.
Предполагаемые последователи превратились в ленту на горном пути. Святой человек торопливо подхватил свою чашу.
— Предположим, что вот это твоя память, — сказал он, размахивая чашей. — Она может вместить вот столько, так? Новые вещи прибывают, старые должны вывалиться.
— НЕТ. Я ПОМНЮ ВСЕ. ВСЕ. ХЛОПАНИЕ ДВЕРЕЙ. ИГРУ СВЕТА В ВОЛОСАХ. ЗВУК СМЕХА. ШАГИ. КАЖДУЮ ДЕТАЛЬ. КАК БУДТО ЭТО БЫЛО ТОЛЬКО ВЧЕРА. КАК БУДТО ЭТО БЫЛО ТОЛЬКО ЗАВТРА. ВСЕ. ТЫ ПОНИМАЕШЬ?
Святой человек склонил свою блестящую лысую голову.
— Традиционно, — сказал он, — способы забывания включают в себя вступление в Клатчский Иностранный Легион, употребление вод нескольких магических рек — никто не знает, где их искать — и поглощение огромных объемов алкоголя.
— АХ, ДА.
— Но алкоголь истощает тело и отравляет душу.
— ЗВУЧИТ НЕПЛОХО, НА МОЙ ВЗГЛЯД.
— Учитель?
Святой человек в раздражении обернулся. Последователи прибыли.
— Минутку, ладно? Я беседую с…
Незнакомец исчез.
— Но, Учитель, мы преодолели многие мили через… — сказал последователь.
— Заткнись на секунду, хорошо?
Святой человек поднял руку и провел ею несколько раз в воздухе. Что-то пробормотал про себя.
Последователи обменялись взглядами. Такого они не ожидали. Наконец их предводитель потерял терпение.
— Учитель…
Святой человек обернулся и хватил его по уху. Звук определенно напоминал хлопок.
— А! Я понял! — воскликнул святой человек, — Итак, что я могу сделать для…
Тут он замер, поскольку его уши догнал мозг.
— А что он, собственно, имел в виду, когда говорил — люди?
В задумчивости Смерть шагал через холм туда, где его огромная белая лошадь безмятежно любовалась видами.
Он сказал ей:
— УБИРАЙСЯ.
Лошадь осторожно осмотрела его. Она была гораздо умнее большинства лошадей, хотя это и не такое уж значительное достижение. Она, казалось, сознавала, что с хозяином что-то не то.
— МОЖЕТ, Я ЕЩЕ ВЕРНУСЬ, — сказал Смерть.
И исчез.
В Анк-Морпорке не было дождя. И это весьма удивило Импа. Кроме этого его удивила скорость, с которой у него кончились деньги. Он уже потерял три доллара и двадцать семь пенсов. Потерял он их, положив в свою чашу, которую ставил перед собой, когда играл — из тех же соображений, из каких охотник использует подсадку чтобы приманить уток. В следующий раз, когда он заглянул в чашу, она была пуста. Люди приходят в Анк-Морпорк в поисках удачи. К несчастью, другие люди приходят сюда за тем же.
И людям, казалось, не нужен был бард, даже выигравший омелу и столетнюю арфу на Большом Эйстеддфоде в Лламедосе.
Он выбрал место на одной из главных площадей, настроился и заиграл. Никто не обратил на него ни малейшего внимания, разве что иногда толкали, проходя мимо, чтобы освободить дорогу и, по всей видимости, подрезать его чашу.
Наконец, когда он уже засомневался в правильности своего решения вообще сюда являться, рядом с ним остановились стражники.
— Это он на арфе играет, Шнобби, — заметил один, оглядев Импа.
— На лире.
— Нет, клянусь тебе, что… — толстый стражник нахмурился и посмотрел вниз.
— А, ты ждал всю жизнь, когда можно будет это сказать, так, Шнобби? — спросил он, — Держу пари, ты родился с надеждой, что в один прекрасный день кто-нибудь скажет «Это арфа» и тогда ты сможешь сказать — «Лира», в расчете на то, что получится каламбур или игра слов. Ну-ну. Ха-ха!
Имп перестал играть. В этих обстоятельствах продолжать было невозможно.
— Это в самом делле арфа, — сказал он. — Я выигралл ее на…
— А, так ты из Лламедоса, верно? — спросил толстый стражник. — Я догадался по твоему акценту. Очень музыкальные люди, эти лламедосцы.
— А по мне звучит, как будто горло полощут гравием, — заявил второй, которого назвали Шнобби. — Лицензия у тебя есть, приятель?
— Ллицензия? — переспросил Имп?
— Очень они строгие насчет лицензий, в Гильдии Музыкантов, — сказал Шнобби. — Если они поймают тебя играющим без лицензии, они отберут у тебя инструмент и засунут…
— Ну-ка, ну-ка, — сказал караульный, — хватит пугать парня.
— Скажем так: если ты играешь на флейте, тебя ждет не слишком много удовольствия, — сказал Шнобби.
— Но истинно говорю вам — музыка свободна, как воздух и небо, размыслите, — сказал Имп.
— Нет, только не здесь. Послушай совет, дружище, — сказал Шнобби.
— Я никогда не слышал о Гилльдии Музыкантов, — сказал Имп.
— Это на Тин Лид Элли, — сказал Шнобби, — Если хочешь быть музыкантом — вступай в Гильдию.
Имп был вскормлен в повиновении законам. Лламедосцы исключительно законопослушны.
— Мне доллжно направится прямо туда, — заявил он.
Стражники смотрели, как он удаляется.
— Одет в ночную рубашку, — заметил капрал Шноббс.
— Одеяние барда, Шнобби, — сказал сержант Колон. Стражники побрели дальше. — Очень бардические, эти лламедосцы.
— Как много ты дашь ему, сержант?
Колон рассек воздух резким размашистым жестом, как будто делая рискованную ставку.
— Два — три дня, — сказал он.
Они обогнули корпус Незримого Университета и двинулись легкой походкой по Задам, пыльной тихой улочке с небольшим движением и торговлей, которая ценилась у Стражи как место, где можно затаится, выкурить сигарету и воспарить в сферы чистого разума.
— Ты знаешь, что такое лосось, сержант? — спросил Шнобби.
— Да, я осведомлен об этой рыбе, да.
— Знаешь, ее еще продают ломтиками в банках.
— Что ж, исходные данные я понял.
— Ну-у-у, так. Вот каким образом все ломтики оказываются одного размера? Лосось-то делается тоньше с обоих концов!
— Небезынтересное наблюдение, Шнобби. Я полагаю…
Сержант остановился и уставился через улицу. Капрал Шноббс проследил направление его пристального взгляда.
— Эта лавка… — сказал Колон, — эта лавка вон там… Была она там вчера?
Шнобби посмотрел на облупленную вывеску, маленькое, инкрустированное грязью оконце, хлипкую дверь.
— Всяко, — сказал он, — она всегда тут была. Многие годы уже.
Колон пересек улицу и поскреб грязь на окне. Темные формы смутно вырисовывались во мраке.
— Да, верно, — пробормотал он. — Я имел в виду… Ээ… Была ли она тут вчера многие годы назад?
— Ты в порядке, сержант?
— Пошли, Шнобби, — сказал сержант, удаляясь так быстро, как только мог.
— Куда, сержант?
— Куда угодно, только прочь отсюда.
Нечто из темных глубин магазинчика наблюдало, как они уходят.
Имп уже успел повосхищаться зданиями Гильдий: величественным фронтоном Гильдии Убийц, роскошной колоннадой Гильдии Воров и дымящейся, но по-прежнему впечатляющей ямой там, где до вчерашнего дня стояла Гильдия Алхимиков. И потому весьма огорчительно было узнать, что Гильдия Музыкантов, когда он наконец нашел ее, не имела никакого здания.
Она была просто кучкой халуп на задах парикмахерской.
Имп уселся в комнатке с коричневыми стенами и стал ждать. На стене перед ним обнаружилось предупреждение: «Для собственного же комфорта ВЫ НЕ БУДЕТЕ КУРИТЬ!». Имп не курил никогда в жизни. Повсюду в Лламедосе было слишком сыро для этого.
Однако сейчас он неожиданно ощутил настоятельное желание попробовать.
Кроме него в комнате находились тролль и гном, и он не ощущал непринужденности в их компании.
Они пристально разглядывали его. Наконец, гном спросил:
— А ты не эльф?
— Я? Нет!
— Ты выглядишь здорово по эльфийски из-за этих твоих волос.
— И все же я никакой не элльф! Честное сллово!
— Ты откудова? — спросил тролль.
— Лламедос, — ответил Имп.
Он закрыл глаза. Он знал, что тролли и гномы традиционно делают с людьми, заподозренными в том, что они эльфы. Такое, что даже Гильдии Музыкантов было бы чему поучиться.
— Чо ты тут забыл? — спросил тролль. Глаза его были закрыты двумя большими квадратами темного стекла, скрепленными проволочной рамкой, которая цеплялась за уши.
— Это арфа. Догадайся.
— А! Играешь на ней, значит?
— Да.
— Друид, что ли?
— Нет!
Некоторое время царила тишина, пока мысли у тролля в голове выстраивались в новом порядке.
— А в этой своей ночнушке выглядишь точно как друид, — громыхнул наконец он.
Гном, сидящий по другую сторону от Импа, захихикал.
Друидов тролли тоже не любят. Всякий разумный вид, проводящий много времени в неподвижных, камнеподобных позах, становится объектом добычи других разумных видов, которые катят его представителей на катках за шестьдесят миль, чтобы там закопать по колени в землю в своих кругах. Все это служит серьезным поводом для обид.
— В Лламедосе так одеваются все подряд, понимаешь? — сказал Имп, — И я не друид! Я — бард! Я вообще не выношу буллыжников!
— Опс! — сказал гном тихонько
Тролль смерил Импа взглядом, медленно, не торопясь. Потом он сказал, и в голосе его не было специфического оттенка угрозы:
— Недавно в городе, а?
— Толлько-толлько прибылл, — ответил Имп. Да я еще и дверь не открыл, подумал он, а меня сейчас разотрут в кашу.
— Небольшой совет. То, что тебе надо знать. Я даю его тебе просто так, ни за что. В этом городе «булыжник» обозначает тролля. Скверное слово, его используют глупцы. Если ты называешь тролля булыжником, значит, ты собираешься провести какое-то время в поисках собственной головы. Особенно если твои патлы выглядят по эльфийски. Это чисто совет, потому как ты бард и лабаешь музыку, как и я.
— Точно! Бллагодарю! О да! — воскликнул Имп, качающийся на волнах облегчения.
Он схватил арфу и извлек несколько нот. Это слегка разрядило атмосферу в комнате. Всем известно, что эльфы совершенно неспособны к музыке.
— Лайас Блюстоун, — сказал тролль, выдвигая из себя нечто массивное, с пальцами.
— Имп-и-Селлайн, — ответил Имп. — В общем, никогда не имелл ничего общего с работами по камню, вот что я хотелл сказать.
Маленькая, узловатая рука, которая оказалась собственностью гнома, ткнула Импа с другой стороны. Он обернулся. Гном был маловат даже для гнома. На коленях у него лежала большая бронзовая труба.
— Глод сын Глода, — представился он. — А ты, значит, играешь на арфе.
— На чем угодно, на что натянуты струны, — ответил Имп, — но арфа — короллева среди инструментов, воистину!
— А я могу что дуть во что угодно, — сообщил Глод.
— Правда? — Имп заколебался в поисках уместного ответа. — Ты, доллжно быть, весьма популлярен.
Тролль опрокинул здоровую кожаную сумку.
— Это на чем я играю, — пояснил он.
Несколько больших круглых камней раскатились по полу. Лайас подхватил один и щелкнул по нему ногтем. Раздался бам.
— Музыка, исполлняемая на камнях? — спросил Имп. — Как вы называете ее?
— Мы называем ее Грухауга. — ответил Лайас. — Что значит: Музыка, исполняемая на камнях.
Все камни были разного размера и покрыты насечками.