После несчастного случая я плохо ориентировалась в пространстве, иногда путала право и лево и могла заблудиться, просто выйдя на прогулку до реки. Тогда Кастан привез украшение со следящим кристаллом, созданное знакомым ему магом, и дуэнья в любой момент по карте, специально приколоченной к стене, могла определить, где я нахожусь.
– Мне правда жаль, Глэдис, – отозвалась я и тут же указала пальцем в глубь дома. – Ты же не оставишь меня спать на улице, правда?
Она пропустила меня в холл.
– Суним Стомма дожидается вас в гостиной уже три часа! – отрезала она. – Какие у вас могут быть дела, что вы уехали на целый день? Я думала, что с ума сойду от беспокойства!
– Так, может, не надо было его вызывать? – прошептала я.
Глэдис демонстративно цыкнула, развернулась на каблуках и, чеканя каждый шаг, направилась в сторону кухни.
– Не дуйся, Глэдис! – бросила я ей спину.
– Ужин в восемь! – Дуэнья не оглянулась. – Сейчас принесу чай!
Когда я вошла в гостиную, то обнаружила Кастана стоявшим у моей письменной доски. С непроницаемым видом он просматривал неосторожно оставленный мною блокнот, куда я записывала бесконечные слова и фразы, заполонявшие сознание. Точно назойливые пчелы, они гудели в голове и не затихали, пока не оказывались переложенными на бумагу.
Я тихонечко кашлянула, давая знать о своем появлении, и мужчина оглянулся в мою сторону. Не знаю, кто из нас испытывал большую неловкость: Кастан, из-за того что залез в чужой дневник, или я, из-за того что страницы этого самого дневника вместо записанных воспоминаний занимала нечитабельная абракадабра.
– Подозреваю, что на уроках словесности у меня были отличные отметки, – нервически пошутила я. – Иначе, откуда у меня такой богатый словарный запас? Наверняка я уже переплюнула составителя Большого Алмерийского словаря.
Мы одновременно посмотрели в сторону книжного шкафа, где на верхней полке тесно прижимались кожаными боками разноцветные блокноты, исписанные мною после побега.
– Уверен, что по сравнению с тобой он школяр, – подхватил шутку Кастан и протянул руки для приветствия.
Я сжала его теплые большие ладони влажными пальцами. Мне сколько угодно можно было трогать руки, но обрывки общих воспоминаний вспыхивали в голове только при прикосновении к лицу. Видимо, в прошлом я тщательно скрывала и контролировала проявления дара. Возможно, считала его изъяном.
– Тебе не стоило приезжать по первому требованию Глэдис, – произнесла я. – Наверняка ты сейчас сильно занят.
– Куда ты ездила? – перебил он.
– В газетных листах говорят, что твоему брату предложили должность мэра в Гнездиче?[3] – сделав вид, что не услышала вопроса, учтивым тоном продолжила я. – Ты тоже думаешь переехать в провинцию?
– Не пытайся вести со мной светские беседы, – отрезал Кастан. – Я понимаю, что ты заговариваешь мне зубы.
– Мне не нравится, что ты приехал только для того, чтобы устроить мне разнос за рассеянность. – Я театрально приложила руку к груди: – Обещаю, что теперь не стану снимать следящий кристалл даже в умывальне.
На некоторое время мы замолчали.
– Я приехал не из-за Глэдис. Твоя мачеха подала Его Высочеству прошение о том, чтобы тебя признали погибшей, – без предисловий и подготовок вдруг огорошил меня Кастан, словно ему было столь невыносимо тащить груз дурной вести, что он не желал, но все равно его выронил. – Мне искренне жаль, но времени больше не осталось. Через три месяца пройдет официальное оглашение завещания, и ты должна воскреснуть, Анна, пока они не оставили тебя с одной парой туфель.
Новость обрушилась на меня, как ледяной водопад, подмяла под себя. В голове, как проклятые, закружились бессмысленные слова.
* * *
Я схватилась за влажный от утренней росы молоточек на двери в дом Владислава Горского, но постучаться решилась не сразу. Звук вышел глухим, негостеприимным, и на него никто не вышел. Я ударила молотком еще, уже настойчивее и смелее, так, чтобы хозяева услыхали меня даже в дальних кладовках. И снова тишина в ответ.
Не придумав ничего лучше, я вытащила из ридикюля блокнот и быстро накарябала:
Присев на краешек деревянного лежака, откуда на ночь кто-то убрал одеяла, я окинула старый дом долгим взглядом. В нем явно жили люди скромного достатка. Не поэтому ли мы ссорились с отцом? Хотя из разговоров с Глэдис у меня сложилось впечатление, что он снобом не был, да и Ева, его вторая жена, до замужества определенно не принадлежала к высшему обществу и титулов не носила, а работала дуэньей. Если быть точнее, моей дуэньей.
Неожиданно в тишине раздался звук открываемой двери, и у меня екнуло сердце. Записка слетела на пол, и на нее немедленно наступила начищенная до блеска туфля. Замерев, я следила за тем, как Влад нагнулся и, недоуменно нахмурившись, поднял послание. Секундой позже его взгляд остановился на мне и похолодел. Начиная краснеть, как робкая институтка, я сжала в руках ридикюль и медленно поднялась.
– Здравствуйте, – мой несмелый голос точно прозвучал со стороны.
– Что мне нужно сделать, чтобы ты перестала сюда приезжать? – резко спросил он.
– Я же обещала, что буду появляться здесь каждый день, пока не вспомню.
Ничего не ответив, Влад решительным шагом направился к воротам. Он оставлял меня один на один с запертым домом!
– Простите, что я забыла вас! – громко вымолвила я ему в спину, и Горский резко остановился, точно ударился в невидимую стену. – Простите, что до сих пор не могу вас вспомнить! Наверное, для вас было шоком, когда я сначала пропала и вдруг появилась три месяца спустя. Вот так, как ни в чем не бывало. Простите, что мне никто не рассказал о вас, а я не спрашивала, хотя ваше имя снова и снова всплывало у меня в голове.
Он сунул руки в карманы, развернулся. В его лице неожиданно светилось высокомерие.
– Если вы поможете мне, расскажете о том, что между нами было. Я уверена, что смогу вспомнить.
– Вспомнить? – Влад нехорошо усмехнулся и стал медленно приближаться ко мне.
В душе шевельнулось нехорошее предчувствие. Он подошел так близко, что я невольно попятилась и со всего маху неловко уселась на лежак. Положение человека, смотревшего на собеседника снизу вверх, делало меня уязвимой.
Он склонился, и наши глаза оказались на одном уровне.
– Что ты хочешь обо мне вспомнить?
– Мы любили друг друга? – Я для чего-то прижала сумку к груди, как щит, подсознательно пытаясь отгородиться от нависавшего надо мной мужчины.
– Мы? – Он высокомерно усмехнулся. – Точно нет.
– Лжец.
– Но ты ведь это не можешь знать наверняка, так ведь, Анна?
– Но ведь я могу и проверить…
Секундой позже моя ладонь легла ему на щеку, и за миг перед тем, как утонуть в нашем общем видении, я успела заметить, как обжигающий лед его глаз неожиданно потеплел.
* * *
На три дня столицу и пригород накрыло серыми низкими тучами. Окрестности маленького особнячка омывал дождь, стучал по крыше, змеился по оконным стеклам. Ветер гнул и трепал деревья, и со второго этажа было видно, как косые потоки ливня, бьющие по фермерским полям, от каждого порыва подергивались видимыми невооруженным глазом волнами. И как только серая хмарь истончилась, в прорехах показались несмелые солнечные лучи, а грязь на размытых глинистых дорогах стала подсыхать, у нашего дома остановилась незнакомая карета.
Не веря собственным глазам, я припала к окну, и когда дверца открылась, то, сама того не желая, задержала дыхание. Однако из экипажа появился смутно знакомый тип, высокий и худой, в недурственном камзоле и в высоких сапогах.
– Генри? – игнорируя сжавшееся от разочарования беспардонное сердце, припомнила я приятеля, живущего в доме Владислава.
Он сильно удивился, когда увидел на пороге меня, и вместо приветствия брякнул:
– А лакей?
– У нас нет лакея, – для чего-то оповестила я, вдруг остро почувствовав пустоту особняка, ведь, едва распогодилось, Глэдис отправилась в город. – Что вас привело к нам?
Генри покосился на притолоку, где поблескивал вживленный в дерево магический амулет, не пускающий в дом нежданных гостей. Насколько мне было известно, подобный кристалл стоил баснословных денег, но Кастан настоял на магических рамках ради нашей с Глэдис безопасности. Понимая, что без приглашения войти все равно не сможет, гость прочистил горло и объявил:
– Откровенно говоря, я здесь в качестве посыльного.
Он протянул знакомый сложенный вчетверо листочек, и у меня загромыхало сердце. Я схватила записку, развернула и с жадностью прочитала короткое послание, оставленное сразу под моим письмом.