– Но не нашли, – мрачно закончил за него Холмс.
– Именно! Пожалуйста, сэр, ради всего святого, если можете нам помочь, помогите! Найдите ее! Я знаю, хозяин отдаст этому дьяволу все, что тот пожелает, лишь бы вернуть назад Дженни целой и невредимой.
– Где сейчас мороженщик? – спросил Холмс.
– Перси? Здесь, с нами, помогает искать, – ответил садовник.
– Он из местных?
– Да. Я его знаю большую часть моей жизни. Вы же не думаете, будто он в состоянии что-то ей сделать? Да он и не мог, поскольку все время находился здесь.
– В таком случае нужна другая версия. – Холмс забрался обратно в двуколку. – Возможно, Ватсон знает, куда девочку отвезли в первый раз, и мы немедленно туда отправляемся. Сообщите об этом вашему хозяину и продолжайте поиски здесь. Если это дело рук человека, о котором мы думаем, то он не настолько глуп, чтобы вернуться на прежнее место. Но взглянуть необходимо.
Мы помчались во весь опор в Хэмпден, и я привез Холмса на улицу, параллельную той, где стоял дом. Однако тот оказался пуст. На тщательный осмотр не было времени, к тому же в нашем распоряжении имелся единственный фонарь с коляски.
– Сегодня ее здесь не было, – с горечью сказал Холмс, хотя на самом деле мы не верили в возможность повторения ситуации. – Приедем сюда утром и все выясним.
Ничего не оставалось, как вернуться в поместье и оказать посильную помощь. Царила такая же суматоха, как прошлым вечером. Холмс опросил слуг. К одиннадцати часам вечера все выбились из сил и почти обезумели от страха за Дженни.
Я нашел моего друга в огороде, где он в очередной раз обходил сараи и теплицы, высоко держа фонарь и разглядывая влажную землю в поисках следов.
– Дело дрянь, Ватсон, – сказал он, узнав мою походку и даже не повернувшись. – И особенно подло использовать для достижения своей цели ребенка. Если это на самом деле Мориарти, он крайне низко пал. Но ему наверняка что-то нужно.
Холмс пристально посмотрел на меня, и свет фонаря обострил черты его лица. Мой друг едва сдерживал гнев. Я никогда не замечал за ним особой любви к детям, но причиненная отцу боль была очевидна всем. К тому же Холмс презирал трусов еще больше, чем дураков. Глупость – в большинстве случаев природный недостаток, трусость же – зло, происходящее от того, что кто-то ставит собственную безопасность выше безопасности других. Он считал, что подобный эгоизм лежит в основе множества иных грехов.
– Да, Ватсон, ему что-то нужно. Мориарти ничего не делает лишь потому, что у него есть такая возможность. Говорите, ребенка вернули вчера ночью, а сегодня утром доставили письмо? Будет еще одно. Возможно, он решил мучить свою жертву, пока несчастный отец не лишится сил из-за постоянных метаний от надежды к отчаянию и обратно. Но рано или поздно преступник назовет цену. И можете быть уверены: чем дольше он ждет, тем выше ставка в игре.
Я пытался сосредоточиться на его словах, но мне не терпелось снова взять фонарь и возобновить поиски Дженни. После утреннего разговора она стала для меня не просто потерявшимся ребенком, а человеком, к которому возникли нежные чувства. Должен признаться, мысль о том, что Мориарти использует ее в своих интригах, почти лишила меня способности здраво мыслить. Попади он сейчас ко мне в руки, я избил бы его до полусмерти – может, и прикончил бы.
Я прошагал многие мили, зовя девочку по имени, оступаясь в бороздах на поле, пробираясь через живые изгороди и пугая птиц и зверей в рощице. А в итоге вернулся в дом полностью разбитый и без слова надежды.
Мы все собрались на кухне – прислуга, Хант, Холмс и я. Было около полуночи. Повар заварил чай, а дворецкий принес лучший бренди, и тут вдруг распахнулась дверь. Мы как один повернулись в ее сторону и увидели Дженни, бледную, без одной туфли и с измазанной кровью ногой.
– Папа… – начала она.
Хант бросился к девочке и схватил ее на руки. Он сжал малышку так крепко, что она вскрикнула от боли, а потом уткнулась лицом в его плечо и разрыдалась. Дженни была не одинока: все служанки плакали вместе с ней, и немало мужчин вдруг ощутили потребность шмыгнуть носом или на мгновение отвернуться, чтобы справиться с чувствами.
Холмс встал еще до шести. Спустившись к завтраку около половины седьмого, я нашел его в холле. Он расхаживал туда-сюда.
– Наконец-то! – сказал он, критически взглянув на меня. – Идите и снова расспросите девочку. Узнайте все что можно. Особенно меня интересует, кто ее забрал и кто вернул обратно.
– Неужели вы думаете, что в этом замешан кто-нибудь из прислуги?
Подобная мысль внушала мне страх, я был обязан рассмотреть и эту возможность. Ведь похищение прошло как по маслу.
– Не знаю, Ватсон. Что-то от меня ускользает, что-то за гранью обычного. Это наверняка Мориарти в самой своей зловещей ипостаси, но слишком уж просто все выглядит.
– Просто? – бросил я. – Девочку похищают дважды, причем во второй раз оказываются тщетны наши меры предосторожности. Если Мориарти заставил кого-то из слуг предать своего хозяина, он – сам дьявол.
Холмс покачал головой:
– Если и так, то это лишь совпадение. У него явно какие-то собственные замыслы. Пока вы спали, я кое-что узнал насчет деловых интересов Ханта. Судя по всему, он главный акционер местной шахты и владелец больших участков в округе, но у него нет ни политических амбиций, ни явных врагов. До сих пор не могу понять, почему он заинтересовал Мориарти.
– Деньги! – резко сказал я. – Наверняка любому, у кого есть богатство, семья или близкие друзья, могут угрожать. В конечном счете кто-нибудь умный и безжалостный займется вымогательством.
– Неуклюжая версия, Ватсон. Такого человека полиция будет преследовать до конца его дней. Да и деньги могут оказаться мечеными, и тогда останется лишь выбросить их. Нет, простое похищение ради выкупа – не для Мориарти. Оно не дает истинного удовлетворения.
– Надеюсь, вы правы, – не слишком убежденно сказал я. – Сумма, которую Хант готов заплатить, чтобы его ребенка не трогали, устроила бы большинство похитителей.
Холмс бросил на меня убийственный взгляд, но, ощутив, должно быть, мой страх и злость, вместо того чтобы спорить, снова предложил расспросить Дженни.
Однако пришлось ждать до девяти, и то няня согласилась после долгих уговоров. Я нашел Дженни в детской – бледную, но очень спокойную для девочки, дважды пережившей страшное испытание. Очевидно, она была слишком мала, чтобы оценить угрожавшую ей опасность.
– Привет, доктор Ватсон, – сказала она, явно обрадовавшись новой встрече. – Я еще не завтракала. А вы?
– Нет, – признался я. – Вот пришел узнать, как ты себя чувствуешь после вчерашнего приключения.
– Мне это не нравится, – ответила она. – Я больше туда не хочу.
Мое сердце сжалось при мысли о том, что нужно добиться от нее подробного рассказа. Как же это ужасно: полон дом народу, и никто не в силах ее защитить.
– Мы делаем все возможное, чтобы это не повторилось, – сказал я. – Но мне нужна твоя помощь. Скажи, это был тот же человек? Профессор?
Она кивнула.
– И то же самое место?
– Нет, – покачала она головой. – Что-то вроде конюшни. Там много соломы и рыжая лошадь. Солома кололась, и было очень скучно.
– Как профессор забрал тебя из детской?
Девочка задумалась на несколько минут. Я терпеливо ждал.
– Не помню, – наконец сказала она.
– Он нес тебя или ты шла сама? – попытался я расшевелить ее память.
– Не помню… Я шла.
– Вниз по задней лестнице, где ходят слуги?
Почему ее никто не видел? Почему Мориарти осмелился на подобную дерзость? Наверняка заплатил кому-то из слуг. Разумного ответа нет, это очевидно и без выкладок Холмса!
– Не помню, – снова сказала она.
Может, спала? Или ей дали какое-то снадобье? Я взглянул на няню – не прочту ли в ее глазах что-то еще, кроме любви к девочке? Попытка выяснить, как ребенок вернулся назад, тоже оказалась безуспешной. Дженни заявила, что ничего не помнит, а Джозефина не позволила мне продолжить расспросы. Боится, что я нападу на след? Но в равной степени ее может заботить спокойствие подопечной. Будь я на ее месте, тоже бы запретил.
Я снова спустился вниз, ожидая, что Холмса разочарует итог моих усилий, и предвидя заслуженную критику. Он же встретил меня, размахивая письмом, которое, судя по всему, только что принесли.
– Вот причина, Ватсон! – сказал он. – Очень похоже на Мориарти! Вы были правы в своих умозаключениях.
И он протянул мне листок.
Я взглянул на Холмса.
– Зачем, во имя всего святого, ему нужно, чтобы Хант продал акции? – спросил я. – Какой толк с этого «Мортона»?
– Начнется паника, и рухнет стоимость шахты, – ответил Холмс. – Вероятно, и другие шахты в округе подешевеют – а ну как Хант знает о своей нечто такое, что может оказаться опасным для остальных. Причем любое возражение с его стороны лишь подхлестнет слухи.
– Да-да, конечно… А потом Мориарти или тот, на кого он работает, скупит все за бесценок.
– Именно! – подхватил Холмс. – И мало того, еще сможет претендовать на лавры героя, сохранившего для горняков источники заработка. Это Мориарти собственной персоной, Ватсон. Его рука! – В глазах моего друга пылал огонь, и, должен признаться, меня это слегка разозлило: охотничий азарт ни в коей мере не сравним с опасностью, грозящей Ханту и прежде всего Дженни. – А теперь, – продолжал он, – что вы узнали от девочки? Как ее похитили?
– Почти ничего, – ответил я. – Боюсь, ее одурманили.
Я повторил то немногое, что она сумела мне рассказать, включая скудное описание конюшни.
– Днем одолжим двуколку и снова поедем в Хэмпден, – сказал Холмс. – Осмотрим тот дом, возможно, сумеем что-нибудь выяснить, а затем поищем конюшню. Хотя я не сомневаюсь, что Мориарти там давно нет. Но сперва нужно поговорить с Хантом и убедить его ничего не делать с акциями.
Его слова повергли меня в смятение.
– Вы не можете просить его об этом! Очевидно же, что мы не в состоянии защитить Дженни. Два дня подряд ее выкрадывают из дома и возвращают обратно, а мы ни разу не видели, ни как исчезала девочка, ни как возвращалась. И не можем помешать случиться этому еще раз.
– Рано отчаиваться, – мрачно ответил Холмс. – Полагаю, у нас есть несколько часов. – Он достал из кармана часы и посмотрел на циферблат. – Сейчас всего шесть минут одиннадцатого. Подождем до двух. Ханту хватит времени, чтобы связаться со своим брокером до конца рабочего дня, и Мориарти получит подтверждение – при худшем раскладе.
– И чем, по-вашему, все это может закончиться? – спросил я, пытаясь увидеть хотя бы проблеск надежды.
Как же унизительна мысль, что придется подчиниться требованиям злодея, и не кого-нибудь, а самого Мориарти. Но мы были слишком уязвимы, ведь речь шла о жизни ребенка. Я знал, что Хант пожертвует всем ради спасения Дженни, и сказал об этом Холмсу.
– Всем, кроме собственной чести, – быстро ответил Холмс. – Его душа будет разрываться на части, но он не обречет на нужду тысячи рабочих, которым нужно кормить своих детей. Время дорого, мы не можем стоять здесь и спорить. Позаботьтесь о двуколке. Я выйду к вам, как только переговорю с Хантом.
– Какой смысл ехать в Хэмпден или на конюшню, если Мориарти там давно нет? – угрюмо спросил я.
– Преступник всегда оставляет следы, Ватсон, – ответил Холмс.
Я с тревогой предположил, что он решил поехать от отчаяния, не имея никаких других идей.
– Пожалуй, не будет лишним, если вы приведете садовника или еще кого-нибудь, кто хорошо знает эти места, – добавил мой друг, уходя.
Не прошло и получаса, как Холмс вернулся. Двуколка, в которой сидели мы с садовником, была готова отправиться в путь. Я успел расспросить нашего проводника о заброшенных местных фермах, которые могли отвечать скудному описанию Дженни, а также о конюшнях, чьи хозяева, скорее всего, не догадывались, что помогают преступнику.
– Вам удалось убедить Ханта? – спросил я, когда Холмс уселся рядом и лошадь тронулась быстрой рысью. – Он подождет?
– Только до двух, – коротко ответил Холмс, и, судя по тону, даже это далось ему нелегко.
Придвинувшись к садовнику, он сразу начал расспрашивать о близлежащих фермах, об их владельцах и о том, в каких отношениях они находятся с Хантом.
Услышанное не показалось мне полезным для дела. Либо садовник – симпатичный пятидесятилетний крестьянин по имени Ходжкинс – не отличался беспристрастностью в отношении хозяина, либо Ханта действительно любили все в округе. Правда, кое-кто слегка ему завидовал, но без злобы. Смерть его жены, когда дочь была еще младенцем, вызвала всеобщее сочувствие. Хант владел немалым состоянием в виде усадьбы, земли и шахты, но свободных денег у него было немного. Он отнюдь не бедствовал, но жил достаточно скромно для человека своего положения. Был щедр с прислугой и жильцами, не чурался благотворительности. Само собой, у него имелись и недостатки, но из тех, что свойственны многим: порой несдержан на язык, склонен к поспешным суждениям, слишком доверчив с друзьями и слеп, когда это удобно.
Холмс все больше уходил в себя, слушая многочисленные похвалы. Ничего нового они не добавляли, лишь подтверждали: нужно не только выяснить, куда забрали Дженни, но, что еще сложнее, извлечь из этого какую-то пользу.
Мы с легкостью нашли высокий дом и, задав несколько вопросов соседям, получили точный словесный портрет Мориарти. Войдя внутрь, снова поднялись в комнату, которая днем удивительным образом соответствовала описанию Дженни, оказавшись светлой и просторной. Там стояла красная кушетка, но камин был чистым и холодным, словно в нем давно не разжигали огонь. Заметив на полу несколько крошек, я сказал Холмсу, что они, скорее всего, от кексов, которыми кормили Дженни.
– Я в этом не сомневаюсь, – без особой радости ответил Холмс. – На подушке остался светлый волос. – Он рассеянно кивнул в сторону красной кушетки, глядя в окно. – Идем! – внезапно сказал он. – Здесь мы больше ничего не выясним. Именно тут он держал девочку, рассчитывая, что мы об этом узнаем. Даже оставил крошки, чтобы мы их нашли. Зачем, как вы думаете?
– Просто небрежность, – ответил я, спускаясь следом за ним и Ходжкинсом по лестнице. – И самонадеянность.
– Нет, Ватсон, нет! Мориарти не бывает небрежен. Крошки оставлены нарочно. Давайте поищем конюшню. Должна быть… какая-то улика. Наверняка он сделал нечто такое, что даст мне ключ к разгадке.
Однако я опасался, что это лишь пустая надежда. Холмс ни за что бы не сознался, что порой свойственная ему доброта вступает в противоречие со здравым смыслом. Естественно, я никогда не говорил об этом вслух.
Мы снова сели в двуколку, и Ходжкинс спросил Холмса, куда ехать. Несколько мгновений тот молчал. Я уже собирался повторить вопрос, боясь, что мой друг не расслышал, когда тот резко выпрямился.
– Где тут ферма? – взволнованно спросил он. – Которая больше всего соответствует нашим условиям?
– Хозяйство Миллера, – ответил Ходжкинс.
– Далеко?
– Без малого две мили. Отвезти вас туда?
– Нет. А вторая из самых подходящих?
Ходжкинс подумал пару секунд.
– Пожалуй, ферма старого Адамса, сэр.
– Хорошо. Вот туда-то и везите нас, и как можно быстрее.
– Будет сделано, сэр!
Ехать пришлось дальше, чем до первой названной фермы, и, должен признаться, я все сильнее беспокоился по мере того, как время приближалось к двум. Холмс нередко прятал от меня свои мысли, но я опасался, что на сей раз у него не больше идей насчет того, как расстроить планы Мориарти, чем у меня. Даже если найдем ферму, что это даст? Нет никаких оснований полагать, что мы застанем на ней Мориарти или что он вообще когда-либо там появлялся. Но заводить об этом разговор с Холмсом я не стал, возможно, просто из робости. Не хотелось услышать, что он растерян и напуган не меньше моего.