Отдельно был уложен пищевой рацион в воздухонепроницаемой упаковке калорийностью из расчета больше десяти тысяч килокалорий на каждого человека и пресная вода из расчета по полтора литра на одного пассажира. Имеется и оружие. Мы герметично упаковали два револьвера «Наган» с сотней патронов и пару «хаудахов» двенадцатого калибра с полсотней картечных «ротвейлов». В особый контейнер Юра Вотяков впихал какую-то особую рацию, способную теоретически достучаться до острова Входного или до Эдгара. А уж там «Нерпа», может быть, как-нибудь — если повезет… Брр, даже думать не хочется. Остальное — уж кто что успеет схватить с собой, когда морские окуни начнут передавать первые приветы.
Для установки дополнительного оснащения пришлось в условиях реммастерских вскрывать штатный контейнер, снимать систему надувания и вообще заниматься всем тем, от чего упали бы в обморок земные инспекторы, увидевшие такие нарушения конвенции СОЛАС.
Спрашиваете, какого лешего я все это так подробно описываю? Да потому что страшно!
Сейчас все мы слегка перегорели, немного успокоились.
А вот когда только прикидывали и комплектовали… Отгоняли дурные мысли прочь, но они возвращались и возвращались. Это ни хрена не шутки. Это, hombre, реальная испанская авантюра с новыми землями. Обманчивое чувство самоуверенного старожила исчезло махом — с чего это ты взял, что уже знаешь этот новый мир? Ты знаешь лишь небольшой регион, глупый. Впереди мир непредставимый, а перед ним лежит неизвестный Океан. И никаких точек аварийного схода с маршрута, никаких сил МЧС. Есть карта, на которой человеческий ноготь может закрыть средней величины европейскую страну. Есть некий план. И есть масса вопросов. Знаете, сейчас я очень хорошо понимаю Колумба и Кортеса… Колумб хоть в Индию плыл, пусть и ракообразным способом. А мы пилим в откровенное Никуда.
Однако само это Никуда никого особо не страшит. К примеру, Гоблину вообще плевать, кто там и что там сидит на новых берегах, у него ко всем «правильный подход» есть.
Но никому не плевать на сам Океан.
Он по-настоящему пугает. Океан в любой момент способен сотворить что угодно и с нашим верным «Клевером», и с нами, самонадеянными гордецами. Вот мы и готовились, перебирали и выписывали каналом, вязали, перевязывали. Кстати, умение всех членов экспедиции уверенно держаться на воде проверялось комиссией Штаба.
Что будет после того, как мы останемся на плоту посреди океана? Куда нас понесет? Маурер утверждает, что на таком масштабе Смотрящие и не подумали прорисовывать группы мелких островов, рифы, мели и одинокие скалы посреди моря. Но даже если мы сможем вовремя их увидеть, даже если будет относить течением и ветром к спасительному берегу, сможет ли эта надувная лоханка доплыть до них, даже в четыре весла? Вот потому мне инстинктивно и хочется иметь наготове еще одно плавсредство, полноценное, с двигателем. Утонуть или тупо загнуться на резине не хочется. Но упаси господи произнести это при Маурере или при Сашке — сами и утопят.
Вечерело. Я уж думал, что большая часть экипажа вырубилась, — ан нет, то и дело кто-нибудь выныривал из двери, с недоумением пялился на меня, иногда подходил, смотрел какое-то время на синеву и вновь скрывался внизу.
Вот Хвостов наверху не появился ни разу. Данила весь день безвылазно сидит в машине, вернее, в тесном модуле крошечной судовой мастерской, что оборудована впритык с машинным отделением. Там же и два спальных места друг над другом, откуда Хвостов, сразу переиграв все расклады, безжалостно выгнал Кастета. Даже во сне не может слесарь бросить рабочего места, придется Сандже с ним жить. В судовой мастерской изначально имелся верстачок с тисками, вертикально-сверлильный и заточный станок. Данила умудрился встроить туда же крошечный токарно-винторезный. Все остальное пространство, включая потолок, заполнено кронштейнами, на которых закреплены самые разнообразные инструменты.
Я и сейчас слышу, как он там постукивает, конструирует что-то очередное-гениальное. Маурер, быстро осознав возможную опасность, для начала вежливо предупредил технаря не вздумать производить апгрейд судна без ведома и одобрения капитана.
Работает не покладая рук и Нионила, изредка ветер набрасывает на меня манящие запахи из камбуза. Скоро ужин, обещающий быть качественным, — мне ли не определить меню по запахам. Уху слышу. От моей помощи повариха отказалась, ну да это поначалу, знаю я эти вещи: в походах готовить непросто.
Погода балует, все отлично, лишь небольшое волнение чуть портит картину.
Волны с легким шипением набегают с юго-востока, невысокие, пологие. Юго-восточный пассат, так, наверное. Волны и ветер толкают «Клевер» с левой стороны, но корвет, не сомневаюсь, лежит на заданном курсе. Сашка спит в микрокубрике, не обращая внимания на неугомонного соседа, рулевой на вахтах делит время с капитаном. Третий рулевой мотобота — я. Опыт управления «Клевером» уже есть, как и у Ленни. Но будь я проклят, если шкипер во время моего дежурства не останется бдить рядом, в лучшем случае — увалившись за моей спиной на спальник. Не доверит пока, побоится оставлять у штурвала без контроля.
В рубке вместе с Маурером сейчас находится Катрин Гийяно. Так теперь всегда должно быть — два человека на хозяйстве, и вахты на судне по двое, иначе нельзя. Рулевой вместе со шкипером постоянно занимаются наукой навигацией, Маурер с немецкой обстоятельностью отрабатывает классическую методику — «два лаптя правее солнышка». Ждет появления звезд, будет Катрин учить, хотя, по-моему, она уже немало знает. По крайней мере, по словам Ули, при выверках секстанта бить по рукам уже не требуется. Когда я туда заходил в последний раз, мне показалось, что муштрует он больше для самоуспокоения.
Правда, Маурер мне поведал, что и сам он таковой процесс в точности воспроизводил только по молодости, в мореходке: кому в век спутниковой навигации требовалось умение сажать светила на горизонт? Весь день Ули, сопя и расставив ноги пошире, качался всем телом, ловя в прицел своей хитромудрой штурманской приспособы коварно ускользающий солнечный диск. Ну конечно, когда на реке и берегу навыки освежал, такой океанской зыби не было.
В навигации Ули помогает радиомаяк острова Входного.
Вокруг корабля один горизонт. И больше ничего.
На вечернем небе постепенно начали зажигаться звезды, с каждой минутой все больше их, стало гораздо красивей. Дневное синее небо и синяя вода — это уже явный перебор, порой кажется, что они сливаются, и тогда становится как-то неуютно. Увы, вечерняя красота кратковременна. Судно неуклонно идет к Северному Тропику, ночь в этих местах наваливается быстро, так что скоро вокруг будет та еще темень, лишь серебристые барашки шипящих волн и бесчисленные звезды в небе.
А вот что сейчас радист делает, интересно? Поспорив немного сам с собой, я решил, что Юрка сидит в радиорубке. Пойду проветрюсь, хоть и не хочется вставать, прилежался что-то возле «Зодиака», уютно тут. Встал — и голова закружилась: надо же, уматывает понемногу, а ведь я на качку крепок.
Сразу за капитанской рубкой с правого борта имеется странная «подсобка» с дверью овальной формы. Раньше там почему-то стояли лопаты, какие-то палки, алюминиевые швабры и металлические уголки. Это место и оттяпал себе Вотяков под судовой радиоузел. Собственно пространства в бывшей подсобке с гулькин нос — если радист сидит на рабочем месте, то уже запросто и не войдешь. Но Юрка был рад и этому, оборудовал все, неделю провозился. Представляется, что на подлодке середины прошлого века пространства у радиста, наверное, было бы побольше.
Вотяков был на месте и вел связь. Я сознательно поручил ему на первом этапе самому докладывать и успокаивать отцов-командиров: отчего-то мне совершенно не хотелось слушать голоса с далекого материка. Ничего личного, вот просто, знаете… отрезалось. Отцепился я, отвинтился, чего так просила беспокойная душа. Дайте от вас отдохнуть, начальники заботливые, дайте насладиться волей. Открыв небольшую, но тяжелую дверцу, сразу поставил ее на стопор, обеспечив себе защиту от похолодавшего к вечеру ветра.
— Ну, как там? — дежурно спросил я у маэстро.
— Связь устойчивая, — весьма довольный собой, доложил Юрий. — И с Входным есть, и с Морским Постом.
А ничего он тут устроился, капитально, образцово. Вотякова можно в дальний космос посылать: умеет он качественно организовать свой быт в ограниченном пространстве. Термос стоит, остаток бутерброда — явно к Ниониле на камбуз наведался, хотя она и сама могла ему принести перекусон: наша заботливая мама — всеобщая любимица. И это реально греет, такая забота сразу сердцем принимается.
Поди, теперь «маркони» и на вечерний чай не вытянешь, тут самый разгар работы. А что, хорошо в радиоузле — днем оно не так клево выглядело. В наступающей темноте зеленый плафон лампы, согнутой над миниатюрным металлическим столиком, создавал почти домашний уют. Вотяков и сам всегда какой-то домашний, и вокруг себя умеет такую атмосферу создать. Ценный человек.
Подсветки приборов добавляли обстановке толику должного профессионального колорита.
— «Дункан» только сейчас ушел к Замку, прикинь, они «Нерпу» вниз спустили, Корнеев дежурит на Входном, страхует.
Разве может такая информация не обрадовать? Все спокойней становится. Ну, хоть маленько.
— А с Замком получается?
— Только пробую, антенны переключаю, отстраиваюсь.
Антенн у Вотякова — как в Останкино, каких только нет в запасе.
— Думаешь, получится?
— А? Не понял. — Радист оторвался от приборов, посмотрев на меня очень странно. — Хм… Федь, ты знаешь, какая станция была у Хейердала на «Кон-Тики»?
Я отрицательно покачал головой.
— Коротковолновый шестиваттник. Это как фонарик мощностью. И ничего, с кем только не связывались.
— На чай пойдешь? — спросил я, уже зная ответ.
— Да какой там! Сейчас Хвостов подвалит, он ротор двойного квадрата до ума доводил, полезем, поставим, покрутим. Вот и будет связь с Замком.
«А нужно ли? — отчего-то подумалось мне. — Может, посидим немножко в тишине? Отдохнем от командной суеты».
Перекинувшись с Вотяковым еще парой ничего не значащих фраз, я внезапно понял: «Тебе вот, Потапов, не хочется говорить с начальниками с Большой земли, а ты не подумал, что твои спецы не горят желанием говорить с тобой, — они до Настоящего Дела дорвались. Так что убери Око, не отсвечивай».
Осознав это, я оставил радиста в покое и направился в командный пункт.
В капитанской рубке кипела… Не, не это я хотел сказать. Там царило Настроение. Там сверкал и блестел сам Дух Путешествия. Шкипер наконец-то снял свой парадно-венчальный китель и облачился в любимый рабочий комбинезон. Маурер светился так, что и подсветки приборов были не нужны. Катрин в этом не отставала: важно и усердно пыхтела над столом у большой бумажной карты, то и дело прикладывая к листу большущую линейку и транспортир. Вот непонятно мне, что можно прикладывать к фрагменту пустого океана? И зачем? Помню, Ули как-то мне объяснял, что основной метод кораблевождения есть счисление пути по времени, скорости и курсу. Но я благоразумно промолчал.
В помещении было темно и тепло — шкипер включил систему отопления.
Первым делом я посмотрел на прикрепленный к задней переборке листок с графиком дежурств. Такие же висят в кают-компании, в машинном отделении и в радиорубке. Все заходят и смотрят на график, хоть и помнят свое время отлично. Вот и я посмотрел: ответственное дело.
— Акул успел заметить, Тео? — спросил Ули, показав указательным пальцем на экран гидролокатора.
Общение в экспедиции происходит на русском языке, с примесями англо-немецкого в сложных случаях: в анклаве давно сложился некий пиджин. Но иногда люди переходят на другой язык. Как сейчас, например.
— Видел дельфинов, часа два назад, трех.
— Не то! Проспал ты, что ли? Только что парочка мимо проплыла. Здоровенные! А может, это и не акулы…
— А кто?
Маурер не ответил, отвел взгляд к экранам.
Я тоже посмотрел на приборы, и прежде всего на жидкокристаллический монитор корабельной РЛС. Чисто машинально глянул в наивной надежде хоть что-то увидеть, засечь какой-либо объект. Нет ничего, никаких засветок. Пусто в океане.
— Как идем, дружище?
— Лучше, чем я ожидал, Тео. Если волна не поднимется, то завтра к полудню подойдем к островам.
Вот это хорошие новости!
Стемнело конкретно. В темноте рубки — лишь слабая подсветка приборов, а мне отчего-то хотелось влупить на всю мощь курсовые и бортовые прожектора, чтобы увидеть все то необычное, что может оказаться на пути судна. В скошенном ветровом стекле, не дающем во время дождя или шторма потокам воды искажать обозреваемое, главенствовала серая башенка пулемета «максим». Видавший виды боевой агрегат покачивал толстым зачехленным стволом вместе с судном, выискивая впереди вероятную цель.
— Течение немного отжимает «Клевер» к западу, постоянно приходится корректировать, — посетовал Ули, тоже глядя вперед.
Какое-то время мы с напряженным вниманием следили за почти исчезнувшим горизонтом впереди. Баста, ночь на дворе. А двор наш теперь — водный мир… Море опять разыгралось, юго-восточный пассат сменился восточным, беспорядочные волны раскачивали корвет, чувствовалось, что следовать курсу становится все трудней.
— На вечерний час пойдете? Я подежурю.
— Сюда принесут, — отрезал Маурер. — Не до ужина, Тео, сам видишь…
Мелкие брызги начали перелетать через судно.
Набегающие волны то поднимали, то опускали корвет, пока что мягко, даже бережно. Гребни волн не столько валились на судно, сколько боролись между собой, в итоге некоторые поднимались выше, эти злились, шипели, разбрасывая серебристую пену.
Шкипер сдернул с верхнего крепления коробочку микрофона.
— Внимание, экипаж!
Судно буквально нашпиговали точками внутрикорабельной связи, терминалы есть повсюду, даже на палубе две штуки — один в башне ДШК, другой у «максимки». Открывай гермолючок, цепляй гарнитуру — и переговаривайся.
— Ветер поменялся, волнение усилилось. Будет болтать, но несильно. Принять меры безопасности! Рейс проходит нормально, все узлы и агрегаты работают исправно. Завтра подойдем к островам. Расчетное время — полдень.
Не слишком ли шкипер самоуверен? Под ударами волн «Клевер» явно снизил скорость. Заметив мой скепсис, Ули вновь взял микрофон.
— Машина, как режим? — грозно спросил альфа.
— Агрегаты в норме, работают как часы! — гордо заявил Хвостов.
— Хорошо, прибавляем, — откликнулся Маурер и добавил оборотов.
Ну что ж, первые трудности…
Из Волги мы выкатились словно с горки съехали — курортная прогулка вышла, а не проход по реке. Могучая артерия, добавив честные четыре километра в час к скорости судна, аккуратно, но быстро вытолкнула своих воспитанников в залив — плывите, деточки… У Двух Лошадей «Клевера» встретил «Стерегущий», лихо и весело проводил экспедицию до самого устья. Там эстафету перехватил Эдгар.
— Щас пальнет, — уверенно заявил Гоблин, глядя в бинокль, и не ошибся.
На вершине высокой скалы залпом вспыхнули три дымных облачка, секунда — и грохот береговой батареи проводил нас в дальний путь. Не снижая скорости, прошли мимо острова Входного, попрощавшись сиреной с последним клочком родной земли. Огромный конус выноса могучей реки течением отгибало вдоль берега, разница в цвете воды была заметна отлично. Миля (не могу привыкнуть к милям, километры привычней), граница цветов, и мы в море. И почти сразу вокруг судна заплясали золотые макрели, которые, впрочем, скоро исчезли, а если смотреть с борта, то под солнцем были заметны и несколько рыбок-лоцманов, правда, «рыбками» их можно назвать лишь с большой натяжкой. Я всегда считал, что эти крохоборы, кроме акул, могут сопровождать лишь небольшие лодки и катера, принимая их за особо крутую акулу. Но чтобы целый пароход… Впрочем, для рыбы-лоцмана длиной сантиметров восемьдесят такое судно — что лодочка из прошлого мира.
«Дункан» ждал. Суда замедлили скорость, встали рядом, всего метра три между бортами, и вместе пошли на юг. Капитаны высунулись в боковые форточки и переговаривались о всяком разном. Чувствовалось, что Коломийцев завидует. Старому капитану до дрожи хотелось встать рядом и помчать туда, где над лагуной под сенью большой горы стоит спасительная прохлада, запах бамбука и сухих пальмовых листьев встречает тебя в хижине, а чистая лазурь соседствует с белоснежным песком… Все это понимали, но никто не мог помочь дяде Вове. Кому-то нужно беречь Отчизну.