Подключив к мозгу старухи датчики, Антон Степанович вывел их на компьютер. Теперь можно было и передохнуть. За шкафом имелся «уголок отдыха»: там стояло кресло, аквариум с почечно-каменным грунтом и золотыми рыбками. Там можно было подождать, пока компьютер считает информацию, и подумать.
Антон Степанович зашел за шкаф и от неожиданности отступил… В его кресле кто-то сидел. Закинув ногу на ногу, подперев голову рукой, мужчина средних лет задумчиво взирал на жизнь водоплавающих.
– Что это?!.. Кто… это? – пробормотал Антон Степанович.
– Антоша, – в кабинет вошла Лола. – Антоша, тут приходил твой друг детства…
– Какой друг?
Антон Степанович снова посмотрел на мужчину средних лет.
– Ну этот, как его, Жора. Так он опять покойника принес. Симпатичный такой…
– Кто? Жора?
– Покойник. У тебя стол старухой занят был, я разрешила его в кресло посадить. Он такой симпатичный.
– Дура, как он может быть симпатичным, ведь он покойник!
– Слушай, я от тебя уйду, если ты даму будешь оскорблять… – обиделась Лола. – И вообще… закрой форточку, холодно же.
– Ты помнишь, что было в прошлом году, когда я закрыл форточку и мы уехали на дачу.
– Да, кстати, Жора – твой друг, просил передать, что это свежак после несчастного случая, – уже выходя, бросила Лолита.
– Что же ты молчала?! – засуетился Антон Степанович.
Он сгрузил старуху на пол, а вместо нее водрузил на стол мужчину средних лет. И только когда взял в руки пилу, чтобы трепанировать череп, и, оголив мозг, подключать датчики, обратил внимание на его лицо.
– Мать честная, кого я вижу?!
Это был одноклассник Антона Степановича. Они даже ухаживали за одной девушкой. Антону Степановичу тогда не повезло, зато повезло сейчас.
– Ну, теперь послужи науке. Посмотрим, было ли у тебя чувство юмора.
Но он знал, что было.
Имелась у Антона Степановича и одна пламенная, но неразделенная страсть к одной женщине, вернее, даже не к женщине, а к части женского тела. Знай об этой страстишке жена Лола, она бы вцепилась в редкие волосы Антоши и, наверное, укусила бы его, не из ревности, разумеется, для порядка.
Это была помещенная в сосуд из толстого стекла, залитая специальным спиртовым раствором женская голова. Снизу и сверху старинный сосуд стягивали медные обручи.
Антон Степанович любил, достав сосуд из шкафа, где у него хранились химикаты, и поставив его рядом с аквариумом, смотреть на голову и мечтать… Нельзя сказать, что голова была красивой: бледная, с ввалившимися глазами… Ну, словом, на любителя, но что-то привлекало в ней Антона Степановича Она была у него уже два года, а он все никак не мог налюбоваться на нее. Чья это голова, он не знал. На медном обруче, вероятно, указывалось имя ее бывшей владелицы, но оно стерлось то ли от времени, то ли с умыслом.
Конечно, было понятно, что не всякую женскую голову сохраняют с такой любовью в дорогом сосуде. Какова же была история головы, до того как оказалась она в спирту?
История эта тем не менее всенародно известна, но стоит ее напомнить вкратце.
Голова эта принадлежала Марии Гамильтон, пользовавшейся благосклонностью… а, проще говоря, любовнице Петра Первого. Женщине очень красивой и при дворе влиятельной. Но, презрев любовь Петра, Мария Даниловна сошлась с Петровым денщиком Орловым, с коим тайно забавлялась любовными утехами. От этих утех у нее было трое незаконных детей, из которых она, желая скрыть свои «увлечения», двоих вытравила лекарствами, а третьего, родив уже, потихоньку удавила. Петру, конечно, донесли о таком безобразии. Марию Даниловну пытали и в 1719 году возвели на эшафот. Стоя рядом с ней, Петр хотел привлечь прекрасную даму к себе, но, увидев в ее глазах ненависть, отшатнулся.
По легенде, отрубленная голова, с глухим стуком упав на эшафот, шевеля губами и пуча глаза, пыталась что-то сказать. Петр поднял отрубленную голову и, поднеся ближе к глазам, присмотрелся (как известно, Петр умел читать по губам) к последним предсмертным словам прекрасной дамы. По рассказам очевидцев, поняв, что сказала отрубленная голова, Петр просветлел лицом и со слезами на глазах поцеловал голову в губы.
Много разных слухов, однако, ходило при дворе о том, что же сказала Мария Гамильтон перед или, точнее сказать, после смерти. Одни романтически настроенные придворные предполагали, что это были сорвавшиеся с уст слова любви к великому монарху. Но ходили и другие упорные слухи, что совсем не о любви шла речь, а о тайнике с кладом, о котором она знала, но даже под пыткой не выдала. Так или иначе, но велел Петр заспиртовать эту голову и определить в кунсткамеру на веки вечные…
А дальше было вот что: еще при жизни Петра чья-то, должно быть, высокооплаченная рука соскоблила с медной окантовки сосуда надпись, и голова стала безымянной. А после смерти Петровой унесли голову в спирту в кладовые, где она пылилась до того дня, когда безымянную голову, как не представляющую ценности, продали какому-то заезжему купцу. В те времена спрос на черепа и головы был велик, и держать череп в доме считалось высшим шиком (вспомним хотя бы гениального русского поэта А. С. П., тоже державшего в доме чужой череп). Потом голова красавицы пошла по рукам, меняя хозяев. А в 1910 году даже послужила орудием убийства. Когда граф Буш-ков в нетрезвом состоянии отдыхал в своем кабинете, грабитель забрался через окно и, увидев спящего графа, схватил подвернувшийся под руку тяжелый сосуд и долбанул по пьяной башке буржуя. Преступление так и не было раскрыто. Но в среде лихого народа ходили слухи, будто это дело рук известного бандита Ваньки Газа, перебравшегося потом из бандитской малины в малину политическую…
А в семнадцатом закружила голову революция рабочих и крестьян… Видели ее на столе наркома иностранных дел Коллонтай. Потом попала она каким-то образом с трофеями к батьке Махно и была занесена в хозяйственную опись, где о ней под номером 4212 можно прочитать три слова: «Голова барышни, в спирту» и в скобках «Не питьевом». Но и у батьки Махно не задержалась голова барышни. Разбила лихого атамана доблестная Красная армия. И кто стал ее хозяином?.. То ли охочий до редкостей командир Красной армии, то ли хохол из местного городка… Но одно известно точно: не попала она в голодное Поволжье, иначе бы больше не скиталась по свету. После уже видели голову детоубийцы в доме санитара идеологии Лаврентия Берии. Дальше след ее теряется до того самого момента, как алкаш принес голову в морг, посчитав, что там ей самое то и место. Возможно, так и было, но Жора предложит мозг для исследования Антону Степановичу. И, увидев эту когда-то очаровательную головку, Антон Степанович испытал к ней приятное чувство нежности. Не знал всех этих историй Антон Степанович, не знал, сколько в свое время вскружила эта голова головушек, да и не важно это было для него, он просто любил на нее смотреть.
Человек, которого взялся лечить Антон Степанович, считался, должно быть, значительной персоной, потому что его очень охраняли и привозили к нему Антона Степановича с завязанными глазами молчаливые мужчины. Потом так же, завязав глаза, увозили обратно.
Уже неделю он бился с его мозгом, пытаясь включить его в жизнь. Раньше на руку мнимо умерших лили расплавленное олово. Но к таким методам доктор прибегать не хотел, несмотря на то что требовалась организму хорошая встряска. В свободное время, тренируясь на покойниках, Антон Степанович разработал структуру пробуждения. За две недели он сильно продвинулся вперед в пробуждении покойников, и если уж мертвецы чуть ли не вскакивали и не пускались в пляс, то что говорить об обычном летаргике. И все же что-то не выходило. Хотя были и сдвиги в самочувствии больного, но Антон Степанович ждал большего и на большее надеялся.
Через три недели спящий открыл глаза.
Глава 3
ПОЧЕМУ ТЫ?
И тут где-то сзади раздался протяжный и долгий свист. Илья резко обернулся и увидел занесенный над его головой меч.
– Атхилоп хал! – рявкнул исполинский мужик и с силой опустил меч прямо на голову Ильи.
Но в тот момент, когда острый, поблескивавший в свете луны клинок должен был разрубить его череп, какая-то внутренняя энергия согнула и швырнула Илью вперед. Он с огромной силой воткнулся головой в живот громиле.
Илья вложил в этот удар всю свою ненависть и злобу, всю ярость и страх… Удар был огромной мощи, так что человека с мечом буквально отбросило в сторону, он упал, и больше Илья не видел его. Он изумленно смотрел на то, что происходило на кладбище.
Десятки огоньков, то взлетая вверх, то падая вниз, то снова взлетая, со всех сторон стремительно приближались к месту жертвоприношения. Это было невероятное, чарующее зрелище. Лучи фонариков, рассекая ночную тьму, казались огненными мечами в руках Ангелов.
Сзади раздался звон железа. Оглянувшись, Илья увидел, что чудь, сомкнув ряды, окружила саркофаг, ощетинившись мечами и какими-то косыми секирами на палках. Илья бросился к толстому дереву и прижался к нему боком, учащенно дыша. Из-за скованных за спиной рук он чувствовал свою слабость и незащищенность, желая только одного: уцелеть в этой схватке.
Свист не прекращался ни на секунду и, казалось, доносился со всех сторон. Прыгающие огоньки приближались стремительно. Вот они уже вокруг застывшего в страхе Ильи. В лунном свете попрыгунчики представляли удивительное зрелище, особенно поражало их мастерство, упираясь в землю длинным шестом, перепрыгивать с ограды на ограду, мгновенно, с легкостью взбираться на надгробные памятники и решетки. Илье казалось, что имей он такую палку, и он делал бы это так же легко.
Вот первые попрыгунчики уже засновали вокруг ощетинившейся оружием чуди. Кое-кто из попрыгунчиков попытался ткнуть их своим шестом с выдвижным острым жалом. Но чудь отбила тянущиеся к ним шесты. Лес буквально кишел огоньками.
И тут Илья увидел Амвросия. Шест его был длиннее других. Одет он был так же, как и в подземелье при первой встрече: в длинную черную рясу, на груди его золотом блестел огромный крест, казалось, он излучал сияние. Амвросий представлял удивительное зрелище – в момент его огромных прыжков длинные волосы развевались, ряса трепетала на ветру. Он был грозен и страшен в этот миг. Как летящий над кладбищем дух.
– Рубите их!! – кричал инквизитор Амвросий страшным голосом. – Рубите их!! Это слуги сатаны!!
И от этого голоса мурашки бежали по телу.
– Господь благословил вас! Рубите!! Пусть ни один из них не уйдет!!
Амвросий на своем длинном шесте первым врезался в ряды чуди, но был отброшен.
Илья вдруг услышал какой-то странный звук, словно лопнула струна. Вслед за чем увидел, как прыгнувший через надгробный памятник попрыгунчик, не долетев до цели, вдруг перевернулся в воздухе и со стоном рухнул куда-то между могилами. Такой же пируэт проделал попрыгунчик рядом с ним и тоже упал на землю.
– Они натянули веревки! – закричал кто-то.
– Рубите веревки! – скомандовал Амвросий.
Тут же воины стали рубить натянутые между деревьев канаты. Но от этого они потеряли драгоценные секунды. Чудь, вдруг оставив глухую защиту, по чьей-то команде бросилась на отрезанных от основных сил попрыгунчиков и, окружив, стала рубить и колоть их своими короткими мечами. Но попрыгунчики были лучше приспособлены для ночного боя на кладбище. Окруженные со всех сторон, они ухитрялись при помощи шестов неожиданно выпрыгнуть из гущи нападавших рослых людей и, оказавшись за их спинами, кололи остриями своих пик. Кроме того, попрыгунчики были одеты куда более приспособленно для боя: в коротких куртках, спортивных штанах и кроссовках. Тогда как подземные жители в своих длинных, приспособленных разве для жертвоприношения одеяниях были неуклюжи и неповоротливы – зато они ловко орудовали короткими мечами.
Кругом слышались возгласы:
– Атхилоп хал!
Лязг железа, вскрики и стоны.
– Рубите их! – кричал Амвросий, летая над могилами и нанося удары мечом направо и налево.
Он был славный воин, и мало кто выдерживал его удары.
К месту боя спешили новые попрыгунчики.
– Воины Господа! Бейте слуг сатаны!
Со стороны чуди тоже слышались крики то ли приказов, то ли подбадривающие племя… И тут Илья увидел полковника Бойко. Оскалив зубы, он рубился сразу с двумя нападавшими на него попрыгунчиками. Но ни он, ни попрыгунчики не могли одолеть. Со стонами падали убитые и раненые. Попрыгунчики явно одерживали победу. Чудь вновь сплотила свои ряды, ощетинившись мечами и секирами на палках. Воины Амвросия засновали вокруг них, стараясь ткнуть выдвижным острием в массу чуди. Теперь стало понятным, для чего нужны секиры на палках. Когда какой-нибудь попрыгунчик оказывался слишком близко от чуди, тут же из их массы высовывалась секира и рубила зазевавшегося попрыгунчика. На глазах Ильи таким образом удалось сбить двоих из них.
Попрыгунчики тоже предприняли новую тактику, они, выдвинув длинное и острое лезвие, метали в гущу чуди свои шесты. Но, оставшись без шеста, попрыгунчик оказывался беззащитным. Плотное кольцо чуди постепенно отступало. И вдруг страшное, нечеловеческое рычание потрясло кладбище. Это рычал очнувшийся или пробужденный от забытья Транс. Его кряжистую, массивную фигуру Илья увидел между могилами. Он шел из тьмы на прыгающие огоньки. Как горилла размахивая ручищами, он шагал напролом по кладбищу, на помощь попавшим в беду подземным жителям.
Илья, зная гигантскую силу и тупую целеустремленность Транса, испугался.
– Заколите его! – приказал Амвросий.
Двое воинов тут же отделились от отряда и запрыгали вокруг Транса. Это было совсем рядом с Ильей, поэтому он видел все в подробностях.
Попрыгунчики заскакали вокруг разъяренного и с каждым мгновением все больше свирепеющего Транса. Один из них, вскочив на надгробный памятник, изловчившись, ткнул Транса концом своего шеста. Острие пронзило ему плечо и вышло со спины. Второй ткнул Транса в спину. Раненый дико заревел и, не обращая внимания на уколы, бросился на стоящего на надгробии человека. Тот, не ожидая такой прыти от неповоротливого Транса, не успел даже выдернуть своего оружия. Транс ухватил его за ногу. Попрыгунчик изо всех сил ударил его ногой в лицо, но это не принесло никаких результатов. Легким движением Транс сдернул воина с памятника. Шест так и продолжал торчать из его плеча, покачиваясь. Сброшенный на землю дико орал и извивался. Его товарищ подоспел вовремя и вонзил в грудь Транса острие своей палки. Но Транс не заметил этого. Он поднял с земли кричащего от ужаса попрыгунчика на вытянутые руки и повернулся в сторону стоящего за деревом Ильи.
Илье в свете луны хорошо был виден весь Транс с торчащим из плеча шестом, но, несмотря на то, что с виду он казался разъяренным, его лицо было невозмутимо: тот же, что и раньше, отсутствующий взгляд, те же каменные черты, в нем не было ни ненависти, ни вражды, но не было и сострадания, любви… И напротив – человек, которого Транс поднял над головой, орал в диком предсмертном ужасе, и страшным было его перекошенное мукой лицо…
Все это промелькнуло перед Ильей лишь на какое-то мгновение. В следующую секунду Транс с огромной силой грянул тело несчастного на пики могильной оградки.
Оградка эта оказалась на расстоянии полуметра от изумленного Ильи. Он видел, как тело попрыгунчика боком хрустко насадилось на чугунные острия решетки. Изо рта его плеснуло густой кровью, тело судорожно дернулось, потом дернулось снова, снова… и вдруг резко обвисло. Мертвец чуть не касался рукой стоявшего за деревом Ильи. Он еще несколько мгновений смотрел, не в силах отвести глаз. Но чей-то предсмертный стон отвлек его от этого жуткого зрелища.
Бой продолжался. Чуди удалось с наименьшими потерями отступить в глубь кладбища и уйти по своим тайным ходам под землю, пока попрыгунчиков отвлек вовремя вмешавшийся Транс. Кое-где в глубине кладбища бойко шныряли огоньки фонарей. Там попрыгунчики выискивали отбившихся от племени чудиков. Основное сражение разыгралось здесь.