Почему никто не испугался того, что я – перевёртыш или иными словами оборотень? Взять хотя бы то, что моя горячо любимая матушка сама была оборотнем, но потеряла свою силу, когда встретила нашего отца и забеременела от него. Сначала она надеялась, что её первенец будет, как и она, оборотнем, но выросший из маленького крикуна сексапильный брюнет с внушительной мускулатурой и подтянутой задницей пошёл в отца-вампира. Сколько из-за этого было ссор, как мне потом рассказывала матушка, когда я стал чуть более осознанно вести свою жизнь! Но, впрочем, всё это прекратилось, когда появился я. Радости матушки не было границ, отец тоже не возражал. Жаль, что я видел его лишь на фотографиях – когда мне было три года, его нашли охотники на нечисть и просто напросто убили. Он был высоким, статным мужчиной с чёрными волосами. Стать и гордость делали его похожим на великого короля. Неудивительно, что моя матушка, хрупкая женщина с каштановыми волосами и самыми голубыми на свете глазами влюбилась в него с первого взгляда. Впрочем, смотря на фотографии и портреты своего отца сейчас, я понимаю, что тоже бы в него влюбился. Внешность и мне досталась отцовская, наградив тёмными волосами и глазами, похожими чертами лица. Не такими ярко выраженными, как у брата, но и то хлеб. Честно говоря, я всегда гордился в тайне этим сходством, но лишь до поры до времени.
Разговоров о том, почему матушка потеряла свою силу, она старательно избегала, но я до сих пор лелею надежду когда-нибудь вновь увидеть её и узнать всю правду. Думаю, это было бы одним из ключей, что открыл бы мне двери к ответам. Но сейчас я далеко, а прошлого не вернуть к моему глубокому несчастью. Впрочем, вопросов всегда было предостаточно. Как ко мне, так и у меня.
Вопросы задавали соседи, школьные дети, с которыми я смог пообщаться не больше двух лет – затем мать забрала меня на домашнее обучение, поскольку боялась, что я перестану себя контролировать и перевоплощусь прямо за школьной партой. Вот тогда-то проблем будет не избежать.
То, что я стал всё время сидеть дома совсем не радовало моего брата, а потому – меня. Джинджер никогда не упускал возможности дать мне подзатыльник, поставить подножку, больно ткнуть под рёбра, перевесить на меня все свои домашние обязательства, а я никогда не упускал возможности подрать его порно-журналы или укусить его. Я не знаю, за что он меня так не любил. Но всегда было два предположения: за то, что матушка всегда была ласкова и нежна со мной больше, чем с ним, или же за то, что после меня умер отец. Видимо, Джинджер всегда считал, что это из-за меня он наткнулся на охотников. В общем, между нами никогда не было гармонии или особой братской любви, уважения. Только желание насолить посильнее. Джинджер старше меня на шесть лет, а потому нам было сложнее вдвойне – он всегда кичился своим старшинством и отбивал у меня все привилегии, оставляя только обязанности.
Впрочем, не буду скрывать того, что временами я им восхищался. Он был для меня неким образцом для подражания, тем, к чему стоит стремиться. Он всегда был силён, широкоплеч, дамы падали к его ногам. А рядом с ним я смотрелся угловатой девчонкой без груди. В конце концов, мой братишка стригся крайне стильно, не отпуская волосы ниже плеч ни под каким видом, а моя матушка почему-то никогда не разрешала мне сильно отстригать волосы. Я до сих пор помню ту жгучую обиду, когда к матушке приехали её лучшие подруги, и она нас позвала к чаю. Джинджер прибежал первым, в конце концов, ему тогда уже стукнуло четырнадцать, а мне было всего лишь восемь.
– Ах, какой молодой человек!
– Какой завидный жених!
– Настоящий мужчина!
Они кудахтали наперебой расхваливая моего брата, что, как павлин в брачный сезон, распустил перья и красовался перед этими курицами, а я стеснительно прятался за креслом матери, изредка выглядывая поверх её плеча.
– Ой, кто это у нас там прячется? – наконец, заметила меня одна из матушкиных подруг. – Выходи, не бойся.
И я, наступая только на переднюю часть стопы, как ходил всегда из-за своего происхождения, вышел из-за кресла и замер на безопасном расстоянии от дам. Они смотрели на меня пару секунд и тут же стали расхваливать:
– Какая красивая девочка!
– А какие у неё волосы!
– Красавица!
– Принцесса!
Расплакавшись от обиды и злости, я убежал тогда в свою комнату под ядовитый смех брата и не выходил оттуда до самого утра, желая отрезать свои волосы. Я даже нашёл ножницы, которыми вырезал из бумаги снежинки, подошёл к зеркалу, а потом вспомнил, с какой заботой матушка расчёсывала их, и отказался от идеи. Какое мне дело до старых перечниц! Но обида сохранилась глубоко во мне. После этого случая матушка стала собирать мои волосы в высокий хвост, чтобы избежать повторения подобной нелепости.
Между нами с братом были и другие разительные отличия. Он ненавидел учиться, а я же наоборот – редко отпускал книги из рук и с удовольствием знакомился со всем новым, впитывая в себя знания, как губка. Книги читались на одном дыхании, даже самые трудные для детей моего возраста, а потому матушка этим очень восхищалась, а мой брат вечно дразнил меня заучкой, зубрилкой и книжным червём. Он вечно гулял по разным клубам, почти никогда не уделял внимания учёбе, но всегда выходил сухим из воды, чем меня жутко раздражал, но я, как младший брат, не смел ему перечить.
Было ещё кое-что, о чём я никогда не говорил ни матери, ни, уж тем более, брату. Это были мои ночные кошмары. Они всегда начинались по-разному, но заканчивались одинаково – я лежал на кровати и не мог пошевелиться, смотрел в приоткрытое окно, где было бледное, искажённое страхом лицо моего старшего брата, он стучался ко мне, скрежетал когтями по стеклу, но пробраться не мог. И я знал, что это правильно. Что так и должно быть. Что мне нельзя его приглашать внутрь, иначе я умру. Но я ещё не знал одной важной вещи. Той, про которую я скажу чуть позже.
***
Как я уже говорил, моё первое обращение произошло тогда, когда мне было десять лет. Произошло это совершенно неожиданно – даже не в полнолуние, как принято верить у людей! Мы сидели за завтраком в столовой, – просторной, светлой комнате с витражными окнами, камином, обеденным столом и стульями возле него – и Джинджер всеми правдами и неправдами пытался отказаться от вкуснейшей манной каши. Он елозил по столу своим амулетом с ярким пером, и это привлекло моё внимание. Внутри меня словно бы что-то загудело, затрещало, а через пару мгновений тело пронзила острейшая боль, как будто бы все мои кости ломались, плавились. Я закричал в голос, а через несколько секунд понял, что уже не кричу, а рычу. Это настолько меня разозлило, что я кинулся на мельтешащий перед взглядом амулет брата и вцепился в него когтями. Последний фактор меня немного испугал и я замер, опустившись на стол. Белые кошачьи лапы с чёрными полосками и пока что не слишком когтями, но какой-то частью своего разума я понимал, что это скоро изменится, стоит только немного подрасти.
– Льюис! – испуганно вскрикнула моя матушка, и я поднял на неё взгляд. Какая-то она странная. Чёрно-белая.
Или это я странный? Мне хотелось рвать на кусочки, что-то жевать, драть, запускать во что-нибудь мягкое когти, а самым подходящим для этого стало кресло. Я было направился к нему, но тут же запутался в четырёх ногах и длиннющем белом хвосте. Ах вот ты как, засранец! Я принялся гоняться за врагом, чтобы вцепиться в него зубами. Когда же мне это удалось, я заскулил от боли – кончик хвоста оказался крайне чувствителен. Сев на задницу, прямо на столе, я поднял взгляд на матушку, что откровенно смеялась и веселилась, а я не видел её такой счастливой уже очень давно.
– Комок шерсти, – презрительно выплюнул брат и поднялся из-за стола, направляясь прочь из кухни.
Это был мой момент! Моя минута славы и триумфа!
Соскочив со стола, я на всех лапах кинулся к Джинджеру и впился когтями в его ногу, затем ещё и прихватив зубами. Брат взвыл, как потерпевший и принялся спихивать меня с ноги, но я лишь сильнее вцеплялся в него. Новообретённая ипостась мне явно очень и очень нравилась, а потому я наслаждался ей в полной мере.
После этого случая матушка стала учить меня управлять собственной сущностью. Именно тогда я получил базовые знания об ином мире, подразделяемом на свет и тьму. Тогда я и узнал про вампиров, про упырей, великанов, лепреконов, фей, светлых эльфов, дроу, оборотней, ликантропов (матушка называла оборотней-перевёртышей стражами и воинами Светлого мира, а ликантропов – стражами Тёмного мира). Так же узнал про гарпий, сирен, обсидиановых гарпий и многую другую нежить. Всё это было настолько увлекательно, что я даже сделал свою небольшую энциклопедию нечисти с собственными рисунками, хоть я и знал о таких существах только со слов матери.
Мне всегда было интересно, почему люди вокруг не замечают нас, а если замечают, обязательно убивают? Каждый раз, когда я задавал матери этот вопрос, она неопределённо пожимала плечами и смотрела на большой портрет покойного мужа, что висел у нас в гостиной. И я сам придумывал себе различные смешные ответы, чтобы не тревожить матушку.
***
Солнечный летний день ознаменовался приходом брата в мою комнату. Я тогда возлежал на кровати и поглощал том энциклопедии по биологии, жадно хватая каждое слово, а потому не сразу заметил его. Джинджер сел рядом со мной на кровать и потрепал меня по волосам:
– Привет, мелочь!
Я аж книгу из рук выпустил – он никогда не заходил в мою комнату, а уж тем более не говорил со мной таким весёлым и ласковым тоном.
– Ты что, заболел? – буркнул я, глядя в тёмные глаза Джинджера.
– Нет, решил побаловать своего малютку брата! – воскликнул Джинджер и протянул мне две какие-то разноцветные бумажки.
– Это что? – не понял я, чуть нахмурившись и сев на кровать по-турецки.
– Два билета в цирк. Идём, маман до вечера не будет дома, а тебе там понравится!
Я согласился, ведь никогда прежде не видел цирк. Наивный!
Когда мы пришли к огромному шатру, братец повёл меня не к главному входу, а служебному. Думая, что так и должно быть, я держал его за руку и без всяких сюрпризов внимал всякому его слову. Нас встретил владелец этого путешествующего цирка – высокий, плотный мужчина с пышными усами и копной соломенных волос. Я увлёкся разглядыванием животных в клетках, но особенно меня привлекли тигры, гордо возлежащие на полу клетки. Два огромных самца величественно вытянули лапы, чуть лениво щурясь и шевеля пушистыми ушками. «Вот это красавцы!» – с восхищением подумал я, приблизившись к клетке. – «Когда я вырасту, буду такой же большой и сильный, как они!»
Один из огромных котов повернул в мою сторону голову и чуть шевельнул ушами, облизнулся. Поднявшись на мощные лапы, он сделал ко мне несколько шагов и, чуть просунув морду меж прутьев, лизнул мою бесстрашно протянутую руку. Меня как током прошибло! Словно бы я поздоровался за руку с давним знакомым! Осторожно протянув руку и дав себя обнюхать, я погладил тигра по мощной лобастой голове, почесал за ушками. Какое это было удовольствие! Гладкая шерсть жидким шёлком ласкала мою ладонь и пальцы, глаза зверя так и сверкали. В очередной раз, когда я коснулся его головы, меня посетила совершенно чужая мысль, сказанная чужим голосом: «Беги отсюда! Они тебя схватят!» Вздрогнув всем телом, я обернулся на брата с владельцем цирка и едва не закричал – мужчина надвигался на меня со шприцом, от которого пахло снотворным, а в руках брата недвусмысленно покачивался моток верёвки.
Злость и страх захватили меня с головой, а острая боль перевоплощения тут же отрезвила. Перемахнув через клетку с лемуром, я бросился со всех своих белых лапок домой, поджав хвост. Народ шарахался от меня и кричал, а мне было не до того. Два раза меня чуть не сбила машина, но я не останавливался и продолжал бежать, пока не забился под крыльцо нашего дома и просидел там до самого прихода матушки. Первым пришёл, конечно, брат, чертыхаясь и ругаясь так, что у меня вяли мои пушистые ушки, а через четверть часа явилась матушка, к которой я тут же кинулся на руки, отчаянно мурлыкая и потираясь о её подбородок головой. Мне было страшно и жутко, потому что мой собственный брат, которого, я, конечно, не особенно любил, но всё же немного уважал, пытался продать меня. Да куда! В цирк! От страха и обиды я забыл, как вообще нужно перевоплощаться, а потому несколько дней провёл в звериной испостаси.
Но какой был скандал, когда я принял человеческий облик и рассказал матушке про произошедшее! Они с братом ругались так, что стёкла в доме дребезжали, рычали друг на друга и едва не подрались.
– Он в первую очередь твой брат, а не соперник, Джинджер Кристофер Мерт! – кричала моя мать, и глаза её пылали праведным огнём. – Он тот, в ком течёт кровь ТВОЕГО отца, слышишь ты?!
– Я терпеть не могу этого сопляка! Он вечно забирает у меня твоё внимание! – оралв ответ Джинджер, прохаживаясь вдоль камина и то и дело метая на меня, сидевшего в кресле, абсолютно бешеные взгляды. – Ты просто представь, мам! Если мы его продадим, мы заработаем целое состояние! Тебе больше не придётся мучиться на ненавистной работе!
Звонкая оплеуха, и в доме повисла звенящая тишина. Матушка тихо всхлипывала, медленно опускаясь на диван и закрывая лицо руками. Я тут же кинулся к ней, обняв и осторожно протягивая платок, мне было больно видеть, что моя любимая матушка плачет. Да ещё и из-за этого ублюдка Джинджера!
– Джи, – сквозь слёзы выдыхает женщина, поднимая на онемевшего от ужаса сына взгляд заплаканных глаз. – Вы в первую очередь – одна семья. Я работаю для того, чтобы вы ни в чём не нуждались. Если бы ты знал, как мне больно слышать от тебя такие слова, сынок!.. Я и тебя люблю, и Льюиса. Но он ещё совсем маленький, он не умеет держать свою сущность в себе, в отличии от тебя. Ты ведь помнишь, что случилось с твоим отцом, когда он защищал тебя от тех извергов! А теперь ты точно так же, как они, хочешь поступить со своим братом? Я не ожидала от тебя такого, малыш.
Осторожно обняв меня и уткнувшись мокрым и покрасневшим от слёз лицом мне в плечо, матушка продолжала тихо плакать. Я с ужасом смотрел на старшего брата, внутри которого боролись Тёмное и Светлое начала. Тогда Светлое в нём взяло верх, и он, опустившись перед матерью на колени, принялся сбито, неуклюже извиняться, целуя её руки. А потом даже меня молча обнял и ушёл из дома на несколько дней. Матушка не находила себе места – он не отвечал на звонки, никто из его друзей не знал, где он, а мне оставалось только обнимать её, если она оказывалась рядом, и утешать всеми доступными маленькому ребёнку способами – целовать её щеки, лоб, руки, обнимать и говорить о том, что всё будет хорошо. Как жаль, что я был наивен!
Джинджер вернулся только по прошествии пяти дней – бледный, измотанный, с синяками под глазами, но не потерявший своего природного очарования, он подошёл к матери, положил ей в руки небольшую стопочку банкнот, перевязанных бантом, и ушёл в свою комнату. Мой старший брат нашёл себе работу, и теперь матушке стало чуть легче. Когда они мирились, она плакала от счастья и целовала лицо старшего сына, крепко обнимая его, а он чуть улыбался и обнимал её в ответ. «Вот всё и стало хорошо», – подумал с удовольствием я, смотря на эту картину.
Вот мы и подошли к тому самому дню, когда начались крупные неприятности. Воспоминания о начале всего этого жгут мне душу болезненным клеймом, в котором ковыряются грязной, острой палкой, то и дело разогревая её до белого каления. Страх и ненависть сплетаются в единое целое, отделяя ребенка от взрослого оборотня.
Время шло незаметно, буквально утекало сквозь пальцы, но, если у остальных оно не оставляло никакого следа, то я многому научился. Кроме школьных успехов, а заочно я закончил свою школу с золотой медалью, и так же заочно поступил в медицинский университет, у меня были монументальные успехи на поприще двух Миров. С людьми я так и не завёл знакомства, живя сводками брата и матушки из внешнего мира, зато прочитал о них много книг. Но с горьким смехом понимаю, что это ни на шаг не приблизило меня к пониманию их натуры и психологии. Так же я стал пробовать всё новые и новые вещи относительного нечисти. К примеру, которым являюсь я сам, мне удалось начать чувствовать Силу, что течёт по моим венам вместе с кровью. Матушка не раз мне говорила, что моя кровь – одна из самых благородных. Потому что родиться оборотнем-перевёртышем, а не ликантропом – огромная честь, приравнивать которую можно лишь к рождению эльфом.