– А… вы?
– Я уйду. Вам не нужно видеть, как я буду уходить. И, предвидя ваш безмолвный вопрос, отвечу: я вернусь. До скорого свидания, Шарлотта.
Софья Ковалевская сдержала свое слово. Теперь она регулярно появлялась в кабинете Шарлотты по вечерам, когда давно были закончены основные занятия девочки. Королева математики была удивительно приятной собеседницей, доброй подругой и умной советчицей. С нею Шарлотта могла рассуждать обо всем: об экзистенциальной философии, интегральных счислениях, теории Большого Взрыва, ядерной энергии… Но разговоры заканчивались, и наступала пора торжества чистого математического знания: Софья Ковалевская и Шарлотта Шпайер штурмовали неприступную твердыню теоремы Ферма. Иногда они забывались и разговаривали слишком громко. Это привлекло внимание тети Бригитты. Она как-то спросила племянницу:
– Лотхен, с кем ты споришь так эмоционально?
– С Софьей Ковалевской, – честно ответила девочка.
– Хм, – попыталась улыбнуться тетя Бригитта, – не слишком ли ты перенапрягаешься со своими занятиями математикой?
– Нет. К тому же фрау Ковалевская мне помогает…
– Ах, Лотхен, я уже жалею, что поДарьла тебе этот портрет! Не думала, что у тебя появятся такие странные фантазии! Милая, может быть, тебе стоит отдохнуть? Хочешь, съездим во Флоренцию? Или на какой-нибудь хороший курорт? Мне кажется, ты переутомилась.
– Ничуть, тетя, – улыбнулась Шарлотта. – Я прекрасно себя чувствую.
– Ты уверена? Я тревожусь за тебя, дорогая моя. Твои гениальные способности пробудились так рано, это может привести к истощению юный организм.
– О нет, тетя, не волнуйся на этот счет. У меня к тебе будет небольшая просьба…
– Да, дорогая?
– Можно мне в кабинете поставить второй письменный стол? Мне иногда неудобно делать расчеты, – сидя за компьютерным столом…
– Все что угодно, детка.
Второй стол поставили незамедлительно. Но предназначался он совсем не для Шарлотты, как думала тетя Бригитта. За этим столом во время занятий сидела Софья Ковалевская и посвящала растущую девочку во все более притягательные и завораживающие тайны точного знания…
Так прошло несколько лет. Имя юной Шарлотты Шпайер стало хорошо известным в научных кругах. Она предложила несколько новых, весьма оригинальных решений уравнения теплопроводности, опубликовала в научных журналах статьи, касающиеся математических доказательств теории Большого Взрыва и существования антивещества. А ее книга «Тернистые тропы и ловушки математического анализа» воистину стала научным бестселлером. И, разумеется, никто не знал, что за успехами девушки стоит Софья Ковалевская. А если бы и узнали, сочли бы это нонсенсом, бредом, фантастикой, но только не реальностью.
Несмотря на все свои успехи, Шарлотта не почивала на лаврах и не останавливалась на достигнутом. Ее с каждым годом затягивала великая теорема Ферма, которая становилась ее навязчивой идеей, смыслом жизни.
– Не бойся, Шарлотта, – однажды сказала девушке Софья Ковалевская, когда та расплакалась над очередным неудачным доказательством. – Когда-нибудь нас ждет успех. Верь мне.
Шарлотта и не думала не верить. И что же? Этот день настал.
День, когда она и Софья Ковалевская доказали недоказуемое. Совершили невозможное. Перевернули все представления науки. Доказали теорему Ферма.
. Доказательство было прекрасным, точным и простым, как истинное Божье Творение. Оно вызывало на глазах слезы благоговения, а в душе – почти религиозный экстаз.
– Что ж, – сказала Софья Ковалевская, – теперь ты должна возвестить миру о том, что сделала.
– О том, что мы сделали, фрау Ковалевская! Ваш вклад неоценим…
– Девочка, для всего мира, кроме тебя, я умерла еще в тысяча восемьсот девяносто первом году. Тебя сочтут сумасшедшей, если ты заявишь, что вела исследования совместно с Софьей Ковалевской.
– Я смогу облечь эту данность в более приемлемую для ограниченного человеческого разума форму, – улыбнувшись, пообещала Шарлотта.
… И вот теперь настал день торжества. Шарлотта вместе с тетей едет на научную конференцию, где ей предстоит сделать доклад «Некоторые новые аспекты решения уравнения Ферма». Но доклад – лишь предлог. На самом деле Шарлотта на глазах у солидной ученой публики совершит невероятное: представит им неопровержимое доказательство теоремы Ферма.
Машина мчится к стеклянно-бетонному зданию Дворца Науки. Шарлотта тихо улыбается. Ее не забо-тит слава, которая обрушится на нее после… Она не думает о том, что произведет настоящий взрыв в умах. Она мысленно благоДарьт Софью Ковалевскую за то, что та даровала ей смысл жизни. А теперь настал момент даровать миру невероятное открытие. И Шарлотта сделает это – просто, без самодовольства или гордыни, именно так, как учила ее великая Ковалевская.
Шарлотта и тетя входят в здание Дворца Науки, проходят регистрацию, затем поднимаются в стеклянном лифте на пятнадцатый этаж, представляющий собой не что иное, как огромный конференц-зал.
– Ты волнуешься, Лотхен? – спрашивает тетя.
– Почти нет, – отвечает Шарлотта. Она действительно не испытывает какого-то особого волнения. Чувство торжественности грядущего момента – да, это она чувствует и не хочет пустым, слишком человеческим волнением принижать его.
Двери лифта открываются прямо в конференц-зал, точно так же, как и двери других шести лифтов, то и дело с легким звоном распахивающихся и впускающих в огромное помещение все новых и новых делегатов. Шарлотта сверяется с данной ей программой конференции, оглядывает зал… К ним подходит солидных лет джентльмен, облаченный в безукоризненный костюм-тройку и ослепительно белую рубашку с дорогим галстуком. Седые волосы джентльмена немного напоминают нимб вокруг его головы.
– Фройляйн Шпайер, рад вас видеть, – кланяется девушке седовласый.
– Здравствуйте, профессор Либхе, – улыбается в ответ девушка. – Тетя, знакомься, это профессор Либхе, я консультировалась у него по теории бесконечно малых…
– Скорее это я консультировался у нашей гениальной Шарлотты, – умело льстит профессор и старомодно целует тете руку. Тетя расцветает. Ее племянница сейчас в зените славы – разве это не то, ради чего стоило прожить жизнь?
– Фройляйн Шпайер, ваш доклад будет заслушан вторым, – говорит профессор Либхе. – Сразу после выступления академика Даговица. Так что будьте готовы.
– Безусловно, – улыбается Шарлотта.
– Позвольте, я провожу вас на ваши места, – источает любезность профессор Либхе.
Шарлотта сидит рядом с тетей, стараясь не глазеть по сторонам, хотя кругом мелькают знаменитости научного мира. Но вот конференция начинается, звучит вступительное слово, представляются члены почетного президиума…
– Лотхен, – шепчет тетя. – На трибуну поднялся академик Даговиц! Следующей выступаешь ты! О как я волнуюсь за тебя, сердце мое! О если бы сейчас здесь были твои дорогие родители, они гордились бы тобой!
Шарлотта улыбается внутренней улыбкой и говорит:
– Несомненно, дорогая тетя.
Девушка собранна и спокойна. То, что она должна поведать этой аудитории, а затем и всему миру, не терпит суеты, трусости и малодушия.
– Слово для доклада предоставляется фройляйн Шпайер!
Это звучит как гром среди ясного неба. Тетя приглушенно взвизгивает. Шарлотта встает со своего места и неожиданно слышит громкие аплодисменты. Ах да… Это ей за книгу о математическом анализе. Они еще не знают, какой сюрприз Шарлотта Шпайер приготовила ученому миру сегодня.
Она поднимается на кафедру. Рядом с кафедрой воздвигнута огромная черная доска – специально для тех \ченых, которые привыкли доказывать и излагать свои теории с куском мела в руках. Шарлотта не собирается отступать от этой традиции, но сначала – несколько вступительных слов.
Шестнадцатилетняя Шарлотта Шпайер легко подавляет внезапный порыв волнения и, глядя в зал, говорит звонким, твердым голосом:
– Господа! Среди всех наук, открывавших человечеству путь к познанию законов природы, самая могущественная, самая важная наука – математика. – Она переводит дыхание и слышит тишину зала. И продолжает: – Этими гениальными словами начала свою первую лекцию в Стокгольмском университете Софья Ковалевская. Эти слова актуальны и до сих пор, как и труды госпожи Ковалевской. Именно благодаря трудам этой великой женщины-математика я совершила открытие в науке. Я знаю, что мой сегодняшний доклад называется «Некоторые новые аспекты решения уравнения Ферма», но на самом деле я стою на этой трибуне по другой причине. Я собираюсь представить вашему вниманию полное, научное и неопровержимое доказательство теоремы Ферма.
Маститые академики, сидящие в президиуме, поначалу недоуменно переглядывались, а с последними словами Шарлотты откровенно захохотали. Вслед за ними захохотал и весь зал.
– Я прошу тишины и внимания, – спокойно, негромко сказала Шарлотта. – Меня никто не слышит? Что ж, как угодно.
Она подошла к доске и взяла кусок мела.
– Фрау Ковалевская, помогите мне, – прошептала девушка, выводя первую формулу.
Через пять минут методичной работы Шарлотты у доски стих смех и разговоры в зале и президиуме. Тогда Шарлотта заговорила, сопровождая каждую новую запись точными и логичными комментариями. Постукивал о доску мел, новые формулы вставали стройными рядами, а в зале царила уже та мертвая благоговейная тишина, которая наступает именно тогда, когда человечество сталкивается с чем-то непостижимым и неподвластным разуму.
Наконец Шарлотта вывела последнюю формулу и закончила свое выступление классической фразой:
– Что и требовалось доказать.
Немое изумление царило недолго. Первым закричал академик Даговиц:
– Это шарлатанство! Теорема Ферма недоказуема! Но этот крик потонул в других криках и воплях.
Потому что на обычной грифельной доске было выведено обычным мелом то, что перевернуло всю математическую традицию. И сделала это строгого вида девушка шестнадцати лет.
В зале и около доски творилась буря:
– Немыслимо! Это, невозможно!
– Но как просто! Неужели доказано недоказуемое!
– Это величайший день в истории математики!
– Что вы, коллега! Это величайший день в истории человечества! Важнее, чем пришествие Христа! Вы только представьте, какие перспективы!
Некоторые дамы из зала вскрикивали: «Мне дурно! Уведите меня! » С несколькими студентами и магистрами случилась настоящая истерика. К Шарлотте подскакивали, будто пружинные игрушки, маститые профессора и академики, глядели на нее как на живое диво, требовали новых записей, и она послушно сделала еще три или четыре раза полный ряд доказательства. Через некоторое время сквозь толпу к Шарлотте удалось пробиться тете.
– Лотхен, милая! – кричала тетя. – Что ты натворила! Ты свела их всех с ума!
Шарлотта оглядела беснующуюся у доски с уравнениями толпу. Новое, доселе неизведанное чувство тоски и сожаления внезапно заполнило ее сердце.
«Я метала бисер перед свиньями. Вот что я делала. Бисер перед свиньями. Они недостойны чистого знания. Они никогда не поверят в него. Не поймут и не оценят. Им нужна мертвая наука, но не живая. Это и убило госпожу Ковалевскую».
– Тетя, – тихо сказала Шарлотта. – Пожалуйста, давай немедленно вернемся домой.
– Да, да, конечно! – залопотала тетя. – Девочка моя, что ты натворила!
– Совершила невозможное, – пробормотала
Шарлотта. – Только и всего.
Тете как-то удалось вместе с Шарлоттой выбраться из толпы и попасть в лифт. Шарлотта заметила, что никто даже не обратил на них внимания, не обратил внимания на нее, только что сделавшую мировое открытие…
– Помните, дорогая Шарлотта, – сказала ей как-то Софья Ковалевская. – Слава не нужна истинному математику. Ему нужно бессмертие, которое он обретет благодаря своим трудам. А слава – это для обычных людей.
– Вы были правы, фрау Ковалевская, – прошептала Шарлотта, уносясь на лифте вниз, прочь из конференц-зала. – Вы, как всегда, были правы.
Ей было грустно. Но не потому, что не получилось ее триумфа. Потому что они все-таки не поверили.
– Лотхен, ты так бледна, – встревоженно сказала тетя Бригитта, когда они вернулись домой. – Я всегда говорила, что такие занятия не прибавят тебя здоровья. Прошу тебя, давай уедем отдыхать! На Ривьеру, в Альпы, в Египет – куда угодно, лишь бы подальше от этой математики, которая выпила из тебя все соки.