— Еще нет. — Гринберг рассказал о карантине на «Ариэле» и о том, что он сделал. Мистер Кику кивнул, что было равнозначно благодарности на плацу у развернутого полкового знамени. Гринберг ощутил прилив теплого счастья и взялся рассказывать, как он начал пересматривать решение о Луммоксе, самокритично, но в допустимых пределах. — Знаете, босс, когда сидишь в этом кресле, появляется совершенно особый угол зрения.
— Это я понял довольно давно.
— Ага. И пока я тут сидел, все думал об этой истории с посещением.
— Ну и что? Нам придется иметь с ними дело.
— Так я и думал. И тем не менее… хотя… — Гринберг выпалил, какую он наложил резолюцию относительно Луммокса, и застыл в ожидании.
Мистер Кику снова кивнул. Он решил было сказать Гринбергу, что его действия помогли ему сохранить лицо, но удержался. Вместо этого он наклонился к панели.
— Милдред? Что-нибудь слышно от доктора Фтаемла?
— Только что прибыл, сэр.
— Хорошо. Западный конференц-зал, пожалуйста. — Он отключился и повернулся к Гринбергу: — А теперь, сынок, будем очаровывать змей. Флейта у тебя с собой?
6
Космос глубок, экселенц
— Доктор Фтаемл, это мой коллега, мистер Гринберг.
Раргиллианин склонился в глубоком поклоне. Потрясая двойными коленными суставами, он изобразил странный для человеческого глаза ритуальный танец.
— Я знаю о высокой репутации достопочтенного мистера Гринберга из уст моих компатриотов, которым выпало счастье работать с ним. Я польщен, сэр.
Гринберг ответил в том же стиле вежливых преувеличений, который был избран для космолингвы.
— Я давно таил надежду почерпнуть опыта в общении со столь высокоученой персоной, как доктор Фтаемл, но никогда не предполагал, что моя надежда распустится таким пышным цветом. Ваш слуга и ученик, сэр.
— Хм-м-м! — прервал их мистер Кику. — Доктор, то деликатное дело, в котором вы взяли на себя миссию посредника, столь важно, что до недавнего времени я со своим обычным штатом не мог уделить ему столько времени, сколько оно заслуживает. Мистер Гринберг является чрезвычайным послам и полномочным министром, выделенным в мое распоряжение Федерацией специально для этой цели.
Гринберг удивленно моргнул при этих словах босса, но сохранил каменное выражение лица. Он уже раньше обратил внимание, что босс сказал «коллега» вместо «помощник», но счел эту оговорку обычной уловкой, чтобы повысить престиж стороны, участвующей в переговорах, — но он не ожидал, что ему будет выдан такой щедрый патент на следующий чин. Интересно, скажется ли это на зарплате?
Доктор Фтаемл снова поклонился.
— Я бесконечно благодарен, что имею возможность сотрудничать с вашим превосходительством.
Гринберг подозревал, что им не удалось одурачить раргиллианина; тем не менее благодарность Фтаемла была искренней, так как он сам был в ранге посла.
Пока секретарша расставляла угощение, они перевели дыхание, Фтаемл выбрал французское вино, а Гринберг и Кику, как им посоветовал Хобсон, раргиллианский напиток — нечто, названное «вином» лишь из-за бедности языка и напоминающее хлеб, разболтанный в молоке и отдающий серной кислотой. Пока напиток не коснулся губ, Гринберг поторопился изобразить редкостное удовольствие и с уважением отметил, что босс рискнул попробовать жидкость.
Ритуальная церемония, которой придерживались семьдесят цивилизаций, шла своим чередом, и Гринберг получил время присмотреться к Фтаемлу. Медузоид был одет в дорогую пародию на земной мундир: кургузый фрак, кружевное жабо и полосатые брюки. Данное одеяние успешно скрывало его истинную, нечеловеческую сущность: сейчас он напоминал обыкновенного гуманоида с двумя ногами, двумя руками и продолговатой головой.
Но Гринберг вырос в обществе Великих Марсиан и имел дело с различными существами; он не считал, что «человек» должен иметь только человеческое обличье, и не отдавал предпочтения чисто человеческим формам. С точки зрения самого Фтаемла, он был обаятелен и грациозен. Его сухая хитиновая кожа, оранжевая с зелеными подтеками, была ничуть не хуже декоративной леопардовой шкуры. Отсутствие носа ничуть не портило впечатления и компенсировалось подвижным чувственным ртом.
Гринберг решил, что Фтаемл прячет свой хвост под одеждой, обернув его вокруг туловища, дабы избежать ненужных намеков, что он похож на какое-то земное существо, к коим раргиллиане очень чувствительны: до сих пор им была памятна та история в Риме, когда на приеме один из них смахнул хвостом свечу. Другие раргиллиане, с которыми Гринбергу приходилось сотрудничать, старались вообще не пользоваться одеждой и носили свои хвосты гордо вздернутыми вверх, как мартовские коты. Так было, например, на Веге-VI, воспоминания о которой заставили Гринберга содрогнуться.
Он посмотрел на вибриссы медузоида. Они отнюдь не напоминали змей. Босс явно относился к ним с излишней нервозностью. Конечно, они были с фут длиной и толщиной с его большой палец, но у них не было ни глаз, ни пасти, ни зубов — это были просто вибриссы, усики, и не больше. У многих других рас тоже есть такие усики. А что такое наши пальцы, как не короткие усики?
Мистер Кику и доктор Фтаемл опустили на стол бокалы почти одновременно.
— Доктор, консультировались ли вы со своими доверителями?
— Сэр, мне была оказана такая честь. И могу ли я выразить вам благодарность за десантную шлюпку, которую вы столь любезно предоставили в мое распоряжение, чтобы я имел возможность, покидая поверхность вашей очаровательной планеты, снестись с теми, кого я имею честь здесь представлять. И, отдавая должное тем выдающимся личностям, которым я ныне служу, должен сказать, что она куда больше подходит для моей конституции, нежели аналогичное устройство их корабля.
— Не стоит благодарности. Мы всегда рады услужить нашим друзьям.
— Вы исключительно любезны, господин Заместитель.
— Итак, что же они сказали?
Доктор Фтаемл содрогнулся всем телом.
— Я искренне сокрушаюсь от необходимости сообщить вам, что они непоколебимы. Они настаивают, чтобы их малыш (он женского пола) был возвращен им без промедления.
Мистер Кику нахмурился.
— Я не сомневаюсь, вы объяснили им, что мы никогда не слышали о нем, что у нас есть веские основания считать, что он никогда не посещал нашу планету, и еще более веские основания считать, что он… то есть она никогда не жила на нашей планете.
— Все это я сделал. Надеюсь, вы простите мою невежливость, если я передам их ответ в выражениях грубых, но точных. — Он смущенно повел плечами. — Они говорят, что вы лжете.
Мистер Кику не возразил, зная, что, когда раргиллиане исполняют роль посредника, они не вкладывают в эти обязанности ничего личного, действуя как телеграф.
— Было бы куда лучше, если бы я в самом деле лгал. Тогда в конце концов я мог бы поймать их пострела и с этим делом было бы покончено.
— Лично я верю вам, — внезапно сказал доктор Фтаемл.
— Благодарю вас. Почему?
— Потому что вы употребили сослагательное наклонение.
— Ах вот как. Сообщили ли вы им, что на нашей планете пребывает более семи тысяч разновидностей внеземных существ, каждая из которых представлена сотнями и тысячами индивидуумов? Что из них примерно тридцать тысяч — разумные существа? Но что только очень немногие из них обладают физическими характеристиками, отдаленно напоминающими ваших хрошии, и относительно всех их мы знаем, откуда они родом, с какой планеты?
— Я раргиллианин, сэр. Я сказал им все это и даже больше, используя их собственный язык и изложив факты гораздо яснее, чем вы могли бы это объяснить какому-нибудь землянину.
— Я верю вам. — Мистер Кику хлопнул по крышке стола. — У вас есть какие-то предложения?
— Минутку, — вмешался Гринберг. — Нет ли у вас изображения типичного хрошии? Оно могло бы помочь.
— Хрошиу, — поправил Фтаемл. — Или, в данном случае, хрошиа. Прошу простить, они не употребляют символику типа изображений. К сожалению, у меня нет возможности исполнить вашу просьбу.
— Раса безглазых?
— Нет, экселенц. Выглядят они вполне прилично и даже изящно. Но их глаза и нервная система несколько отличаются от наших. То, что они называют изображением, было бы для нас совершенной бессмыслицей. Даже я нахожу это довольно затруднительным, хотя общепризнано, что моя раса наиболее приспособлена для интерпретации абстрактных символов. Если раргиллианин… — Он замолчал и принялся прихорашиваться.
— Ну, хорошо… опишите нам одного из них. Используя все свои широкоизвестные семантические способности.
— С удовольствием. Корабль, созданный хрошии, относится к боевому классу и…
Мистер Кику прервал его:
— К боевому классу? Доктор, вы хотите сказать, что это военное судно? Вы мне этого не говорили.
Доктор Фтаемл изобразил огорчение.
— Я считал, что этот факт общеизвестен и достаточно непригляден.
— И я того же мнения. — Мистер Кику задумался: не стоит ли ему поднять по тревоге Генеральный Штаб Федерации. Не сейчас, решил он. Мистер Кику всегда был настроен резко отрицательно к вмешательству военной мощи в процесс переговоров, ибо был уверен, что демонстрация силы служит признаком неудачи со стороны дипломатов, а также практически сводит на нет шансы достичь соглашения в будущем. Свое мнение он мог обосновать, но предпочитал держать его при себе. — Продолжайте, пожалуйста.
— Хрошии-военные являются трехполыми; разница между ними не бросается в глаза, и у нас нет необходимости в уточнениях. Мои доверители, руководящие экспедицией на этом корабле, примерно на шесть дюймов выше этого помещения и вдвое тяжелее вас. У каждого из них четыре пары ног и две руки. Руки у них маленькие, но сильные и исключительно ловкие. По-моему, хрошии отличаются необыкновенной красотой и функционируют с редкой грацией. Они с большим искусством работают с машинами, инструментами и совершают очень тонкие манипуляции.
Пока Фтаемл говорил, Гринберг слегка расслабился. До этого намеки раргиллианина все же беспокоили его: вдруг это создание Луммокс окажется одним из хрошии… но теперь он понял, что опасения его основывались всего лишь на случайном совпадении числа ног… точно так же страуса можно было бы спутать с человеком, потому что у него две ноги! Мысленно Сергей упорно пытался отнести Луммокса к какой-нибудь категории существ, но ни одна из известных пока не подходила.
Доктор Фтаемл продолжал:
— …но выдающиеся характеристики хрошии не исчерпываются простыми данными о размерах, весе, строении тела и функциях, ибо самое потрясающее впечатление производит их интеллектуальная мощь. — Медузоид причмокнул от восхищения. — Я почти уже пришел к решению отказаться от профессионального вознаграждения и считать мою службу не обязанностью, а привилегией.
Вот это уже произвело на Гринберга впечатление, Эти хрошии в самом деле что-то представляют собой; насколько бы честным посредником раргиллианин ни был, он позволит человеку умереть от жажды, но не скажет ему ни слова об источнике воды прежде, чем гонорар не будет у него в руках.
— Единственное, — добавил Фтаемл, — что удержало меня от подобного решения, — это понимание, что кое в чем я их превосхожу. Они не лингвисты. Их речь богата и выразительна, но, кроме нее, они не владеют никаким другим языком. Даже вы талантливее их в лингвистическом отношении. — Фтаемл вытянул свои гротескные руки чисто по-галльски и закончил: — Таким образом, я пересмотрел отношение к себе и потребовал двойной оплаты.
Он замолчал. Мистер Кику молча смотрел в стол, а Гринберг просто ждал. Наконец Кику сказал:
— Что вы предлагаете?
— Мой уважаемый друг, есть только один путь. Хрошиа, которую они ищут, должна быть найдена.
— Но у нас ее нет!
Фтаемл испустил глубокий вздох.
— Все это достойно сожаления.
Гринберг внимательно посмотрел на него: вздох не содержал осуждения. Он чувствовал, что раргиллианин приберег что-то из ряда вон выходящее… что было смешно; приняв на себя роль посредника, раргиллианин был больше, чем кто-либо другой, озабочен успехом переговоров: любой исход, кроме успешного, вызывал у них потерю самоуважения.
— Доктор Фтаемл, — сказал он, — когда вы принимали на себя миссию посредника, предполагали ли вы, что мы будем в состоянии удовлетворить их требование и доставить эту хрошиа?
Ноздри собеседника внезапно опали, Гринберг вздернул бровь и сухо сказал:
— Я вижу, что нет. Могу ли я осведомиться, почему в таком случае вы все же взяли на себя роль посредника?
Фтаемл ответил медленно и без своей обычной доверительности:
— Сэр, никто не может отказаться от сотрудничества с хрошии. Поверьте мне — никто.
— Хм-м-м… эти мне хрошии. Доктор, надеюсь, вы простите меня, но из ваших слов нам так и не удалось составить полное представление об этих созданиях. Вы сказали, они обладают такой интеллектуальной мощью, что даже лучшие умы столь высокоразвитой расы, как ваша… я имею в виду вас, полностью подавляются ими. Вы дали понять, что они сильны и в других областях… И даже вы, гордый, свободный народ, вынуждены повиноваться их желаниям. Сейчас они прибыли к нам на единственном корабле, который висит над планетой, способной установить полную и всепоглощающую гегемонию в этом секторе космоса… и все же вы говорите, что «достойно сожаления», если мы не удовлетворим их невыполнимое требование, — сказал Кику.
— Так оно и есть, — осторожно сказал Фтаемл.
— Когда раргиллианин находится при исполнении своих профессиональных обязанностей, я не могу ему не верить. Это-то и вызывает у меня тревогу. Эти сверхсущества… почему мы никогда раньше не слышали о них?
— Космос глубок, экселенц.
— Да, да. Не сомневаюсь, — сказал Кику, — что есть тысячи великих рас, которых мы никогда не встречали и не встретим. Но неужели и для вас это первый контакт с хрошии?
— Нет. Мы давно знали о них… раньше, чем о вас.
— Что? — Гринберг кинул на Кику быстрый взгляд.
— Что за отношения между Раргиллом и хрошии? И почему Федерация о них ничего не известно? — продолжил Кику.
— Должен ли я считать ваш вопрос упреком? Если да, то могу сказать, что я не отвечаю за действия своего правительства.
— Мы просто интересуемся, — заверил его Гринберг. — Федерация стремится постоянно расширять свои дипломатические связи. И я удивлен, узнав, что ваша раса, которая всегда декларировала дружбу с нами, зная о существовании могучей цивилизации, не поставила Федерацию об этом в известность.
— Не могу не отметить, экселенц, что я поражен вашим удивлением. Космос глубок и неисчерпаем… а моя раса испокон веков известна как раса путешественников. Может быть, Федерация не догадалась правильно сформулировать вопрос? Что же касается остального, то мои соотечественники не имеют с могущественными хрошии ни дипломатических, ни каких-либо иных отношений. Они существа, которые, как вы выражаетесь, заняты своими собственными делами, и мы очень рады… рады тому, что не имеем к ним отношения. Корабли хрошии не появлялись в нашем небе уже более пяти ваших столетий, но вот хрошии прилетели и потребовали от нас определенных услуг…
— Чем больше я узнаю, — сказал Гринберг, — тем больше ничего не понимаю. Значит, они остановились на Раргилле, чтобы взять посредника, вместо того чтобы направиться прямо сюда?
— Не совсем так. Появившись в нашем пространстве, они осведомились, слышали ли мы когда-нибудь о вас. Мы сказали, что да, мы знаем о вас… ибо когда хрошии спрашивают, им нельзя не ответить! Мы указали им, где находится ваше светило, и на мою долю выпала редкая удача представлять их. — Он пожал плечами. — И вот я здесь.
— Минутку, — сказал Гринберг. — Значит, они сообщили вам, что ищут пропавшую хрошиа, уже на подходе к Земле? И должно быть, именно тогда вы решили, что их миссия не увенчается успехом. Почему?
— Разве это не очевидно? Мы, раргиллиане, используя вашу любимую и довольно точную идиому, самые большие сплетники в космосе. Из вежливости вы можете называть нас «историками», но я предпочитаю более жизненное выражение. Сплетники. Мы всюду бываем, всех знаем, говорим на всех языках. Мне не нужно «поднимать документы», дабы удостовериться, что люди с Земли никогда не были в средоточии звездной системы хрошии. Окажись вы там, вы, конечно, не обошли бы их своим вниманием, результатом чего была бы война. Она могла бы превратиться в «переполох в курятнике»… кстати, интересное выражение, и я хотел бы побывать в курятнике, коль скоро я здесь. И эта война породила бы массу анекдотов и интересных историй, которые рассказывали бы всюду, где собирались хотя бы два раргиллианина. Поэтому я понял, что они должны ошибаться; им не удастся найти то, что они ищут.