Нейрус был, чисто с мужской точки зрения, довольно подтянутым и широким в плечах, обладал нормальным, не бабским, в отличие от морды Демисаррэ, лицом, а на его щеке красовался длинный шрам с рваными краями, что, кстати говоря, общего впечатления не портило. Капитан вообще всегда и всем говорил, что шрамы красят мужчину, потому что они - воины, победители. Шрамы - это свидетельство их доблести и храбрости. Или тупости. Как, например, отсутствующая мочка уха у Дёмы. Теперь в неё, кстати, была вдета голубая серьга.
– Демис, - оскалился не менее неприятно Шайэт. – Как ты себя чувствуешь?
– Не хочу расстраивать, дядя, но хорошо, - ответил капитан, сохраняя серьёзность на лице, и заметил, с каким облегчением воспринял язвительность Нейрус. – А со мной что-то должно быть не так?
“Конечно должно, ты же был мёртв пару минут назад,” - передразнил сам себя Дёма, подражая в мыслях голосу лейте.
– Нет-нет, всё как обычно, я понял, - уже нормально улыбнулся мужик и протянул племяннику одежду. – Твой отец решил почтить нас своим присутствием за сегодняшним обедом. Я решил сам принести тебе одежду и спросить о твоём самочувствии, вчера ты очень нас напугал, когда упал в обморок в гостиной.
“То есть, мне не собираются втирать чушь об убийстве,” - вынес вердикт Дёма. В мужике явно не совесть проснулась, опять чего-то замышляет, гад.
– Мне намного лучше, - коротко ответил Демьян и забрал одежду из рук Нейруса. – А сейчас смойс… покиньте меня, дядя.
Лейте повторять несколько раз не пришлось, и дядя, если и удивился неожиданному “смойся”, то виду не подал.
Демьян решил, что тряпки, принесенные хмырем, не так уж и плохи. Всё цивильно и строго, прямо как он, Кемеев, любит. Чёрный пиджак, штаны на пуговицах, рубашка тоже приличная, без рюш и прочей лабуды, коей полно в гардеробе юного Демисаррэ. Кстати, насчёт приставок тоже нужно было разобраться, но капитан уже подозревал, что они разделяют по статусам. Если отец и дядя - лейте, а он вроде как каэ, то, может быть, по возрасту. Или, к примеру, по наследованию земель. В общем, систему Дёма сам себе пообещал выяснить, а пока, одеваясь, вспоминал лица и имена людей из снов.
У Демисаррэ было двое старших братьев - Кираи и Харам, оба - лейте, и сестра-близнец Кираи - Амаи. К фамилии девушки в данном случае добавляли приставку лейта. Все отпрыски семьи Шайэт были похожи друг на друга, и только Демис, малыш каэ Демис, с какого-то хрена был похож на самого себя. Ни тебе чёрных волос, ни зелёных глаз, как признаков рода.
…В столовой обнаружились все, кого Дёма успел вспомнить во время сборов, и ещё один мужчина, Неску, по всей видимости. Во снах он не фигурировал, и капитан осматривал названного родителя с особым интересом. Как у такого воина могло родиться такое убожество, как Демисаррэ, Кемеев не понимал, и искренне сочувствовал мужику.
Настрадался, наверное, вдоволь.
Демьян, нихрена не смыслящий в правилах этикета и прочей лабуде, лишь кивнул всем и сразу, и направился в сторону единственного свободного места.
Кресло находилось на самой Камчатке, если принимать хозяина дома за точку отсчёта, и даже Дёма со своими слабыми познаниями понял, что это место довольно унизительно для родного сына Неску. Он сел напротив дяди, но даже не удостоил того взглядом - наговорились уже.
– Демисаррэ, мне сказали, что ты упал в обморок вчера утром, это правда? - голос у Неску был похож на раскаты грома, но бесстрашный капитан Кемеев в этой жизни боялся только долгов, а со стихией предпочитал бороться.
– Если я сижу здесь, значит, живой, не так ли? - спокойно ответил мужчина (теперь уже правильнее говорить “парень”, до мужчины Демису как до Луны пешком). – Тогда к чему вопрос?
Лица всех, без исключения, удивлённо вытянулись, безмятежным оставался только Дёма.
– Видимо, головой при падении он ударился сильно, раз оделся, как лейте, - встрял в беседу со своим уставом Кираи.
Такие утырки, как он, Дёму бесили больше всего. Всегда лезут в горящую избу вперёд батьки.
– А ты вообще на бабу похож, я же тебе не предъявляю, - пожал плечами капитан, жалея, что на поясе не висит кобура с травматом, уж он-то точно успокоил бы брата быстро и эффективно.
Амаи шокировано ахнула и прижала ладонь к сердцу, Харам засмеялся, похлопав брата по плечу как-то утешающе.
– А я говорил, что когда-нибудь он перестанет реветь в три ручья после твоих подколок, - хохотнул добродушный парень. Он понравился Дёме гораздо больше, чем Кираи. Был чем-то похож на самого капитана.
– Отец! - почти взвизгнул старший брат, вскочив с насиженного места. – Он, каэ, смеет переговариваться со мной!
“А вот это был попадос. То есть, каэ - это точно не возраст? Хреново,” - подумал Кемеев с досадой. Вариант с наследованием земель тоже отпадал, хотя, черти знают эти параллельные миры с их уставом.
– Иногда я думаю, что напрасно признал тебя лейте, Кираи, твоя сестра ведёт себя много достойнее, чем ты, - мрачно пробасил Неску. – Завтра садишься на место Демисаррэ. Это не обсуждается.
Судя по сочувствующему взгляду Харама, Кираи очень не повезло.
Странный мир, подумал Дёма, странные люди, из-за места “чисто на пожрать” чуть ли не в слёзы.
– Отец, я не считаю это правильным решением, - решительно вставил свою реплику капитан, тоже поднимаясь со своего места. Публика снова ахнула, и мужчина заволновался. Больше долгов он боялся разве что попасть в жёлтый дом, находясь в самом расцвете сил, но об этом никому никогда не говорил. Даже самому себе редко признавался.
“Что опять не так? Вставать нельзя? Или что? Думаю, я не испорчу никому аппетит своими ста семьюдесятью сантиметрами роста.”
– Брат Кираи пусть останется на своём месте, если оно так важно ему. Мне и здесь неплохо, - и добавил, зло ухмыльнувшись:
– В компании дяди даже есть приятнее.
Нейрус побледнел, поймав взгляд Неску, и опустил голову, уставившись в тарелку.
– Нейрус, за мной! - рявкнул хозяин дома, вскакивая со своего места. – А ты, - он с животной яростью взглянул на Демьяна. – Завтра сядешь рядом со мной, понял?!
Не дожидаясь ответа сына, лейте Шайэт умчался из столовой вон. Следом, негодующе передвигая ноги, поплелся Нейрус.
Дёма свалился на стул, бестолково начал давиться салатом. Есть продолжал только он.
– Что я не так сказал? - поинтересовался капитан через пару минут у затихших родственников, понимая, что после такого кусок в горло ему однозначно не лезет.
Последний раз так разносил его отец, но это было ещё до армии, а потом как-то так сложилось, что разносил всех сам Кемеев.
В диалог включилась любящая посплетничать Амаи:
– Все и так папе доносили, что вы с дядей любовники, а тут ты ещё так открыто это подтвердил! - кажется, одна мысль об этом возносила черноволосую лейту на вершину эйфории. – Ты всё же решился уйти из семьи, да, Демис?!
– Судя по всему, он окончательно сошёл с ума, - неохотно подтвердил подозрения сестры Кираи, ещё не до конца отошедший от внезапного заступничества младшего брата.
– Эй, Демис, ты вообще с нами? - нахмурился Харам, щелкая пальцами у лица капитана Кемеева.
– Чего? - переспросил глубоко погрузившийся в свои мысли Демьян.
– Я говорю, скажи уже что-нибудь!
– А, ясно. Ну… Соку мне налейте. Такая вкусная хрень… Э, в смысле, такой изысканный вкус, мда…
…– Звали, отец? - Дёма уверенно прошёл на ковёр кабинета Неску. Хрен с ним - звал, не звал. Всё равно поговорить придётся.
– Звал, Демисаррэ, ты можешь сесть, - лейте кивнул на обитое мягкой красной тканью кресло, но Кемеев лишь покачал головой, отказавшись.
– Я постою, - ответил он коротко и по существу, не разбиваясь в любезностях.
– Хорошо, стой, - легко согласился Неску. – Я надеюсь, ты понимаешь, для чего и почему я тебя позвал, и мне не придётся рассказывать тебе всё… в подробностях, - мужчина поморщился, как морщился обычно командующий Центра, когда докладывал о количестве убитых после очередного задания.
Дёма снова кивнул. От Амаи он знал достаточно. По крайней мере, все самые горячие и непристойные слухи. Из них выходило, что даже шлюхи были невинными на фоне юного Демисаррэ.
– Я люблю тебя, Демис, ты сильно похож на свою мать, и когда я вижу тебя, то постоянно вспоминаю Алеру, - капитан мысленно поморщился, потому что терпеть не мог лирические отступления. Ближе, ближе к делу. – И я желал, чтобы все мои сыновья стали мужчинами, хозяевами своей жизни… Но ты стал каэ, - он горько усмехнулся, словно слово “каэ” причиняло ему настоящую боль. – Я был разочарован. Я отдал тебя в военную академию, надеясь, что до шестнадцати ты станешь… станешь достойным рода Шайэт! Но ты не стал тогда, зато сегодня я почему-то видел в столовой не двух лейте среди своих сыновей, а троих! За что ты так со мной, Демис?! - в голосе Неску звучало такое отчаянье, что Дёме стало стыдно. Как хорошо, что он, по сути, был не виноват.
– Простите, отец, - произнёс капитан, в глубине души чувствуя себя униженным. Виноват какой-то сопляк без чувства такта, а отчитывают его, Демьяна.
– Что мне твоё “прости”, сын? Договор с лейте Мариэтом уже заключен, ты выйдешь за него замуж после окончания академии! Замуж, Демис, замуж!
“Ну пиздец, оху-блять-еть!”
А вот этому Дёму не учили, об этом его не предупреждали! Это что, такое наказание за грехи прошлой жизни?
– Ты позор всего рода! Уйди, видеть тебя не могу, на глаза не попадайся! И знай, что скандал с Нейрусом мы спустим на тормозах, но если ты ещё раз…
– Я понял, отец, - голос Дёмы дрогнул. – Не волнуйтесь, ничего подобного не произойдёт… - и вдруг, ни с того ни с сего, ему в голову пришла отличная мысль! – Когда я могу вернуться в академию?
– В академию? И там любовника завёл?! - снова начал закипать Неску.
– Никак нет, отец, хочу лишь исполнить приказ “не попадаться на глаза”. В одном доме с вами это будет довольно проблематично.
– Шутишь? - усмехнулся отец мрачно. – Ну, шути, конечно, пока можешь, - он махнул рукой. – Хоть сегодня уезжай, я не держу.
…Цензурных мыслей в голове Дёмы не было. И вместо того, чтобы вести изысканные беседы с самим собой, он лишь с ожесточением рвал петушиные рубашки - так про себя называл капитан рубашки с рюшами - на мелкие кусочки, а потом подбрасывал вверх, делая небольшой праздничный салют. Демьян праздновал падение своей воинской чести и мужской гордости на дно морское. И рубашки он эти ненавидел. Потому что “сучонок”, как правильно заметил любимый дядя, Демисаррэ очень любил их. Капитан заочно терпеть не мог всё, что обожал этот урод. Просто из вредности.
Возможно, ненависть к младшему отпрыску благородного рода Шайэт и не была бы такой сильной, будь у Дёмы шанс сбежать. Но нихрена подобного. Ведь, как сказал Нейрус, - Кемеев уже записал его в список любимых мыслителей-философов - “найдут, женят и отымеют”. Или в любом другом порядке.
На каэ стояло какое-то поисковое заклинание, с помощью которого определить местонахождение Демисаррэ было проще простого.
Капитан убегал от вооруженных бандитов, ваххабитов и стаи бешенных собак, но от неведомой ему магической херни уйти было нельзя. Это злило.
Из описания раздобрившегося на почве отправления в ссылку дяди выходило, что суженный Демиса, лейте Мариэт, был “страшным, как ввархи, бедным, как бахаат, и извращенцем ещё тем”. Про ввархов и бахаатов Дёма не совсем понял, но общий смысл уловил. И этот общий смысл гласил:
– Пиздец тебе, Дёма, большой и… Пиздец.
В очередной раз вздохнув, Кемеев свалился на кровать. Ситуация, прояснившись, стала близкой к понятию “экстренная”, но капитан понятия не имел, как поступить.
Из всего выходило, что нихрена сделать нельзя, потому что мир напичкан магической хренью. Выход был один - убить себя, потому что убить будущего мужа, пусть даже страшного, как вварх и так далее, Дёма не смог бы. Ну, он же не виноват. Виноват в этой ситуации был только каэ Шайэт, но его, как такового, больше не было. Был только Кемеев в его теле, но он уж точно не был виноват, его хата не просто с краю, она вообще из другой оперы! И ладно бы всё было типичным, как стояк по утрам, так нет же! Другой мир, правила другие, и, судя по всему, Дёма теперь вообще ноль без палочки! И застрелить никого нельзя, хотя бы потому, что оружия в этом мире нет. Без возможности застрелить кого-нибудь капитан вообще был бессилен.
Безысходность.
Кемеев впервые почувствовал, что это такое, на своей шкуре. Он, солдат, без пяти минут майор - и замуж. За какого-то там неведомого мужика-извращенца. Хорошо хоть не в бабском теле, но и это уже мало радует. Отыметь-то всё равно отымеют, и не скажешь им, что его тело вроде как для этого не предназначено.
…В дороге было время ещё раз всё хорошенько взвесить. Мерно покачивающаяся карета медленно приближала Дёму к столичной Военной Академии, которая представлялась ему чем-то наподобие Суворовского кадетского училища: занятий по физической подготовке ноль, максимум - строевая, и куча ненужных знаний. Но это беспокоило капитана даже меньше, чем проблема глобального потепления. Какая разница, где учиться, если через несколько месяцев - столько осталось до окончания учёбы Демисаррэ - придётся подставить задницу какому-то мужику и быть послушной сучкой?!
За окном проносились пейзажи неописуемой красоты, а Дёма всё думал о своём, не обращая внимания. Что ему природа, если самый главный писец его жизни вот-вот наступит? Несколько месяцев - что это по сравнению с тридцатью пятью годами капитана? Ничего, по сути, быстро пролетят, моргнуть не успеешь. А он не хотел. Он, может быть, хотел Сашку с днём рождения поздравить через неделю, уже и подарок купил - большой такой вертолёт на управлении. Крестник с игрушками обращался бережно, поэтому Дёма никогда не боялся, что зря потратит деньги. А теперь вот - хрень какая-то непонятная. И никакого тебе дня рождения. А дети они такие - обидчивые, напридумывает Саша себе, что крестный у него плохой, как пить дать - напридумывает…
Дети.
Мысль ударила в голову неожиданно, и Кемеев вспомнил, что успел метнуть нож до выстрела, был быстрее, но против пули, как говорится, бессилен даже лом.
Пуля - дура.
Красное пятно по зимнему белому камуфляжу расплывалось быстро и выглядело жутко. Кажется, было пробито лёгкое. Малыши завизжали, а Дёма сел на пол, подполз к стене. Воздух заканчивался, и перед глазами замаячили белые пятна. Глаза слезились - то ли от обиды, то ли от боли. Хотя нет, боли-то Кемеев как раз не чувствовал. Тело будто бы стало ватным и невесомым, и мужчина понял, что не в силах больше двигаться.
– Рация… В… В… - сухость во рту была неприятной и почти болезненной, мысли путались, но мальчик был достаточно сообразительным, чтобы начать обыскивать Дёму уже после слова “Рация”. Устройство он нашёл и теперь смотрел на капитана с мольбой - не знал, как оно включается. Демьян вдруг заметил, что дети похожи друг на друга, прямо как… Близнецы! Эта мысль вызвала у мужчины улыбку. Он никогда раньше не видел близнецов вживую.
– Зелёная… Нажми, держи, - пацан выполнил, но молчал.
– Дяденька, не умирайте, пожалуйста, - прошептала сидящая по другую руку девочка, в глазах у неё стояли слёзы.
– Центр, приём, это Д-3, приём, - прохрипел Дёма и почувствовал, как изо рта начинает идти кровь. – Цели обезврежены, заложники… спасены, приём…
– Д-3, приём! - заорала рация в ответ. – Доложите … заложников, повторяю, доложите … Д-3!
Но Д-3, среди товарищей просто Дёма, был уже мёртв.
“Живые. Всё хорошо с ними. Я их спас,” - с невероятным облегчением подумал Кемеев, не без труда выбравшись из слишком уж реалистичных воспоминаний. Пожалуй, теперь он чувствовал себя намного лучше. Смерть - не предел, если ты умираешь достойно.
Карета стояла на месте, не двигалась, и капитан выглянул в окно. Дверь тут же открылась, пропуская внутрь морду ушлого мужика из сопровождения.
– Каэ Шайэт, мы приехали, - сообщил он бодро.