— На самом деле от старого замка осталось гораздо больше, — заверила его Хезер, — просто оно теперь вроде как всё внутри.
— Я должен это увидеть, — заявил Роберт.
Хезер подумала, что лазить по замку с братьями наверняка было очень весело, и поняла, что завидует Роберту. Ей часто приходило в голову, что будь у неё брат или сестра, она не чувствовала бы себя здесь такой одинокой. Но потом она вспомнила, что братья Роберта уже триста лет как умерли. Да и сам замок с тех пор сильно изменился. Хезер поняла, что больше не завидует Роберту. Пока она над этим размышляла, Роберт ускорил шаг, оставив её позади, и когда Хезер очнулась, его неестественно яркая фигура была уже на приличном расстоянии. Ближе к замку толпа туристов сгущалась, и Хезер увидела, как Роберт врезается в одних и отталкивает других. До неё стали доноситься возмущённые возгласы «Эй, стой!» и «Кого это ты толкаешь?!», что, похоже, заставило Роберта очнуться. Он остановился и стал ждать Хезер. Когда она его, наконец, догнала, Роберт выглядел в высшей степени надменным.
— Твой отец держит здесь довольно большой двор, — заметил он. — Кто дал ему разрешение иметь так много слуг?
— Это не слуги. Это туристы, — сказала Хезер.
Она повела Роберта через лабиринт из живой изгороди, стараясь втолковать ему, что Каслмейн теперь принадлежит Британскому Фонду, а значит любой желающий, заплатив, может осматривать замок и его окрестности. Роберт шёл рядом, время от времени кивая, хмурясь и сощуривая глаза. Хезер видела, что он изо всех сил старается вести себя по-деловому, однако её не оставляло подозрение, что он никогда в жизни не занимался ничем подобным.
— И всё-таки я не понимаю, как замок может существовать без владельца, — сказал Роберт.
Как нарочно в этот момент в лабиринт хлынула толпа школьников. Они бегали между кустов, кричали, смеялись и ели мороженое. У них ещё не начались каникулы, поэтому дети были в синих школьных пиджаках и в сопровождении учительницы, кричавшей громче всех.
— Вы должны ходить — не бегать! Разбейтесь на пары! — надрывалась учительница. Она явно была из тех преподавателей, которых никто никогда не слушает. Дети продолжали орать, носиться по лабиринту и вокруг прудика в его центре, так что Хезер и Роберту пришлось отступить к высокой изгороди в самом конце.
— Тихо! — завопила учительница, и когда это не произвело никакого эффекта, провыла: — Немедленно подойдите и сложите все обёртки от мороженого в эту урну!
Дети тут же отреагировали тем, что побросали обёртки там, где стояли. Разноцветные бумажки усеяли дорожки, цветочные клумбы и ветки изгороди. Прудик в центре тоже оказался погребён под слоем плавающих обёрток с изображением лимонно-зелёных, малиново-красных и шоколадно-коричневых лиц с надписью «Мистер Лолли».
— Немедленно подберите обёртки! — заорала учительница. Но её, похоже, опять никто не услышал.
Роберт смотрел на происходящее, широко раскрыв глаза.
— Они что, из школы для глухих? — спросил он Хезер.
— Нет, просто у них учительница мямля, — ответила Хезер.
— Ты хочешь сказать, она недостаточно часто их порет? — снова спросил Роберт.
И только Хезер собралась объяснить, что современные учителя обычно никого не порют, как Роберт заявил:
— В таком случае мне надо преподать урок и ей, и её ученикам.
Он вытянул руку и слегка качнул кистью. Хезер услышала, как мимо неё прошелестела привычная реальность, будто кто-то рядом оторвал полоску мокрой бумаги. От этого звука у неё заложило уши, и она тяжело сглотнула. Лимонно-зелёная обёртка в пруду начала расти. Она стремительно увеличивалась, поглощая остальные бумажки и расползаясь всё шире и шире, словно лист гигантской кувшинки. Не успел никто и глазом моргнуть, как она уже накрыла собой весь пруд и теперь лежала поверх него, сворачивая и разворачивая края. На лимонно-зелёной поверхности проступило свирепое лицо. Оно оскалило свой чудовищный шоколадно-коричневый рот с малиново-красными зубами, и голос откуда-то из его глубин проревел:
— А НУ ТИХО! ЖИВО ПОДОБРАЛИ ВСЕ ОБЁРТКИ!
Учительница завопила и бросилась бежать, а дети замерли на месте, в нерешительности глядя на гигантское лицо.
— Это такой спецэффект, — сказал один из них. — Не обращайте внимания.
Роберт ухмыльнулся и чуть двинул мизинцем и большим пальцем.
— ДА НЕУЖЕЛИ? — проревел лимонно-зелёный мистер Лолли и поднялся из пруда, сделавшись ещё огромнее. Его рваные мокрые руки из зелёной бумаги хищно потянулись к детям, стоявшим поблизости. Большинство испуганно попятились, но один или два только презрительно рассмеялись, не двигаясь с места.
— Да пни ты его по зубам, — крикнул один мальчик. — Это всего лишь бумага!
Роберт Толлер насупился и обиженно выпятил губу. Его большой палец дёрнулся два раза, резко. Вся бумага, покрывавшая дорожки, изгородь и клумбы взлетела в воздух и собралась в два огромных шуршащих кома. Мгновением позже через подстриженные кусты на мальчика двинулись малиновый и шоколадный мистер Лолли. Их огромные лица были перекошены от ненависти. Хезер не удивилась, когда мальчик развернулся и бросился наутёк. И как только он побежал, все остальные, перепугавшись, дружно кинулись следом. Не разбирая дороги, прямо через кусты изгороди и по клумбам, толкаясь и пихаясь, только бы спастись от трёх зловещих гигантских фигур, топающих за ними. Роберт опустил руку, провожая взглядом малинового, зелёного и коричневого великанов.
— Вот так, — произнёс он с удовлетворением. — Теперь они будут преследовать их до самых границ моего поместья. И горе тому ребёнку, которого они настигнут.
Хезер и сама не раз мечтала о чём-то подобном для тех детей, которые разбрасывают бумажки по всему Каслмейну, но, тем не менее, у неё вырвалось:
— Сделай так, чтобы никого из них не поймали, пожалуйста!
Роберт рассмеялся.
— Какое же у тебя мягкое сердце! — сказал он. — Ладно, так и быть. За ними будут гнаться, но в самый последний момент у них получится ускользнуть. Пусть это станет для них уроком — я не потерплю мусора в моём парке. Каслмейн не ярмарочная площадь и не рынок. Это мой дом.
Хезер видела, что Роберт всё ещё не понимает. Она снова попыталась втолковать ему, что последний из Франсеев оставил Каслмейн Британскому Фонду в практически разрушенном состоянии, и после того как Фонд его восстановил, Каслмейн превратился в туристическую достопримечательность, а папа Хезер теперь отвечает за его сохранность. Но Роберт только развернулся и повёл её дальше.
— Да, да, я понимаю, что твой отец кто-то вроде сенешаля или управляющего в моей семье, — сказал он, — но я думаю, он должен найти другой способ набить свой кошелёк. Не подобает, чтобы весь этот сброд разгуливал по нашим землям и совал нос в наши покои.
— Да не его это кошелёк — деньги идут на содержание поместья! — воскликнула Хезер, теряя терпение. У неё было такое чувство, будто она объясняет это маленькому ребёнку, который нарочно прикидывается дурачком.
— Неужели ты не понимаешь, что Каслмейну каждый год требуются тысячи фунтов на ремонт, перекрытие крыш и тому подобное? Я слышала, как мама с папой делают подсчёты. А деньги на всё это они получают от людей, которые приходят посмотреть на замок. Туристы им просто необходимы!
Роберт сердито щёлкнул пальцами.
— Больше нет, — отрезал он. — Отведи меня к своему отцу, и я велю ему найти деньги другим способом.
— Что? Ты имеешь в виду своё сокровище? — воскликнула Хезер.
Роберт снова искоса на неё глянул.
— И далось же тебе это сокровище, — заметил он. — Нет, я должен поговорить с твоим отцом. А тем временем все эти люди должны разойтись по своим домам.
— Но… — начала было Хезер и остановилась, тяжело сглотнув, потому что привычная реальность вдруг пошла волнами, поднимаясь и опускаясь. Дорожка под её ногами скользнула сначала в одну сторону, потом в другую, хотя Хезер знала, что на самом деле та не двигается. Цветы и подстриженные кусты задрожали, будто по ним прошла рябь, и Хезер пожалела о том, что съела так много клубники. Когда всё выровнялось, она увидела, как люди вокруг начинают разворачиваются и идти к парковке. Мимо неё прошла супружеская пара с четырьмя маленькими детьми, и Хезер услышала, как отец семейства сказал:
— Думаю, мы тут всё уже посмотрели.
— Мы и так пробыли здесь слишком долго, — согласилась мать. — Дети здесь не единственные, кто умирает от скуки.
И хотя это было в точности то, о чём Хезер мечтала ещё утром, она пришла в ужас: Роберт испортил выходной для сотен людей! А если он и дальше будет отправлять всех восвояси, Каслмейн останется вообще без денег, а мама с папой, скорее всего, потеряют работу. Хезер повертела головой, выискивая Роберта, чтобы всё ему объяснить, но того уже и след простыл. Ей удалось разглядеть его далеко впереди: неестественно яркая фигура широко шагала сквозь плотный поток людей, направляющийся к парковке. Роберт был практически у входа в замок. Хезер бросилась за ним, уворачиваясь в толпе от одних и врезаясь в других. Когда она добежала до широкой лестницы у главного входа, Роберт был уже почти на самом верху.
— Подожди! — запыхаясь, крикнула она. Но Роберт не стал ждать. Он вошёл прямо в замок и, не останавливаясь, проследовал мимо стола, за которым сидел мистер Миммз, проверяя билеты.
— Могу я взглянуть на ваш билет, сэр? — окликнул его мистер Миммз. И когда Роберт не обратил на него никакого внимания, продолжая идти дальше, мистер Миммз вздохнул и начал с трудом подниматься, опираясь на руки.
— Он со мной, мистер Миммз, — крикнула Хезер, пробегая мимо. У мистера Миммза была только одна нога. Хезер нравился мистер Миммз. Она не хотела, чтобы его тоже превратили в собаку. Корме того, она однажды уже видела собаку на трёх лапах, и ей было её жалко до слёз. Поэтому она почувствовала огромное облегчение, когда мистер Миммз поверил ей и сел обратно.
Уже в холле дорогу Хезер преградила целая толпа туристов, собравшихся в ожидании очередной экскурсии по замку. Роберт не стал отсылать их домой, а просто умудрился как-то пройти между ними. Хезер увидела его чёткий яркий силуэт, поднимающийся по главной лестнице.
— Простите, — начала она проталкиваться сквозь толпу туристов. — Простите…
Поняв, что такими темпами далеко она не уйдёт, Хезер притворно захныкала:
— Мне надо найти мою маму! Она наверху.
Хезер тут же пропустили, и она кинулась по лестнице, успев подумать, что если и правда нарвётся на маму, то так ей и надо за её враньё. Мама была сейчас последним человеком, которого она хотела бы встретить — не считая, конечно, папы, — пока не придумает, как сделать так, чтобы Роберт перестал колдовать по малейшему поводу. И даже если ей это удастся, остаётся другая проблема: чем он будет заниматься до конца своей жизни? Отстукивая каблуками по гулкой лестнице, Хезер пыталась придумать работу для волшебников. Но единственное, до чего она смогла додуматься к концу пролёта, было магическое шоу на телевидении. А Роберт вряд ли бы на это согласился.
Она догнала его уже возле покоев, где когда-то ночевала королева Елизавета Первая. Роберт озадаченно заглядывал внутрь.
— А зачем здесь перед входом красный канат? — спросил он. — Там что, опасно?
— Нет, это из-за того, что там спала королева Елизавета Первая, — пропыхтела Хезер. — В этой комнате полно сокровищ. А теперь послушай…
— Но она никогда не пользовалась этой комнатой! — перебил её Роберт. — Мне рассказывали, что для неё приготовили покои внизу. Она к тому времени уже состарилась, и ей было тяжело подниматься по лестнице.
И только Хезер снова открыла рот, чтобы отругать его за то, что он сделал с туристами, Роберт бросил на неё один из своих странных косых взглядов и сказал:
— Какие странные вещи называют сокровищами! Лично я вижу здесь только покрывало, которое бабушка сшила к свадьбе моего брата.
— Ну так это и есть сокровище, потому что она сшила его очень красиво! — рявкнула Хезер. — А теперь послушай меня! Ты не имел права отсылать тех людей домой. Они все заплатили, чтобы быть здесь!
Роберт пожал плечами:
— Это как раз то дело, которое я намерен обсудить с твоим отцом. Где он?
Хезер нужно было гораздо больше времени, чтобы как следует всё обдумать, и до этого она не собиралась подпускать Роберта к папе на пушечный выстрел. Она представила, как говорит: «Папа, это Дикий Роберт. Я случайно вызвала его из могильного холма». А папа добродушно на неё посмотрит, не веря ни одному слову, и попытается скрыть улыбку. После чего Роберт разозлится и превратит папу в собаку. Она даже знала, что это будет за собака — один из тех худых доверчивых псов с коричневой шерстью и преданными глазами. Нет уж: она должна всё хорошенько обдумать, прежде чем позволит им встретиться.
— Последний раз я видела отца, когда он стоял на ступенях возле башни Уильяма Толлера, — честно ответила она.
Лицо Роберта просветлело.
— Старая смотровая башня! Как к ней теперь можно пройти?
— Через Длинную галерею, — сказала Хезер и повела его туда.
Длинная Галерея привела Роберта в восторг.
— Здесь почти ничего не изменилось! — воскликнул он, подходя к ряду освинцованных окон. — Даже парк отсюда выглядит не так странно! Я будто снова оказался дома. За исключением… — он махнул рукой на ряд портретов в толстых позолоченных рамах. — За исключением этих незнакомцев. Кто они все?
Хезер ухватилась за возможность его отвлечь и повела вдоль портретов, рассказывая обо всех изображённых на них людях, чьи имена могла вспомнить:
— Это леди Мэри Франсей. Я запомнила её, потому что она такая красивая. А этот епископ — Генри Толлер. А это Джеймс Толлер в завитом парике. А вон тот с ружьём — Эдвард Толлер-Франсей. Кажется, его убили на войне.
Всё время, пока она говорила, у Роберта с лица не сходило странное выражение, которое, как показалось Хезер, она понимает. Частично это была гордость, частично растерянность — та самая, с которой он недавно смотрел на замок. Хезер подумала, что ей тоже стало бы не по себе при виде стольких людей, появившихся в её семье уже после неё. Все они мало походили на Роберта. У некоторых, правда, тоже были тёмные глаза и светлые волосы, но такого смуглого лица с чуть раскосыми чертами не было ни у одного.
— Здесь ведь нет твоего портрета? — спросила Хезер, когда они прошли мимо Сэра Френсиса, склонившегося перед королевой Елизаветой. Странное выражение на лице Роберта уступило место ослепительной улыбке, которой Хезер почему-то не поверила. Она поняла, что вопрос снова его задел.
— Он и не мог бы здесь оказаться, — ответил Роберт. — Вообще-то, сам портрет у меня был, но полагаю, его сожгли, когда меня… когда меня устранили. Леди, на которой женился мой брат, была ревностной пуританкой и ненавидела меня за то, что я использую магию, — его ослепительная улыбка стала ещё шире. — Кстати, она была из Франсеев.
И явно желая сменить тему, он круто развернулся и указал на галерею поменьше:
— А вот ещё одна комната с портретами, которую я не припомню.
— Это зал Кровной Вражды, — сказала Хезер, тоже радуясь возможности сменить тему. — Там висят портреты всех Франсеев и Толлеров, которые враждовали между собой двести лет назад.
Услышав это, Роберт обхватил себя руками и расхохотался. Он хохотал, запрокинув голову, пока его смех не пошёл гулять эхом по всей Длинной галерее.
— О, это же замечательно! Я наложил на них проклятие, из-за которого Франсеи должны были ненавидеть Толлеров, чтобы отомстить жене моего брата. И оно подействовало! Подействовало! А из-за чего они ссорились?
— Тихо, — шикнула на него Хезер. — Понятия не имею. Я только знаю, что у них были дуэли, судебные иски и тому подобное на протяжении ста лет.
Роберт повернулся к ней с выражением, которое бывает у человека, когда он задумал большую каверзу.
— Так давай узнаем, — произнёс он и вытянул перед собой руку.
Хезер сама удивилась, когда её «Нет!» получилось таким же строгим, как у мамы.
Но было уже поздно.
5
Привычная реальность качнулась у неё перед глазами, сменившись тем, что находилось под ней. Спустя мгновение стёкла, закрывавшие портреты в зале Кровной Вражды, стали распахиваться, как окна. Первым из своей рамы высунулся мужчина в судейском парике.