Более того, не поняв земли, толком не исследовав её глубины и высоты; не изучив самое себя – человека, мы скользким угрем пытаемся забраться в Космос. Нам трудно понять, что земля – лишь его маленькая часть и процессы, происходящие на ней, зеркальное отражение того, что может происходить в далёком далеке, за миллионами световых лет.
Некоторым из нас – время от времени, словно насмехаясь над нашими потугами, что-то показывают в виде снов, моделируя день вчерашний или завтрашний, убеждая, что сверхъестественного нет, – всё легко объяснимо.
Но нас не хватает даже на расшифровку подкинутой информации.
А ведь сны – уникальный, дарованный нам способ восприятия действительности, подсказка, милостыня свыше. Наверняка, когда-то человек мог запоминать их полностью.
Но, убедившись в том, что мы не способны использовать их значение себе во благо, запоминание у нас забрали, оставив обрывки… Сон заканчивается и выветривается из сознания с размыканием глаз.
Но избранным снятся пророческие сны, остающиеся в памяти, и это происходит, когда заходит речь о самом ценном в человеке – душе.
О, это великое слово! Чего только на него не нагромоздили, какими только эпитетами не наградили; сколько на нём заработали!..
Но часть правды в потоке информационной лжи, заключается в том, что уже нельзя рассматривать человека, как простой анатомический атлас: кожа, кости, кровь. Душа – вот главное в нас, и за это идет Великая Борьба на всех уровнях. И человек в ней должен определиться и стать на какую-то сторону, ибо по своему назначению он непонятен, он не может быть твердо определен – по рождению – к Свету. Он колеблется изначально. А час выбора приближается неизменно. Ты должен дать ответы на вопросы: с кем я? Во имя чего я здесь? И каково дальнейшее?
И тогда начинают приходить неясные видения, состоящие из множества картинок, каждая из которых – составная часть мозаики, но всякий ее камешек покрыт пятнами крови.
А вы как полагали? Борьбы без потерь не бывает, она корёжит, ломает, видоизменяет. Но человек в этой схватке, продолжающейся долгие годы, обязан остаться человеком, несмотря на то, что она растягивается на долгие десятилетия и идёт каждую минуту, каждый день с утра до вечера. Каковым может сделать человека вечный бой, вечное напряжение, вечные лишения? Отвечу: ещё большим ходатаем, жальником и рататаем за род человеческий. Быть может, в этом и заключается основное значение и основной смысл всего человеческого рода.
Мы, пока живущие на земле, должны помнить об этом и передавать своим детям, потому что те, кто сдержал лукавого, уже ничего не расскажут… Мы имеем слишком мало свидетельств побед духа над материей. А торжествующая материя в очередной раз проповедовала о своих буйных подвигах на целый мир, подробно описывала их в газетах и книгах, организовывала телевизионные трансляции.
Большие города под властью дьявола. Мы теряем их каждую ночь, и возвращаем каждое утро. А незримый кто-то загадочно нашептывает: «Да полноте, господа! Кого оберегать? Защищать кого? Да загляните вы в любую человеческую душу и неизменно ужаснетесь: столько в ней грязи, похоти, недоброжелательства и одно неизбывное желание: осуществить всё это, жить среди этого, наслаждаться этим. В массе своей человечество погибло»!
И он невидим – тот, кто шепчет. И не ведает никто, как он выглядит.
Но далеко от больших городов, таящих в себе великие соблазны, уходили люди, облечённые знанием пути своего.
На самом краю света, где-нибудь в лесах, пустыне, в полной оторванности от цивилизации, их борьба со злом приобретала иной характер.
Постоянный внутренний психологический самоконтроль, опыт молчания, а в случае отшельничества, полного отсутствия человеческого общения, воздержания, постоянных молитв, – всё это помогало не просто понять, что такое зло, но и принуждало его открыться. Разоблаченное подвижниками, лишенное способности приобретать любой лик обыденности знакомой человеку, оно наглядно демонстрировало свою чудовищную, отталкивающую природу.
Потрясающими были откровения пустынников о тех испытаниях, которые им пришлось претерпеть от нечистого! Они-то и легли в основу первых источников иконографии Дьявола.
Он перестал быть невидим!
Но он продолжал быть невидим, ибо в его арсенале – миллионы обличий.
И стала суть борьбы заключаться в том, что боремся-то мы с ним, а воюем с теми, которые порой даже не представляют, кому служат…
И это правда. Слишком много незаслуженного внимания уделяем символам, знакам, звучанию и внешнему лоску. А надо всего лишь глядеть вперед, чтобы даже за оконными стеклами видеть весь мировой Свет; надо всего лишь – оставаться непродажными людьми. Ведь в нас всё есть. Воистину, возможности человеческого разума и тела безграничны, ведь планировали-то нас существами совершенными, хотя и не определившимися. В силу дьявольских соблазнов, мы банальны и обыкновенны, мы слабы и бездуховны, глупы и лживы. И всякое время, на которое мы неизменно сердимся и которое клянём, является лишь продуктом нашей деятельности.
И не сегодня мы стали такими – издревле. И даже к нам – таким – Создатель присылал пророков со специальным заданием: рассказать о днях грядущих, дабы предостеречь от ошибок. Но предостерегать нас от чего-то – задача неблагодарная и непростая. Мы слишком нахальны, мы своих пророков распинаем на крестах; мы слишком самонадеянны и уверены в том, что Земля – уникум, а мы – исключительные творения природы.
А может быть эта псевдоуверенность – лишь защитная реакция от знания, или подзнания, что мы живем под пристальным чужим взглядом. Что всё контролируется. Что лучших из лучших забирают ТУДА не по их желанию, а по уровню достигнутого ими совершенства. Ибо быть совершенным на грешной земле – преступный умысел.
А неплохо бы научиться жить так, что всегда перед кем-то в ответе; уяснить, что тайных дел и тайных слов не существует вовсе; что надо быть трудолюбивым и честным; что… просто надо жить по Заповедям Создателя и – всем воздастся по заслугам…
Совсем неплохо бы…
Глава 1. Знание пути своего
«Однажды необходимо, наконец, понять, частью какого космоса ты являешься, от какого Владыки космоса берёт начало твоё существование».
Марк Аврелий «Размышления»
1
…Нескольких часов дороги мне вполне хватило, чтобы отдышаться и привести в порядок мысли.
Стучали колёса, убаюкивающе покачивало вагон и от того всё становилось успокоительным, располагающим к расслаблению.
Что бы я ни делал: пил чай, беседовал с попутчиками, выходил курить в тамбур, – совершалось с каким-то, мне ещё совсем непонятным, удовольствием и облегчением.
Итак, я смог уехать из города, заполненного негативом, порочностью и злом.
Победить или свести на ничью человеку, в душе которого ещё царили разброд и неразбериха; человеку, который сделал только первые шаги на пути выхода из заколдованного круга; одинокому человеку, который сам подвержен различным слабостям, – было просто невозможно.
Но и проигравшимся в пух и прах я себя не чувствовал.
Меня выпустили… И это означало лишь одно: я перестал быть обычным болванчиком.
Привокзальная площадь столицы встретила суетой, привычной для неё в любое время суток.
– Квартира, квартира! С квитанцией…
– Такси, берём такси по городу…
Толпились люди. О чём-то беседовали, кричали, спорили, улаживали дела.
Со стороны автовокзала доносился частый голос объявляющего рейсы.
И вдруг отчетливо прозвучало:
– Автобус до Акколя, отходит от пятой платформы.
Акколь! Моя милая, старая Алексеевка!
Сердце защемило: родина, родина…
Там возле опушки леса моего детства – Малого Карагача – могила отца. Неприметная такая, ничем не отличающаяся от других – могил его друзей, с которыми он прожил и проработал всю свою нелёгкую жизнь. Обычный памятник, с обычным фото, на котором изображен молодой папа, с которым мы так внешне похожи, но до внутреннего его содержания мне ещё так далеко; с пронзительной надписью: «Родной! Куда пойти и где тебя обнять?» Действительно, где?..
Ветром бы туда домчаться, снежинкой долететь…Поклониться. Пожаловаться. Посетовать. Испросить. Отец, отец! Ты всегда поддерживал нас в жизни, как бы туго нам не приходилось. И даже иногда не словом, а жестом, взглядом, кивком понимания. И как на нас действовало! Вдохновляло как! Поддерживало. Спасибо тебе, что и поcле ухода в мир иной, ты не оставляешь нас…
За последние двадцать с лишним лет я ещё никогда не был так близок к моему поселку: мыслями и сердцем.
Теперь буду рядом.
Теперь стану чаще бывать у отца.
Вдохновленный такими мыслями, я шёл, не глядя вперед, и вдруг почувствовал, что в кого-то уткнулся.
Передо мной стоял угрюмого вида большой человек.
– Извините, – сказал я и хотел пойти дальше.
– Нет, это я виноват. Вы Алексей Павлович? – неожиданно мягко спросил он и улыбнулся. – Вы тот самый друг нашего уважаемого пастора?
– Верно. Чем обязан?
– Не волнуйтесь, – пробасил второй, поменьше и потоньше. – Ваш друг отец Юрий попросил встретить вас и срочно препроводить прямо к нему.
– К сожалению, не могу, меня ждут…
– Юрий Тимофеевич очень просил и сказал, что много времени у вас не займёт, – опять мягко, извиняясь, сказал первый. – Да и машина в вашем полном распоряжении.
Он указал на черный «Мерседес» припаркованный у продовольственных киосков.
– Хорошо, едем, – решился я.
Зная жёсткий характер Новоселова, я предположил, что у него могло произойти нечто невероятное, иначе он не стал бы меня тревожить в день приезда.
– Только потом отвезёте меня к матери.
– Конечно, как скажете.
Но всё равно странно это, я припомнил, что не говорил Новосёлову о своём приезде; да и вообще кроме родных никто ничего не знал.
«Ай, да Юра»!
Он всегда был оригинальным.
2
Через полчаса машина остановилась в небольшом переулке, состоящем из частных домов старой постройки.
Синие обшарпанные ворота гостеприимно распахнулись, и мы въехали во двор.
Вид самой постройки меня неприятно поразил: давно не белено, местами обнажен саман.
Двор тоже оставлял желать лучшего. Он был более нежилым, чем походил на пристанище, хоть и временное, одного из пасторов протестантской церкви.
– Вещи можете не брать, – предупредили меня. – Эта же машина вас увезёт.
Я прошел через полутёмную веранду внутрь дома, минуя несколько дверей, причем, у каждой дежурил человек – больше похожий на разбойника, чем на церковного служку.
«Его преподобие чего-то опасается? – подумалось мне. – Так и есть, что-то произошло».
Но, в то же время, приятно изумлялся тому, что внешний вид дома совершенно не соответствует внутреннему убранству: двери из какого-то невиданного – красного – дерева, инкрустированные золотом; а небольшие помещения напоминали альковые покои во дворцах: раритетная мебель, подсвечники, люстры и очень дорогие шторы.
Наконец, я оказался в светлой просторной комнате, которая, скорее всего, была и гостиной и рабочим кабинетом, судя по книжным стенкам до потолка, массивному столу со стульями, и необходимой оргтехникой.
«Ничего себе живут бедные церковники»!
Открылась дверь, вошел человек с подносом. Молча поставил на журнальный столик, налил сок и также молча вышел.
Я взял бокал. «Надо же, Юра даже знает, что я предпочитаю томатный»…
Прошло пятнадцать томительных минут. Новосёлов не появлялся и я стал испытывать первые признаки тревоги: какой, зачем не знаю, но ощущение беспокойства стало явным.
– Слушай, преподобие, – сказал я нарочно громко. – Может быть, ты какой сюрприз готовишь? Так лучше не надо. Просто появись и всё.
За спиной немедленно раздались осторожные шаги.
Но ведь с той стороны нет никаких дверей!
Я напрягся, ожидая удара, и резко развернулся, одновременно меняя положение в пространстве и готовясь к отпору.
…Я его ни разу не видел, но слышал о нём постоянно: всесильный, авторитетный, неподражаемый, хитрый…какой еще?
Несомненно, передо мной стоял великий Макенкули!
Выглядел он вполне современным респектабельным человеком. В руках янтарные четки.
– Браво!… Признаться, я подумывал, что все ваши навыки ушли вместе со стёртой памятью. Оказывается, что-то осталось на уровне инстинкта, – сказал он бархатным голосом. – Здесь это не понадобится. Прошу садиться…Надеюсь, вы не очень удивлены? Это просто моя прихоть.
Он театрально приложил руку к сердцу, поклонился, потом присел на краешек большого кресла и продолжил.
– Захотелось увидеть человека, который за рекордно короткий срок, вместо полной деградации и последующей смерти от пьянства, вдруг оживает. И не просто…Вначале совершает нечто из рук вон выходящее, пытаясь воспротивиться нашей воле наказать подлую воровку и шарлатанку…Прошу вас, сидите, – не меняя голоса, сделал он мне замечание. – И учтите раз и навсегда: я никогда не лгу, даже ради собственной выгоды, даже дела для… У вас самого будет достаточно времени для оценки ситуации и получения необходимых доказательств. Однако, что это я?
Макенкули, отложив четки, дважды хлопнул в ладоши.
Слуги вкатили в комнату столик, на котором располагались всевозможные закуски. Нижняя полочка была уставлена бутылками различных мастей и калибров.
– Поешьте немного, выпейте и расслабьтесь. Это будет всего лишь беседа заочных знакомых, которые впервые встретились, но знают друг о друге достаточно, чтобы изрядно надоесть в первые же пол часа.
– Благодарю за угощение, но…
– Хорошо, не пейте, – легко согласился он. – Просто перекусите и послушайте старика.
Последние слова меня, признаюсь, удивили: Макенкули выглядел гораздо моложе меня.
– Сколько же вам лет, уважаемый?
– Об этом чуть позже, а пока – я продолжу…Итак, дорогой друг-противник, кто же вы? Татьяна Эдуардовна задавала подобный вопрос и не смогла на него ответить. Помните?
Прикрыв глаза и слегка откинув голову назад, Макенкули процитировал:
– Неожиданно вы оказываетесь там, где быть вам не надлежит. Делаете то, что простым смертным неподвластно. А потом, плюс ко всему, вас защищают силы – равные нам. Формально вы уничтожены, но фактически – послали всех нас к черту…Именно так. Да.
– Ваша осведомленность поражает, – осторожно заметил я.
В любом человеке исподволь заложены актерские способности, и кто-то играет талантливо. Но в ком-то лишь показуха, манерность, поза.
Макенкули играл гениально!.
– Я регулярно получаю отчеты всех своих резидентов, – со значением ответил он, – поэтому знаю ситуацию, в интересующих меня странах, почти изнутри. При необходимости отслеживаю в режиме «он лайн».
– Чем же вас, человека всесильного и очень занятого, мог заинтересовать заурядный журналист?
– Вы не зауряден, – лучезарно улыбнулся Макенкули. – Просто с самооценкой у вас явные нелады.
– Оценивая себя, всегда лучше быть скромнее, пусть другие судят иначе, если угодно.
– Когда мне доложили, что после удара по сознанию, называемому «Луч Света», вы смогли быстро оклематься, вернуться и найти тело Андрея, я не мог поверить. После подобного удара – обеспечена неделя постельного режима, с последующим переходом к частичной деградации памяти. Для любого обычного – заурядного – человека.
Слушая Макенкули, я вновь вспомнил ту ночь в городском парке, но картины сражения и гибели Андрея не мог воспроизвести.
– Вы всё вспомните, – подсказал хозяин. – Немного времени на восстановление памяти…Все-таки Луч Света!
– Вы читаете мысли?
– Как вы ещё наивны…в наших делах!
– Тогда скажите, чего мне сейчас хочется более всего?
Макенкули жестом фокусника извлек из недр кресла хрустальную пепельницу.
– Курите, пожалуйста.
– Благодарю вас.
Я вновь изумился: «Надо быть осторожней в своих мыслях».
– Именно! – подтвердил он. – Ибо мысль материальна, это ведает каждый дошкольник. Но она также имеет обыкновение отражаться в глазах – символами. Надо уметь их вычитывать.