— Можно мне? — спросил Имп.
— Сделай одолжение.
Имп выбрал маленький камень и щелкнул по нему — бом. Второй, поменьше — бинг.
— Как ты играешь на них? — спросил Имп.
— Колочу по ним по всем.
— А потом?
— Что ты имеешь в виду — а потом?
— После того, как ты ударишь по всем камням, что ты делаешь?
— Колочу по ним по всем опять, — ответил Лайас, ударник до мозга костей.
Дверь во внутреннюю комнату открылась и остроносый мужчина уставился на них.
— Вы вместе? — протрещал он.
Между тем упомянутая в легенде река, капля воды из которой отнимает у человека память, существует на самом деле.
Многие люди полагают, что это река Анк, воду из которой можно пить, а можно вырезать ножом и жевать. Эта вода, возможно, лишит человека памяти; и уж наверняка из-за нее с человеком произойдет много всего такого, что он потом не сочтет возможным вспоминать.
На самом же деле совсем другая река способна на этот фокус с памятью. Но с ней есть небольшая загвоздка. Никто не может сказать, где она протекает, поскольку всякий, кому удалось отыскать ее, забывал об этом самым превосходным образом.
Смерть занялся другими возможностями.
— Семьдесят пять долларов? — воскликнул Имп, — просто за то, чтобы играть музыку?
— Двадцать пять долларов — регистрационный взнос, двадцать — членские взносы и пятнадцать — добровольный обязательный ежегодный взнос в Пенсионный Фонд, — объяснил мистер Клит, секретарь Гильдии.
— Но у нас нет столько денег!
Секретарь пожал плечами, дав понять, что у мира много проблем и эта — одна из них, но это проблемы мира, а не секретаря.
— Но мы, возможно, сможем запллатить, когда подзаработаем немного, — предложил Имп слабым голосом, — еслли бы вы, допустим, позволлилли бы нам неделлю илли две…
— Я не могу позволить вам играть, пока вы не вступите в Гильдии, — ответил мистер Клит.
— Но мы не сможем вступить в Гильдию, пока не поиграем, — сказал Глод.
— Именно так, — ответил мистер Клит весело. — Хат. Хат. Хат.
Это был странный смех — совершенно невеселый и неуловимо птичий. Он очень подходил своему владельцу, которого вы могли бы получить, выделив из чего-то в янтаре окаменевший генетический материал и нарядив его в костюм.
Лорд Ветинари потворствовал росту Гильдий. Они были большими колесиками в прекрасно отлаженном часовом механизме города. Каплю масла сюда… немного песочку туда — и в целом все работает. И предоставляет возможность роста — в том смысле, в каком компостная куча предоставляет ее червям — для мистера Клита. Он не являлся, в стандартном понимании, плохим человеком; точно так же чумная крыса, с непредвзятой точки зрения, не является плохим животным. Мистер Клит тяжко трудился на пользу своего братства. Он жизнь положил на это. Есть масса вещей, которые должны быть сделаны и которые никто не хочет делать; и люди благодарны мистеру Клиту за то, что он их делает за них. Ведение протокола, к примеру. Или отслеживание членских списков. Заполнение бумаг. Организация.
Ранее он в поте лица трудился на Гильдию Воров, сам не будучи вором — по крайней мере, в буквальном понимании. Затем открылась гораздо более высокая вакансия в Дурацкой Гильдии — и мистер Клит не свалял дурака. И наконец — должность секретаря Музыкантов.
Согласно правилам, секретарем Гильдии может быть только музыкант, так что он приобрел расческу и папиросную бумагу. До сих пор Гильдия управлялась настоящими музыкантами, поэтому списки членов никто никогда не разворачивал, никто не платил взносы в срок, организация была должна несколько тысяч долларов под грабительские проценты троллю Хризопразу, а ведь у него даже слуха не было.
Когда мистер Клит в первый раз раскрыл неопрятный гроссбух и увидел царящий в нем бардак, его охватило глубокое и прекрасное чувство. С этого момента он уже не оглядывался по сторонам. Он проводил массу времени, глядя вниз. Хотя у Гильдии были совет и президент, у нее так же был и мистер Клит, который вел протоколы, следил за тем, чтобы дела шли без сучка, без задоринки и тихо улыбался сам себе. Странный, но достоверный факт — стоит людям свергнуть тирана и начать править самостоятельно — тотчас же, как гриб после дождя, возникает мистер Клит.
— Хат. Хат. Хат. — Возможность вызвать у мистера Клита смех стояла в обратной зависимости от реально содержащегося в ситуации юмора.
— Но это же бессмысллица!
— Добро пожаловать в таинственный мир гильдийской экономики, — сказал мистер Клит. — Хат. Хат. Хат.
— А еслли мы будем играть, не явлляясь члленами Гилльдии, что тогда? — спросил Имп. — Вы конфискуете наши инструменты?
— Для начала, — ответил президент, — а затем мы некоторым образом вернем их вам. (Хат. Хат. Хат) Между прочим… Вы, случайно, не эльф?
— Семьдесят пять долларов — это грабеж, — заявил Имп, когда они брели по вечерним улицам.
— Больше, чем грабеж, — сказал Глод. — Я слышал, что Гильдия Воров берет только проценты.
— И ты получаешь членство в Гильдии и что угодно, — пророкотал Лайас. — Даже пенсию. И каждый год поездка в Квирм на пикник.
— Музыка доллжна быть свободной! — сказал Имп.
— Что будем делать сейчас? — спросил Лайас.
— У кого сколько? — спросил Глод.
— У меня доллар, — сказал Лайас.
— У меня несколько пенсов, — сказал Имп.
— Значит, сейчас мы отправимся перекусить, — сказал Глод. — Вот сюда.
Он показал на вывеску.
— Кормовая Нора Гимлета? — спросил Лайас. — Гномье имя. Сквермишель с помоями?
— Теперь он готовит и для троллей, — ответил Глод. — Решил отбросить этнические предрассудки, чтобы побольше зарабатывать. Пять видов угля, семь видов кокса с пеплом и осадочные породы, от которых у тебя слюнки потекут. Ну что, нравится?
— А гномий хллеб? — спросил Имп.
— Тебе нравится гномий хлеб? — спросил Глод.
— Я очень ллюбллю его, — сказал Имп.
— Что, настоящий гномий хлеб? — уточнил Глод. — Ты уверен?
— Да. Он хрустящий и очень вкусный, воистину!
Глод пожал плечами:
— Это доказывает, что ты не врал, — сказал он. — Тот, кто любит гномий хлеб, не может быть эльфом.
В забегаловке было почти пусто. Гном, до подмышек скрытый фартуком, смотрел на них поверх стойки.
— У вас подают хрустящую крысу? — спросил Глод.
— Лучшая клятая крыса-фри в городе, — ответил Гимлет.
— Тогда мне четыре хрустящих крысы.
— И гномий хлеб, — сказал Имп.
— И кокс, — добавил Лайас.
— Крысиные головы или крысиные ноги?
— Нет. Четыре хрустящих крысы.
— И кокс.
— Крыс подать с кетчупом?
— Нет.
— Ты уверен?
— Никакого кетчупа.
— И кокс.
— Два крутых яйца, — сказал Имп.
Окружающие одарили его странными взглядами.
— А что такое? Я просто ллюбллю яйца вкрутую, — добавил он.
— И кокс.
— И два яйца вкрутую.
— И кокс.
— Семьдесят пять долларов, — сказал Глод, когда они уселись. — Сколько будет семьдесят пять долларов умножить на три?
— Много долларов, — сказал Лайас.
— Больше двух сотен долларов, — уточнил Имп.
— Думаю, мне не приходилось видеть две сотни долларов за раз, — сказал Глод. — Во всяком случае, наяву.
— Мы добудем деньги? — спросил Лайас.
— Мы не можем добывать деньги, играя музыку, — сказал Имп. — Это Закон Гилльдии. Еслли они поймают тебя, они отберут твой инструмент и засунут… — он запнулся. — В общем, еслли ты фллейтист, то это будет то еще удоволльствие, — припомнил он.
— Не думаю, что тромбонисту придется легче, — заметил Глод, посыпая крысу перцем.
— Я не могу вернуться домой, — сказал Имп. — Я сказалл им… В общем, я не могу. Да даже если бы я мог, мне бы пришллось вытесывать моноллиты, как мои братья. Все, что их интересует, это их каменные круги.
— А если я сейчас вернусь домой, — сообщил Лайас, — я буду дубасить друидов.
Оба украдкой чуть отодвинулись друг от друга.
— Тогда нам надо играть там, где Гильдия нас не найдет, — сказал Глод весело. — Надо найти какую-нибудь заточку…
— Заточка у меня есть, — заявил Лайас с гордостью. — Из напильника.
— Я имею в виду ночной клуб, — пояснил Глод.
— Ночью им некуда деться.
— Я уверен, — сказал Глод, оставляя эту тему, — что в городе полно заведений, которым не нравится платить по ценам Гильдии. Мы могли бы дать несколько разовых концертов и без труда заработать.
— Что, втроем? — спросил Имп.
— Конечно.
— Но мы играем гномью музыку, челловеческую музыку и троллью музыку. Вряд лли они совместимы. Я имею в виду, что гномы сллушают гномью музыку, ллюди сллушают челловеческую музыку и тролли сллушают троллью музыку. Что поллучится, еслли мы смешаем их? Нечто чудовищное.
— А что такое? Мы неплохо уживаемся, сказал Лайас, привстав чтобы добыть со стойки соль.
— Мы же музыканты, — сказал Глод. — А это совсем другое дело.
— А, да. Верно, — согласился Лайас.
Он сел.
Раздался треск.
Лайас встал.
— Ох, — произнес он.
Имп медленно и с величайшей осторожность взял с лавки то, что осталось от его арфы.
— Ох, — повторил Лайас.
Струны скрутились с печальным звуком.
Смотреть на это было все равно как на смерть котенка.
— Я выигралл ее на Эйстеддфоде, — произнес Имп.
— Ты сможешь склеить ее назад? — спросил Глод наконец.
Имп покачал головой:
— В Лламедосе не осталлось никого, кто знает, как это деллать.
— Да, но на Улице Искусных Ремесленников…
— Я действительно извиняюсь. Я имею в виду — действительно извиняюсь. Не могу понять, как она тут оказалась.
— Это не твоя вина.
Имп безуспешно пытался сложить обломки вместе. Музыкальный инструмент нельзя починить. Он помнил, как об этом говорили старые барды. У них есть душа. У всех инструментов есть душа. Когда их ломают, душа ускользает, улетает, как птица. Все, что можно собрать из обломков — это ничтожное соединение дерева и проволоки. Может быть, оно сможет звучать и даже ввести в заблуждение случайного слушателя, но… С тем же успехом можно сбросить кого-нибудь с обрыва а потом сшить обратно, ожидая, что этот кто-то оживет.
— Ну, тогда, может быть, мы сможем раздобыть тебе новый? — спросил Глод. — На Задах… на Задах есть одна замечательная музыкальная лавка… — он запнулся. Конечно. Разумеется. На Задах есть музыкальная лавка. И всегда там была. — На Задах, — повторил он, просто чтобы быть уверенным. — Обязана быть там. На Задах. Да. Уже многие годы.
— Такую не раздобудем, — сказал Имп. — Прежде чем просто коснуться дерева мастер проводит две неделли в пещере под водопадом, завернувшись в волловью шкуру.
— Зачем?
— Я не знаю. Это традиция. Он очищает свой разум от всего отвлекающего.
— Должно быть, зачем-то еще, — сказал Глод. — Но мы купим тебе что-нибудь. Ты не можешь быть музыкантом без инструмента.
— Но у меня и денег-то нет, напомнил Имп.
Глод хлопнул его по спине.
— Это неважно, — заявил он. — У тебя есть друзья! Мы поможем тебе, если сможем конечно.
— Но мы потратилли все деньги на эту еду, — сказал Имп. — У нас болльше нет ни пенса.
— Это негативный взгляд на вещи, — заметил Глод
— Ну, да. Но у нас же ничего нет, сам посуди.
— Я разбираюсь кое в чем, — заявил Глод. — Я гном, так? А мы понимаем в деньгах. Знание денег — это, в сущности, мое среднее имя.
— Какое длинное.
Уже почти стемнело, когда они добрались до магазина, который располагался по правую руку, напротив стен Незримого Университета. Он выглядел как музыкальный торговый центр, усиленный ломбардом, так как у каждого музыканта бывают в жизни периоды, когда ему приходится закладывать свой инструмент, если он хочет есть и спать под крышей.
— Ты что-нибудь здесь покупал? — спросил Лайас.
— Нет… Насколько я помню, — ответил Глод.
— Он закрыт, — сказал Имп.
Глод забарабанил в дверь. Через некоторое время дверь со скрипом приоткрылась ровно настолько, чтобы обнаружить ломтик лица, принадлежащего старухе.
— Мы хотели бы приобрести инструмент, ма'ам, сказал Имп.
Глаз и ломтик губ осмотрели его с ног до головы.
— Ты человек?
— Да, ма'ам.
— Тогда входи.
Лавка освещалась несколькими свечами. Старуха ретировалась в безопасное место, за стойку, откуда принялась высматривать признаки того, что он собирается убить ее в ее собственной постели.