– Камень… – Пролепетал Пол Монти. – Обыкновенный камень!
Рыхлое лицо Пилберга болезненно перекосилось.
– Они уже здесь, – сипло пробормотал он. И тут же рявкнул. – Осмотреть местность! Быстро!
Люди с оглядкой двинулись в разные стороны. Гуль зажмурился. Ему представилось, что валуны вокруг начинают оживать, и каменные проказники в одежде и без принимаются отплясывать сумасшедшую лезгинку, свиваясь в единый стремительный хоровод, по-детски дразня колонистов приставленными к носу пальцами. Но случилось иное. Громко выругался Сван, и по голосу его было абсолютно ясно, что он увидел нечто такое, от чего, готов был припустить во всю прыть.
– Взгляните, проф! – голос Свана дрожал.
Открыв глаза, Гуль увидел улыбающегося Володю. Это была снисходительная улыбка человека, знающего наперед, что должно произойти через минуту и через две. Капитан казался совершенно спокойным, хотя смотрел туда же, куда и все. Гуль приблизился к кромке скалы, на которой столпились колонисты и скосил глаза вниз. Во впадине, как раз под ними, располагалась группа людей. Они стояли, задрав головы, и, содрогнувшись, Гуль отчетливо разглядел повязки на их кистях. Фергюсон, Трап, Хадсон… А вот он и сам – набычившийся, как всегда глядящий недоверчиво и исподлобья.
– Зеркало, – облегченно выдохнул Монти. – Такое мы уже видели.
– А может, двойники?
Пилберг внизу, обернувшись к Фергюсону, что-то сказал.
Тот нерешительно кивнул.
– Нет, не зеркало, – пролепетал профессор. – Это
Умело и быстро Сван разлил содержимое бутыли по чашкам.
– Чтоб я лопнул, если это не вода! – брови Монти изогнулись вопросительной птичкой.
– Точно, она самая, – Сван отпил глоток и сплюнул.
– А чего вы ждали? – Пилберг ядовито усмехнулся. – Виски? Или шампанского?
– А почему бы этому пойлу и не стать шампанским? – Фергюсон ответил ему той же усмешкой. – Или вы знаете какой-нибудь здешний закон, обращающий вино в воду и только в воду?…
Пилберг скрежетнул зубами и набычился.
– То-то и оно, профессор. Ни одного здешнего закона вы не знаете. Времени прошло более, чем достаточно, а вы по-прежнему не в состоянии объяснить самого захудалого феномена.
– Осади, Ферги! Что на тебя нашло? – Монти обеспокоенно шевельнулся.
– Нет уж, пусть выскажется! – Властно пророкотал профессор. Он сидел, откинувшись на спинку стула, напряженно согнув руки. Пугающая улыбка стыла на его губах.
– И выскажусь! – Фергюсон уже сообразил, что перешел дозволенные границы, но, струсив, уже не мог остановиться. – Разве не вы, проф, пытались рассуждать о здешних корреляциях? И не вы ли чуть ли не каждый день грозитесь, что со дня на день раскроете загадку местных чудес? Так поделитесь, маэстро! Бегающий тайком к нашим милостивым и всемогущим соседям не может не почерпнуть горсточку-другую знаний. Или не вышло?… – Фергюсон перевел дух. На миг в его глазах мелькнула растерянность, словно он недоумевал, что все еще жив и ему позволяют говорить дерзости. Но миг этот оказался слишком короток. Фергюсона продолжало нести.
– И что же мы изобретем на этот раз? А, проф? Тенатологию? Но ее мы вроде бы уже проходили. Вместе с теорией иммитации. Или вы решили все-таки остановиться на последней? О! Вижу, что попал в яблочко! Именно иммитация! Всего и вся… Этакая объемная проекция, выданная на всю нашу компанию. И разом объясняется все, не правда ли, проф? И эта выдумка с двойниками, и ложная артикуляция, и наше оружие, не утерявшее способности стрелять…
Выстрел прогремел ему прямо в лицо. Так по крайней мере показалось присутствующим. Взлохмаченная головенка откинулась назад, и Фергюсон схватился за кровоточащее плечо.
– Оно действительно стреляет… – Хрипло вымолвил Пилберг и старческим движением сунул дымящийся пистолет в кобуру. Помедлив, добавил: – Вы сами добивались этого, не так ли?
Люди за столом молчали, и оттого особенно ясно слышалось частое дыхание Фергюсона. Лицо его побледнело, маленькое тельце опасно накренилось. Поморщившись, Пилберг пробормотал:
– Помогите ему, что ли!..
Жанна, остолбеневшая в первые мгновения после выстрела, ожила и с придушенным всхлипом бросилась к Фергюсону. Вдвоем с Барбарой они помогли злосчастному оратору подняться и увели его с террасы.
– Вот и поговорили, – Пол издал нервный смешок.
– Ничего, это пойдет ему на пользу. – Пилберг сумрачно забарабанил пухлыми пальцами по столу.
– Дело семейное, верно? – Володя шевельнулся на своем стуле. Гуль заметил, что в глазах приятеля разгорается тот же сумасшедший огонек, что и у Фергюсона.
– Вы не ошиблись. – Холодно сказал Пилберг. – Дело самое обыкновенное. Даже в примерных семьях случается, что детей порют ремнем. И никто не торопиться осудить за это родителей. Потому что это их право и их ответственность.
Капитан задиристо приподнял подбородок.
– А стрелять в людей, стало быть, ваше право?
Пальцы Пилберга замерли. Видно было, как он напрягся, и Гуль тут же решил про себя, что воспользоваться оружием ему не позволит. Схватит, как только тот потянется за пистолетом. Или даст по кумполу той же тарелкой с фрикасе.
– Одну секундочку, сеньоры! – вмешался Пол. – Думаю, ничего хорошего не выйдет, если все мы тут начнем палить друг в друга из чего попало. Нервы у всех на взводе, оно и понятно, но согласитесь, это не повод для ссор. Может, стоит всерьез обсудить гипотезу Фергюсона? Я говорю об этой чертовой иммитации.
– Гигантская лаборатория с подопытным материалом? – Трап покосился в сторону Пилберга. Он тоже был непрочь подыграть Полу.
– А почему нет? Во всяком случае подобный вариант мы подробно не проговаривали.
– Сволочи! – Трап захрустел костяшками. – Добраться бы до тех, кто затевает такие штучки! Слышал я про такие центры. Вырезают людям разные органы и наблюдают потом, как они без них обходятся. Или лекарства какие-нибудь новые испытывают…
– Не горячись, Трап. Это ведь только гипотеза, – Пол в смущении потер виски. Роль конферансье ему явно не шла. – Для начала нам не мешало бы обзавестись критериями, исходя из которых, можно было бы оценивать тот или иной факт. Я хочу сказать, что необходимо еще раз припомнить все сколь-нибудь весомые события, последовательно выстроить в цепь, и только тогда нам удастся провести грань между вымыслом и реальностью.
– Не понял? – Хадсон приподнял голову. – Другими словами, призвав на помощь логику, ты собираешься установить, сон это или не сон?
– Примерно так, – Монти кивнул.
– А может ли человек, находящийся во сне, приходить к подобным умозаключениям?
– Я полагаю… – лейтенант поскреб пятерней макушку. – Полагаю, что да.
– Черт побери! – простонал Сван. – Может, в самом деле нет никакой каракатицы? А есть эта самая дьявольская лаборатория, где сначала накачивают галлюциногенами, а потом изучают психику и все такое!
– Вы что, хотите сказать, что все это бред? – дрожащим голоском спросила Катарина.
– Ну да! – Сван страдальчески сморщился. – Представляю себе картинку! Дюжина полутрупов в креслах с закаченными под лоб глазами и толпа очкариков, снующих вокруг с капельницами и прочим медбарахлом. Но почему они выбрали именно нас? Ведь на такие вещи должен быть предварительный контракт, согласие клиента…
– Честно говоря, мне такая версия не представляется убедительной, – пробубнил Хадсон. – Если бы это было так, навряд ли мы рассуждали бы столь здраво. И потом создать такую сложную и длительную галлюцинацию…
– Да еще коллективную! – подхватил Трап.
– Вот-вот! Что-то не верится. Уж проще всего свалить все на Мудрецов.
– А на кой, спрашивается, им нужно что-то там иммитировать? Они же гиганты по сравнению с нами. Если понадобится, в любое время дня и ночи возьмут голыми руками!
– Тогда что делать с этими идиотскими снами? Или мы сами их выдумываем?
– Проф! – Пол Монти вымученно взглянул на молчащего Пилберга. – По-моему, мы буксуем. Подайте трос, дружище.
Профессор пошевелил губами и еще больше нахмурился. «Подавать трос» он явно не собирался. Возможно, переживал за свой недавний срыв. Фергюсон был необходим ему, как начинка пирожку. Без злобного лохматого крысенка всякий его монолог протекал вяло и безыскусно.
– Здесь нет проторенных дорог, – ворчливо начал он. – Все, что мы можем, это начать с нуля, пересматривая прошлую жизнь заново, подвергая сомнению каждый пустяк… Появятся критерии, появятся и исходные точки. Тут я согласен с Полом. Рассуждать о пространстве, не имея под рукой сколь-нибудь подходящей системы координат, невозможно. В противном случае нам останется принимать этот мир таким, каков он есть или, вернее, каким он нам кажется.
– Пилберг и Гегель против Фейербаха! – объявил капитан. – Материя не является субстратом реальности, потому как эту самую реальность решено принять за искомое неизвестное. Вы, кажется, сдаете позиции, профессор?
Пилберг угрюмо воззрился на него. Ему было явно не до спора, свою порцию он уже получил. Так и не ответив, он отодвинул от себя чашку и тяжело поднялся. Шагами больного покинул террасу.
«Вот и вся философия на сегодня,» – Гуль оглянулся на Володю. Глаза приятеля вновь потускнели. Ни тени торжества. Гулю захотелось встать и уйти вслед за профессором, но он продолжал сидеть вместе со всеми. Зачем? Он не знал этого. Инерция духа, заторможенная диалектика. В этом он не отличался от прочих, в этом кое-что понимал. Оттого, может, и испытывал подобно многим смутную тягу к спорам, злым и бесцельным, к диадам, вызывающим довольство именно своей неразрешимостью.