Сатана невинности меня?
Что ж - коль это будет вам полезным,
Признаю и этот грех сполна,
Ибо тот палач с прутом железным
В самом деле, чем не сатана?
Палач
Так же, как больному нужен врач,
Обществу необходим палач.
Общество, однако, нипочем
Не желает знаться с палачом.
Уважаем в обществе солдат
Палачу он, видимо, не брат,
Даже благородный дворянин
Почитает свой военный чин.
Только тот, кого убил солдат,
Разве ж был хоть в чем-то виноват?
Пусть он из чужой страны, но он
Соблюдал своей страны закон.
Я ж тружусь, преступников казня
Чем солдат достойнее меня?
И к тому ж - решаю-то не я,
Следствие решает и судья.
Я с врачом сравнился сгоряча
Я лишь инструмент в руке врача.
Кнут и дыбу с кольцами оков
Изобрел не я - закон таков.
Завтра девка кончит жизнь в огне.
Прав ли приговор - судить не мне,
Но ее послушать смертный вой
Вы сойдетесь радостной толпой.
Будете кричать, ее дразня
Чем вы лучше, собственно, меня?
У меня весьма нелегкий труд!
Да, по службе я бываю крут,
Но по жизни - вовсе не злодей!
У меня же все, как у людей:
Теплый дом, любимая жена...
Но порой дичится и она.
Дома не использую плетей,
Никогда не бью своих детей,
Но и дети - чувствую, хоть плачь!
Недовольны, что отец - палач.
Отчего вы все, понять хочу,
Так несправедливы к палачу?
2000
Русская идея
Гиблая пустыня - ни конца, ни кpая.
Общая святыня - мать-земля сыpая.
Топи да болота, степи да чащобы,
Хpамов позолота, а вокpуг - тpущобы,
Завывает вьюга, гонит снег по кpугу...
Коpотка кольчуга на спине у дpуга!
Глушь да буеpаки, воpовство да дpаки,
Да сpамные вpаки вечеpом в баpаке.
Пpем с мольбой о чуде пpямиком в тpясину.
Каждому Иуде - личную осину!
Каждому кумиpу возжигаем свечки,
Да гpозимся миpу встать с холодной печки:
Вот подымем знамя да пpойдем с боями,
Тем же, кто не с нами, гнить в зловонной яме!
Вытопчем доpогу к вашему поpогу,
Пусть идем не в ногу, но зато нас много.
Пыл наш не умерить, рвемся в бой отважно,
Главное - чтоб верить, а во что, неважно.
Не считаем трупы, не боимся мести,
Ничего, что глупо, главное, что вместе!
Пить - так до упаду, мордой в грязь с размаху,
Нету с нами сладу, во нагнали страху!
Все кругом поруша, перед образами
Изливаем душу пьяными слезами.
Нас видать по pоже, выpосших без нянек,
Нам свой кнут доpоже, чем замоpский пpяник.
Мы в гробу видали ихние конфетки!
Будем жить и дале в клетке, как и предки.
Нам все пеpемены - как седло коpове,
Гpязи по колено, да по пояс кpови.
Завывает вьюга, свиpипеет стужа,
Ничего, что туго - может быть и хуже.
На таком морозе к черту все приличья!
По уши в навозе веруем в величье.
Кто кого замучит на лесоповале?
Нас ничто не учит, мы на всех плевали.
Нас любая гадость может распотешить,
В нас - добро и святость! Тех, кто спорит - вешать!
Нищая лачуга стынет под сугробом,
Завывает вьюга, как вдова над гробом...
1995
"Ворон в клетке каркает зловеще..."
Ворон в клетке каркает зловеще.
Принц гоняет мух эфесом шпаги.
Королева-мать пакует вещи.
Генерал-фельдмаршал жжет бумаги.
Мебель, статуи, ковры, картины
Бросить все! - какой удар по нервам!
Все из-за гофмаршала, скотины:
Клялся умереть, а смылся первым!
Королева-мать кряхтит с натуги:
Где теперь ливреи-позументы?
Во дворце - ни стражи, ни прислуги,
Только ветер кружит документы.
В сапогах на королевском ложе
Лейб-гусар с похмелья отдыхает.
Он следит за королевой лежа,
Стряхивает пепел и чихает.
"Что, мадам, не велико уменье
В наши времена стать ближе трону?
Я вот, например, спустил именье,
Ну а вы - профукали корону."
Крыса пробежала по паркету.
Латы притаились в полумраке.
В галерее хмурятся портреты:
Генералы, рыцари, вояки...
Тот в мундире, тот закован в панцирь,
В жизни был тюфяк, а здесь - отважен...
Ворон в клетке - натуральный канцлер:
Точно так же стар, и глуп, и важен.
Принц, худой болезненный подросток,
Смотрит на портреты генералов.
Вырос он среди мишурных блесток
И тоски придворных ритуалов.
Ни друзей, ни игр, весь день в мундире
Экспонат дворцового зверинца.
Нет несчастнее ребенка в мире,
И за что народ не любит принца?!
Входит кучер в сюртуке. "Проклятье!
Сколько можно ждать! Мадам, вы скоро?"
"Я еще не уложила платья
И сервиз китайского фарфора!"
"Платья! Чашки! Между прочим, э т и
Всех нас могут запросто повесить!
Мне не надоело жить на свете,
Жду еще минут, ну скажем, десять."
Выстрел раздается в переулке.
"Слышали? Вас встретят не свирелью!"
Кучер спешно роется в шкатулке
И в карман пихает ожерелье.
Вновь палят. Уже внизу, у входа.
Дверь слетает с петель под тараном.
Слышен крик:"Да здравствует свобода!"
Звон разбитых стекол - "Смерть тиранам!"
"Ч-черт!" - гусар срывает эполеты.
Кучер прочь бежит, ругаясь глухо.
Генерал хватает пистолеты,
Целясь правым в дверь, а левым - в ухо.
Звон стекла. Визг пули над карнизом.
Входят э т и - с вилами, с ножами.
Королева над своим сервизом
Словно Архимед над чертежами...
Принц сползает на пол, удивленно
Глядя, как сочится кровью рана,
И сквозь прутья клетки полусонно
Ворон наблюдает смерть тирана.
1995
850
Пир Вавилонской Блудницы.
Груды дешевых даров.
Лоснятся сытые лица
Умных и хитрых воров.
В гаванях спущены трапы.
Тащат поклажу волы.
Знатно гуляют сатрапы,
Капает жир на столы.
Ловко обделано дельце
Глупому не по зубам:
Крупные рабовладельцы
Брагу подносят рабам.
И до беспамятства рады
Данному дару судьбы,
Возле кирпичной ограды
Весело пляшут рабы.
Громче гремите, тимпаны!
Мчись, карнавал, под уклон!
Даже заморские страны
Славят тебя, Вавилон!
Храмы твои и гробницы,
Хватку твоих челюстей...
У Вавилонской Блудницы
Нынче немало гостей.
Сколько имен погубила,
Отпрысков лучших семейств!
Сколько племен пригубило
Чашу ее блудодейств!
Кровь превратится в чернила.
Сталь превратится в гнилье.
Скольких она соблазнила!
Сколько имели ее!
Пир Вавилонской Блудницы.
Звон золоченых оков.
Пусть охраняют границы
Сотни имперских полков,
Пусть полыхают рубины
В красной короне твоей,
Пусть изливаются вина
И истекает елей,
Пусть славословием слиты
Вместе альты и басы,
Пусть воспевают пииты
Щедрость продажной красы,
Пусть ты нарядно одета
Пурпуром праздничных дней
Но уже слышится где-то
Ржание бледных коней.
Ложью фальшивых провидцев
Скрыт нарастающий стон
Из разоренных провинций,
От покоренных племен.
Как ни выщипывай брови,
Сколько даров не грузи,
Сталь заржавела от крови,
Поршни увязли в грязи.
В пышных садах беззаконий,
В блеске мишурных наград
Сквозь аромат благовоний
Слышится тления смрад.
Пир Вавилонской Блудницы.
Тосты и речи под стать.
Но до последней страницы
Книгу недолго листать.
Близится суд над тобою,
Время за все отвечать.
Нет, не архангел с трубою
Вскроет седьмую печать,
Жертвы не встанут из праха,
В небе не вспыхнут бои
Нет, инструментами краха
Станут холопы твои.
Лившие столько елея,
Несшие столько даров
Завтра сорвут, не жалея,
Твой златотканный покров.
И растерзают на части,
И истребят на корню,
Сердце неправедной власти
Предано будет огню.
Ну а пока - в багрянице
Ты привечаешь гостей...
Пир Вавилонской Блудницы.
Торжище грязных страстей.
Пышная пошлость мистерий.
Язвы одеты в шелка.
Вечная роскошь империй,
Склеивших кровью века.
Тянутся тяжко столетья,
Только не вечен полон.
Пали два Рима. Ты - третья.
Горе тебе, Вавилон!
1997
Альтернатива
Но помни: в бокале с шампанским кpовь И слезы, Маpия. Не пей. Не пей.
М.Щербаков
Не по воле поэта,
Не по роли балета
Жарким выдалось это
Сорок первое лето.
Не учебные стрельбы,
Не штрафные наряды
До Смоленска от Эльбы
Долетали снаряды.
В тучах пепла и пыли
Перли танки по склону,
Пикировщики выли,
Заходя на колонну.
Ветры дымные дули,
С неба сыпался гравий,
Точки ставили пули
В миллион биографий...
Так уж выпала фишка,
Так куранты пробили
Сгнил вчерашний мальчишка
В безымянной могиле.
И, лишен даже чести
Называться убитым,
Стал пропавшим без вести,
Исключенным, забытым.
Мать заплачет о сыне
Встретит взгляды косые:
НУ как он на чужбине?
Предал, падла, Россию?
Вот и вся благодарность
От спасенной державы,
Вот и вся лучезарность
Несмываемой славы...
Но по воле поэта
Фишки заново бросим
И затвор пистолета
В нужный миг перекосим.
Желтой гильзы латунной
Сталь бойка не коснется,
И с погибелью юный
Политрук разминется.
Был мундир его драный,
В жирной копоти пашен,
Не кровавою раной,
А медалью украшен.
За бомбежкой - атака...
Сгинул штаб в окруженье,
Политрук же, однако,
Снова выжил в сраженье.
Верой в партию полон,
Под огонь пулемета
В бой за Сталина вел он
Поредевшую роту.
Чтобы красному флагу
Реять вновь над хлебами,
Он в приказе "Ни шагу..."
Не имел колебаний.
Время было такое...
И на станции скоро
Он своею рукою
Расстрелял паникера.
Позже - в речи комбата
Уловив опасенье,
Не вступая в дебаты,
Настрочил донесенье.
Сам же бился отважно,
Вечно верный приказу,
Хоть и раненый дважды,
Но смертельно - ни разу.
И не ведал пощады
К болтуну, к маловеру!
Шли чины и награды.
Парень делал карьеру.
Уж не бегал под танки,
А в штабном помещенье
Ставил подпись на бланке:
Никакого прощенья!
Что за лепет: "Потери!"
"Не хватило припасов!"
Смерть тому, кто, не веря,
Не исполнил приказов!
...Версты в армии длинны,
Но прошли половину,
И обратно к Берлину
Покатили лавину.
Будут блюда и вина,
Будут песни и танцы...
Но пока - Украина,
И в чащобах - повстанцы.
Коммунячьего рая
Нахлебались с лихвою,
Доведенным до края
Снова ль жить под Москвою?
Нет уж! Хлопцам колхозы
Не по слухам знакомы!
И взрывались обозы,
И пылали райкомы.
Что ж герой наш? Он ныне
Член политуправленья,
Катит по Украине
Усмирять население
Брать заложников в хатах,
Да прочесывать рощи,
И карать виноватых
Или тех, кого проще.
Снова красного флага
Реял шелк над хлебами,
Снова стройки ГУЛАГа
Пополнялись рабами...
Получил исполнитель
Новый орден на китель,
Шел вперед победитель
И дрожал местный житель.
Клещи армий сомкнулись,
Миф германский развеяв,
И домой потянулись
Эшелоны трофеев.
Вез солдат из Европы
Тряпки да патефоны,
А начальству холопы
Загружали вагоны.
Наш герой, прежде слишком
Презиравший богатство,
Тоже был с барахлишком
Победили, и баста!
Хоть и слыл он железным,
Был лихим да удалым,
Оказался полезным
Кой-каким генералам.
Покивали решенью
Чьи-то жирные лица,
И ему - повышенье
С переводом в столицу.
Дальше - мирные годы...
Нет, не лгите, уроды!
Это - годы охоты
За врагами народа.
И герою рассказа
(Заодно и Союза)
"Выжиганье заразы"
Как всегда, не обуза.
Клекотали, кружились
Телефонные диски,
И на подпись ложились
Бедоносные списки.
Утверждал он не глядя
Чрезвычайные меры
Флага красного ради,
Или все же карьеры?
Что за разница, право,
Тем, кто сгинул в подвалах,
На речных переправах
И на лесоповалах...
Но загнулся Иосиф,
И Лаврентий нарвался,
Наш же, службы не бросив,
На плаву оставался.
Пережил развенчанья
И грызню группировок,
Встретил эру молчанья
Бодр, заслужен и ловок.
Всласть гноил диссидентов
В лагерях да психушках,
Гнал в казармы студентов