Когда мы добрались до фермы Адамса и заброшенной конюшни, Холмс распахнул ворота настежь, впустив внутрь дневной свет, и тщательно изучил помещение, будто мог найти среди соломы и пыли вожделенный ключ к разгадке. Мне это показалось абсолютно лишенным смысла. Да откуда тут взяться следу вроде детского волоса или крошек? Я наблюдал за другом, переминаясь с ноги на ногу, чувствуя полную беспомощность и сознавая, что мы теряем драгоценные мгновения.
– Холмс! – наконец не выдержал я. – Мы…
Но договорить не успел. Он торжествующе поднял маленький грязный белый носок, который вполне пришелся бы впору ребенку, и быстро осмотрел его с возрастающим удивлением и радостью.
– И что? – сердито спросил я. – Ну да, носок Дженни. Выходит, она тут побывала. Но чем это поможет? Он все равно сегодня ночью ее выкрадет и, будьте уверены, доставит не сюда!
Холмс вынул карманные часы.
– Уже второй час! – расстроенно проговорил он. – Времени у нас больше нет. Ходжкинс, везите меня в поместье. И гоните во весь опор!
Ходжкинс, похоже, больше меня поверил, что для спешки есть причина, – он безжалостно нахлестывал лошадь. Должен сказать, та не подкачала. Несчастное создание, все в мыле, еле дышало, когда мы наконец остановились на дорожке у парадной двери и Холмс выпрыгнул из коляски, размахивая носком.
– Все будет хорошо! – крикнул он Ходжкинсу. – Позаботьтесь о нашем славном четвероногом помощнике! Ватсон, за мной!
Он ворвался в холл, зовя что есть мочи Ханта. Я с ужасом увидел, что напольные часы у подножия лестницы показывают три минуты третьего.
Хант распахнул дверь кабинета. Он был бледен, глаза округлились от страха.
Холмс показал ему носок.
– На нем нет крови! – торжествующе заявил он. – Скажите, в котором часу приезжает мороженщик?
Хант уставился на моего друга как на сумасшедшего, и, должен признаться, то же опасение промелькнуло и в моей голове. Выругавшись, Хант повернулся кругом, – слишком захваченный эмоциями, он был просто не в состоянии отвечать.
Холмс шагнул следом, схватил Ханта за плечо, и тот вновь повернулся, замахнувшись кулаком.
– Поверьте, сэр, я совершенно серьезно! – мрачно произнес Холмс. – Вашей дочери ничто не угрожает, пока не появится мороженщик…
– Мороженщик! – взорвался Хант. – Вы с ума сошли, сэр! Я знаю Перси Брэдфорда, сколько самого себя помню! Он никогда…
– Он ни в чем не виноват, – согласился мой друг, продолжая сжимать плечо Ханта. – Все дело в мелодии, которую он играет. Взгляните! – Он снова поднял маленький грязный носок. – Видите: на нем нет крови! Мориарти хочет убедить нас, что носок нашли там, где он держал Дженни прошлой ночью, и что предмет одежды обронен случайно. Но это не так. Несомненно, это носок вашей дочери, но оставшийся после первого похищения, когда вы ее не охраняли, поскольку ни о чем не подозревали.
– И какая разница? – В голосе Ханта отчетливо прозвучал страх.
– Пошлите за мороженщиком, и я вам покажу, – ответил Холмс. – Пусть подойдет к воротам как обычно, но прямо сейчас, и сыграет свою мелодию.
– Сделайте, как он говорит, мой дорогой друг! – поторопил я.
Мне было не в диковинку такое торжество на лице Холмса, и моя вера в него сразу вернулась. Хотя я понятия не имел, что он затеял.
Поколебавшись мгновение, как перед прыжком в ледяную воду, Хант подчинился. Он пошел на негнущихся ногах и так крепко сжимал зубы, что я испугался за их целостность.
– Идем, Ватсон! – велел Холмс. – Мне может понадобиться ваш врачебный опыт. – Никак не объяснив свое странное замечание, он двинулся вверх по лестнице. – Ведите меня в детскую! – крикнул он, обернувшись. – Быстрее!
Однако нам пришлось ждать около получаса продавца мороженого, которого доставили в поселок. Холмс расхаживал взад и вперед, то и дело выглядывая в окно, пока наконец не увидел, что хотел. Мгновение спустя мы услышали веселую переливающуюся мелодию шарманки.
Отвернувшись от окна, Холмс посмотрел на девочку. Он поднял руку, требуя тишины, и тем же жестом запретил мне двигаться с места.
Дженни сидела не шевелясь. Из ее пальцев выпала деревянная куколка. Глядя прямо перед собой, девочка встала и направилась к двери детской.
Джозефина двинулась за ней.
– Нет! – приказал Холмс столь резко, что няня замерла.
– Но… – встревоженно начала она, видя, как девочка открывает дверь и выходит.
– Нет! – повторил Холмс. – Идите за Дженни, но не дотрагивайтесь до нее. Иначе можете сделать ей только хуже! Идите…
Сам он тоже направился следом, на цыпочках, чтобы не встревожить ребенка или не дать ему понять, что за ним идут, хотя Дженни, судя по всему, не осознавала происходящего.
Мы гуськом шли за девочкой, которая двигалась, будто во сне, по коридору и чердачной лестнице, пока не остановилась в углу перед шкафчиком. Открыв его, Дженни забралась внутрь, укуталась одеялом и закрыла дверцу.
Холмс повернулся к няне.
– Когда часы в детской пробьют одиннадцать, думаю, она проснется и вновь станет нормальной. Девочка будет в полной растерянности, но физически не пострадает. Ей будет казаться то, что ей внушили, – будто ее снова забрал профессор Мориарти, как и случилось на самом деле в первый раз. Несомненно, он побывал с ней по крайней мере в трех разных местах, и она вспомнит их одно за другим, как он ей велел. Ждите здесь, чтобы успокоить ее, когда она проснется и выйдет, сбитая с толку и испуганная. Но до этого момента не беспокойте Дженни. Вы меня поняли?
– Да, сэр! С места не двинусь и слова не скажу, клянусь, – пообещала Джозефина, широко раскрыв глаза – от восхищения и, думаю, от немалого облегчения.
– Хорошо. Теперь необходимо найти Ханта и заверить его, что с Дженни ничего не случится. Он должен сделать заявление, опровергающее любые слухи о продаже своих акций. А если сумеет найти средства, приобрести новые тоже не помешает. Нельзя позволить, чтобы Мориарти решил, будто чего-то добился. Согласны?
– Согласен! – искренне ответил я. – Вы уверены, Холмс, что с девочкой все будет в порядке?
– Конечно, мой дорогой Ватсон! – сказал он, наконец позволив себе улыбнуться. – Ей окажут лучшую медицинскую помощь, и рядом будет друг, который убедит ее, что она здоровая и крепкая девочка и что подобное никогда не повторится. Более того, она сможет вдоволь наесться мороженого – при условии, что приход мороженщика не будет сопровождаться той самой мелодией.
– И получит новую пару носков! – кивнул я, чувствуя, что хочется смеяться и плакать одновременно. – Вы великолепны, Холмс, просто великолепны! Еще ни одно раскрытое дело не доставляло мне такого удовольствия.
– Просто мне повезло, что она ушибла палец на ноге, – скромно ответил великий сыщик. – А еще, что вам хватило благоразумия немедленно послать за мной.
В издательстве «Арктик волф паблишинг» только что увидел свет сборник рассказов Брэдли Х. Сайнора «Echoes from the Darkness». Ожидается выход его новых работ в антологиях «Shelter of Daylight», «Grantville Gazette V» и «Space Grunts» (в соавторстве с женой Сью). Всего он опубликовал более семидесяти рассказов в жанре научной фантастики, фэнтези, ужасов и детектива. Также Сайнор является автором двухсот пятидесяти с лишним статей в журналах, газетах и сборниках.
«Кабы не милость Божия, шел бы так и я», – сказал Джон Брэдфорд[1], смиренно признавая роль случая и силу обстоятельств в жизни людей. Нас преследует мысль о том, что все могло быть иначе: если бы мы не отправились на ту вечеринку, то не встретили свою любовь; если бы не вышли из дома в то самое мгновение, несчастье не случилось бы и т. д. Ошеломляет само предположение, сколько событий должно было произойти и как они изначально складывались, чтобы каждый из нас появился на свет.
В научной фантастике есть давняя традиция – исследовать идею альтернативных миров, особенно в связи с многомировой интерпретацией квантовой механики, предполагающей, что любая вселенная, какая только может существовать, действительно где-то существует. Если бы мы могли тасовать наши вероятные жизни подобно колоде карт, то увидели бы, как любимые становятся чужими, а чужие – любимыми; как одни дети исчезают и их место занимают другие. Стало бы очевидно, каким бесконечным изменениям подвергаются дома, квартиры, автомобили, домашние животные. И уже не удалось бы скрыть превращение добропорядочных людей в злодеев, злодеев – в героев. «Кабы не милость Божия, шел бы так и я…»
Недели, последовавшие за возвращением Шерлока Холмса спустя три года с момента его мнимой гибели в поединке с профессором Мориарти – этим Наполеоном преступного мира, – оказались весьма напряженными для моего друга.
Как и следовало ожидать, на Бейкер-стрит хлынул непрерывный поток посетителей – от мелкого карманника до посыльного, который доставил Холмса на личную аудиенцию в Букингемский дворец.
Вернулся в квартиру и я. И суток не прошло, как инспектор Лестрейд увел закованного в наручники полковника Себастьяна Морана, а Холмс уже поинтересовался, ждать ли меня на Бейкер-стрит.
– Для вас это будет лучшее лекарство на свете, Ватсон, – сказал он за превосходным ужином, приготовленным миссис Хадсон.
Вспоминая тот вечер, должен признаться, что убедить меня оказалось несложно. Моей дорогой Мэри не было в живых уже почти год: ее слабое сердце перестало биться всего через три дня после пятой годовщины нашей свадьбы. Конец наступил так быстро, что весь мой медицинский опыт оказался бесполезен.
Даже по прошествии стольких месяцев я порой ловил себя на мысли, что хочу о чем-то спросить жену или поворачиваюсь на звук шагов, надеясь ее увидеть. Поэтому предложение Холмса оказалось более чем своевременным.
Дел было много. История с черной катаной, поиски сына Пендрагона, похищение рукописи Альхаразада – лишь некоторые из них.
К середине октября жизнь вошла в более или менее нормальное русло, насколько это вообще возможно для человека, который дружит с Шерлоком Холмсом. Вечером тринадцатого числа я сидел в одиночестве на Бейкер-стрит. Холмс ужинал со своим братом Майкрофтом, он должен был вернуться через несколько часов. Я отказался составить им компанию, не сомневаясь, что узнаю подробности встречи от Шерлока, особенно про «любезность», о которой наверняка попросит собеседник, ассоциирующийся у него с «самим британским правительством».
Около моего любимого кресла в тот вечер лежала стопка медицинских журналов, причем довольно высокая: в прошлом году я перестал следить за новинками профессиональной литературы, а сейчас искренне сожалел об этом и намеревался восполнить пробел.
Часы на каминной полке только пробили десять, когда снизу донесся настойчивый стук в дверь. Мгновение спустя раздались знакомые шаги миссис Хадсон, спешившей на зов.
Молодой человек, который стоял за спиной нашей квартирной хозяйки, выглядел смутно знакомым – в том смысле, что люди часто бывают на кого-то похожи. Он был тепло одет – ночь выдалась холодной.
– Сэр, прошу прощения за беспокойство, но посетитель говорит, что дело срочное, – сообщила миссис Хадсон.
– Боюсь, Холмс еще не вернулся, но если чем-то могу помочь…
Прежде чем я успел продолжить, гость оборвал меня на полуслове взмахом руки.
– Сэр, я пришел не за мистером Холмсом, а за вами. Случилось несчастье.
– Несчастье? Где? – спросил я, выпрямляясь в кресле.
– Через три улицы отсюда, – ответил он. – Склад мистера Дельвеккио. Мистер Хоббс свалился со старого балкона, и я не могу определить, дышит ли он.
Миссис Хадсон быстро приготовила мой чемоданчик.
Такого густого тумана, как в этот вечер, я не видел много лет – он накрыл улицы, словно толстое одеяло. Достаточно было отойти на полдюжины шагов от двери, чтобы совершенно потеряться в нем.
– Прохладнее, чем я думал, – сказал я, поднимая воротник пальто.
– О да, сэр.
– Как тебя зовут, сынок?
– Артур, сэр. Артур Пим. Я новый бухгалтер у мистера Дельвеккио. Работаю всего полгода.
Не прошло и пяти минут, как Пим подвел меня к боковой двери с вывеской «Дельвеккио и сыновья, импортеры». Ему пришлось несколько минут стучать, прежде чем кто-то подошел.
– У нас нет времени на…
Дверь открыл дородный мужчина с квадратными очочками на кончике носа.
– А, это ты.
– Да, мистер Харрис. Я привел доктора. Его зовут Ватсон.
– Имя значения не имеет. И вообще ты мог особо не усердствовать. Даже если он не погиб при падении, смерти не миновать, так как он угодил головой в груду итальянских зеркал.
Столько крови на одном теле я не видел со времен войны в Афганистане. В каждом из сотен, если не тысяч, зеркальных осколков читалось мое отражение под миллионом различных углов. И посреди всего этого лежал несчастный мистер Хоббс. Надежда на то, что он жив, улетучилась, как только я обнаружил, что осколок стекла пронзил его яремную вену.
Когда прибыла полиция и падение Хоббса подтвердилось, я изъявил желание остаться, пока не заберут тело. Констебль сказал, что в этом нет необходимости, но мне следует явиться завтра в местный участок для дачи показаний.
– Вы точно не хотите, чтобы я пошел с вами, доктор Ватсон?
– Спасибо, Артур, но мне идти всего несколько кварталов. Даже в таком густом тумане я без проблем найду дорогу к дому двести двадцать один «б».
– Тогда доброй вам ночи, сэр, – сказал констебль, открывая дверь.
Я осторожно пробирался в тумане. Встречавшиеся по пути уличные фонари рассеивали его лишь на несколько футов, и приходилось то и дело останавливаться, чтобы определить нужное направление.
Посреди мглы меня настиг сильный приступ тошноты, и перехватило дыхание. Казалось, голова вот-вот взорвется от нахлынувшей боли, которая почти поглотила тело; на мгновение показалось, что я могу находиться где угодно – на складе Дельвеккио, в Черной Африке или на ледяных равнинах Южного полюса.
Потом ощущение исчезло так же быстро, как появилось, оставив после себя тупую боль внизу живота. Собравшись с силами, я снова двинулся в сторону Бейкер-стрит. И, добравшись наконец до знакомой двери, чувствовал себя так, словно пробежал десять миль в гору с полной солдатской выкладкой. Лучшее, о чем сейчас можно мечтать, – это хорошая порция виски и теплая постель.
Однако возникли некоторые трудности с ключом: он подходил, но не хотел поворачиваться в замке. Наконец, с силой повернув ключ и нажав, мне удалось открыть дверь. Я отметил, что утром надо сказать об этом миссис Хадсон.
Из-под двери, которая вела в наши комнаты, пробивался свет – очевидно, Холмс вернулся в мое отсутствие. Внутри я заметил знакомый силуэт Шерлока, сидевшего перед камином. И уже собирался что-то сказать, когда за моей спиной раздался голос:
– А ну говорите, кто вы такой?
В дверях моей спальни стоял человек с револьвером в руке. Когда он шагнул на свет, я узнал лицо, которого не видел с тех пор, как покинул Афганистан.
– Мюррей? – спросил я.
– Я спрашиваю, кто вы такой? И почему врываетесь в наше жилище без всякого…
Я шагнул ближе к свету, и лицо вдруг посерело.
– Господи помилуй… Не может быть! Полковник? Полковник Ватсон, сэр? Но вы же умерли!
С этими словами мой бывший ординарец рухнул без чувств. Холмс поднялся с кресла, быстро пересек комнату и присел возле Мюррея.
– Если я не ошибаюсь, вы доктор, сэр, – проговорил он.
– Да.
– Тогда, полагаю, у вас появился пациент.
И тут я понял, что передо мной не Шерлок Холмс, а профессор Джеймс Мориарти.
Одно из лучших восстанавливающих силы средств в арсенале врача – старое доброе бренди. Металлическую фляжку с этим напитком я держал в своем чемоданчике со дня получения медицинского диплома. Как и следовало ожидать, алкоголь почти молниеносно привел в чувство Мюррея. Тот закашлялся и открыл глаза.
Я пребывал в замешательстве не меньшем, чем Алиса, попавшая в Зазеркалье. Если это сон, то самый реалистичный из всех когда-либо виденных. Глоток бренди не помешал бы и мне самому.
Воспользовавшись ситуацией, я окинул взглядом комнату. Все казалось знакомым, но при этом чуть иным. Та же химическая аппаратура в углу, скрипка в футляре возле камина и старая потертая вешалка у двери. Только персидской туфли с табаком не было на привычном месте. И там, где прежде стояли в несколько рядов тщательно подписанные папки с газетными вырезками, были аккуратно сложены журналы, в основном по математике и астрономии – судя по датам, за последние восемь лет. В дальнем углу комнаты стоял маленький телескоп.