Флоренс сжалась на своем стуле, когда другое блюдо заскользило по столу, направляясь к Барретту. Он, еле дыша, отполз в сторону. Блюдо рухнуло рядом и краем крышки ударило его в подбородок. Эдит удалось встать на ноги.
— Под стол! — крикнул Фишер.
Флоренс соскользнула со стула и упала на колени. Фишер шмыгнул под стол. Над головой начала раскачиваться люстра, и амплитуда ее колебаний быстро возрастала.
Не успели они укрыться под столом, как ожили все предметы на монастырском столе у восточной стены. Тяжелое потертое серебряное блюдо пролетело через помещение и с оглушительным звоном ударилось об их стол. Эдит закричала. Барретт машинально обернулся к ней и вновь продолжил перевязывать палец. На них устремилась серебряная чаша, она ударилась о ножку стола и закружилась, как волчок. Флоренс посмотрела на Фишера. Он стоял на коленях, вытаращив глаза, лицо его застыло в маске страха. Флоренс хотела помочь ему, но была слишком ошарашена. В животе свернулся холод.
Все потрясенно смотрели, как туда-сюда начал раскачиваться обеденный стол. Упал серебряный сливочник, и сливки растеклись по полу пятном цвета слоновой кости. Рядом упала серебряная сахарница, а стол продолжал с возрастающей яростью раскачиваться, его ножки топали по полу, как конские копыта. Вдруг он сдвинулся, и Барретт едва успел отдернуть руку, которая была бы несомненно раздавлена. Стулья начали опрокидываться, ударяясь на полу друг о друга, их стук напоминал ружейные выстрелы.
И вдруг стол устремился прочь, скользя по натертому паркету. Он ударился о каминную решетку и согнул ее. Под потолком все люстры неистово раскачивались. Одна из них оторвалась и полетела в сторону, создав ливень искр, когда с силой ударилась о каменный камин и отскочила на стол. Серебряный канделябр пролетел через зал и опустился на пол рядом с Барреттом, ударив его в бок. Вскрикнув от боли, Барретт упал.
— Нет! — закричала Эдит.
И вдруг все движение прекратилось, не считая затухающих колебаний люстр. Эдит в тревоге склонилась над мужем.
— Лайонел! — Она дотронулась до его плеча, и он сумел кивнуть.
— Бен, вам нужно убраться из этого дома.
Удивленный ее словами Фишер повернулся к Флоренс.
— Такое не для вас, — сказала она ему.
—
* * *
* * *
20 ч. 09 мин.
Не находя покоя, она шагала взад-вперед, в уме снова и снова кружилась одна и та же мысль. Неужели Барретт прав? Она не могла заставить себя поверить в это. И все же существовали свидетельства. Она на самом деле была зла на него, а явление полтергейста было направлено прежде всего против него. Ее тело действительно чувствовало изнеможение, как всегда бывало после парапсихических усилий.
Флоренс повернулась и снова прошла по комнате. «Да, я была зла на него, — думала она, — но я не пыталась нанести ему вред лишь оттого, что наши взгляды разошлись».
Нет. Она не может этого принять. Она уважает доктора Барретта; любит его как человека и друга, как дружественную душу. Она скорее умрет, чем причинит ему вред. Правда. Правда!
Чуть слышно всхлипнув, Флоренс опустилась на колени у кровати и положила голову на сцепленные руки. «Милосердный Боже, помоги мне! Укажи мне путь. Я твоя, веди меня. Посвящаю свое сердце и душу Твоим высоким делам. Милосердный Боже, молю у тебя ответа. Протяни Свою руку и подними мой дух, помоги мне идти в свете Твоем по Твоему благословенному пути».
Вдруг она подняла голову и, открыв глаза, несколько мгновений в нерешительности оставалась прикованной к месту. Потом на губах ее заиграла лучезарная улыбка, и, в нетерпении встав на ноги, Флоренс пересекла комнату и вышла в коридор. Она посмотрела на часы — никто еще не должен был спать. Пройдя по коридору к комнате Барретта, Флоренс быстро постучала четыре раза.
Дверь открыла Эдит. Через ее плечо Флоренс разглядела сидящего на кровати Барретта, он накрыл ноги одеялом.
— Можно с вами поговорить? — спросила она.
Барретт поколебался, на лице его отражалась боль.
— Всего одну минуту, — сказала Флоренс.
— Ладно.
Эдит отступила в сторону, и Флоренс подошла к постели Барретта.
— Теперь я поняла, что произошло, — сказала она. — Это не я. Это все сын Беласко.
Барретт посмотрел на нее и ничего не ответил.
— Как вы не видите? Он хочет разделить нас. Разобщенные, мы представляем для него гораздо меньшую опасность.
Барретт молчал.
— Пожалуйста, поверьте мне, — продолжала Флоренс. — Я знаю, что права. Он пытается натравить нас друг на друга. — Она полными тревоги глазами смотрела на него. — Если вы мне не поверите, его план сработает, как вы не видите?
Барретт вздохнул.
— Мисс Таннер...
— Завтра утром первым же делом я устрою для вас сеанс, — перебила она. — И вы сами увидите.
— Больше не будет никаких сеансов.
Флоренс, не веря, уставилась на него.
— Больше никаких сеансов?
— В них нет необходимости.
— Но мы же едва начали. Сейчас нельзя останавливаться. Нужно так много узнать.
— Я уже узнал все, что хотел.
Барретт старался сдерживаться, но от боли это было не так легко.
— Вы исключаете меня из-за того, что случилось, — не отступала Флоренс. — Но в том была не моя вина. Я вам уже сказала.
— Сказать и убедить — не одно и то же, — еле сдерживаясь, ответил Барретт. — А теперь, если не возражаете...
— Доктор, нам нельзя прекращать сеансы!
— Я их прекращаю, мисс Таннер.
— Вы думаете, это я...
— Не просто думаю, мисс Таннер, а знаю, — перебил он. — А теперь,
* * *
22 ч. 18 мин.
Эдит легла на спину и уставилась в потолок. Десять раз она закрывала глаза и тут же открывала снова. Уснуть не получалось. Это казалось невозможным.
Она повернула голову на подушке и посмотрела на Лайонела. Он глубоко спал. Неудивительно — после всего испытанного. Эдит была в ужасе, когда помогала ему раздеться и надеть пижаму. Все его тело расцвечивали синяки.
Она снова закрыла глаза, но внутри была ужасная тяжесть — тревога без каких-либо ясных причин. Вероятно, это дом вызывал такие эмоции. Ради Бога, о какой такой энергии говорил Лайонел? Что она присутствовала, невозможно отрицать. То, что произошло в обеденном зале, было страшным доказательством ее наличия. Но не давала покоя мысль, что именно мисс Таннер направила эту энергию против них.
Эдит села, накрыв спину одеялом. Она засунула ноги в шлепанцы и нахмурилась. Потом прошла по ковру и остановилась у письменного стола, глядя на ящик, в котором Лайонел держал свою рукопись. И вдруг повернулась и пересекла комнату. Подойдя к камину, Эдит заглянула внутрь. Там еле горел огонь, тлели угольки. Ей захотелось подбросить полено, сесть в кресло-качалку и посмотреть на огонь, пока не придет сон, но она с беспокойством взглянула на кресло. Что делать, если оно снова начнет само по себе качаться?
Эдит потерла лицо рукой. Под кожей ощущался пульс. Набрав в грудь воздуха, она оглянулась. Нужно взять книгу и почитать. Что-нибудь легкое, какой-нибудь детектив. А еще лучше что-нибудь юмористическое — это уж точно лучше всего. Что-нибудь из Гарри Аллена Смита[7] или Перелмана[8].
Она двинулась к шкафу справа от камина и открыла одну дверцу.
— О Боже!
Полки были уставлены кожаными переплетами без названия. Эдит взяла один том и открыла. Это оказалась монография «Способность к волевому движению и сила воли». Нахмурившись, она закрыла книгу, засунула обратно и вытащила другую. Эта оказалась на немецком «Прекрасно». Эдит вернула ее на место и вытащила третью. Та была посвящена военной тактике восемнадцатого века Эдит вымученно улыбнулась, поставила книгу обратно на полку и вытащила том побольше в синем кожаном переплете и с золотым обрезом.
Том оказался фальшивым — пустой внутри. Когда Эдит открыла обложку, на ковер высыпалась стопка фотографий, и она от неожиданности чуть не выронила книгу. А когда взглянула на выцветшие фотокарточки, ее сердце заколотилось.
Глотнув, Эдит нагнулась и подняла одну, и по всему телу прошла дрожь. На фотографии были две женщины в сладострастных объятиях. Все фотографии оказались порнографическими — мужчины и женщины в разнообразных позах. На некоторых они совокуплялись на круглом столе в большом зале, а другие мужчины и женщины сидели вокруг и жадно взирали.
Эдит, сжав губы, собрала все фотографии и сложила в стопку. «Что за мерзкий дом», — подумала она, сложила карточки в пустую книгу и задвинула ее на полку. А закрывая дверцу шкафа, увидела на верхней полке графин с бренди на серебряном подносе и две серебряные рюмки рядом.
Она снова подошла к постели и села. Ей было неловко и неспокойно. Зачем было заглядывать в шкаф? Почему из всех книг нужно было взять именно эту?
Она легла на бок и, согнув ноги, прижала руки к груди. Ее трясло. «Холодно», — подумалось ей. Эдит взглянула на Лайонела. Если бы лечь рядом с ним — не для секса, а просто чтобы ощутить его тепло.
Не для секса. Она закрыла глаза, осуждая себя. Хотела ли она когда-нибудь секса с ним? Эдит издала болезненный стон. А вышла бы она за него, если бы он не был на двадцать лет старше и не стал фактически импотентом от полиомиелита?
Эдит перекатилась на спину и уставилась в потолок. «Что это со мной сегодня? — подумала она. — Только оттого, что моя мать говорила мне, что секс — это порок и вырождение, я должна бояться его всю жизнь? Моя мать была злой женщиной, вышедшей замуж за алкоголика и распутника. А я вышла за совсем не такого человека. У меня нет причин для подобных чувств, совсем никаких причин».
Она вдруг села и в страхе огляделась. Снова возникло явственное ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Волосы на затылке встали дыбом. Кожу на голове кололо словно ледяными иглами. «Кто-то наблюдает за мной и знает, о чем я думаю».
Эдит слезла с кровати, подошла к постели Лайонела и посмотрела на мужа. Не следует его будить, ему нужно отдохнуть. Поспешно повернувшись, она подошла к письменному столу и подтащила стул к постели Лайонела, потом села и осторожно, чтобы не разбудить, положила ладонь ему на руку. Привидений не бывает. Так сказал Лайонел, а он знает. Она закрыла глаза, повторяя про себя: "Привидений не бывает. Никто на меня не смотрит. Привидений не бывает. Боже милостивый, привидений не бывает".