- Молчал.
- И ты забудешь... – Делаю шаг вперед. – Забудешь о том, что убила Норин Монфор.
Джил кивает, а я протяжно выдыхаю.
- Но каждый день ты будешь просыпаться и чувствовать вину. Каждый день. Ты так и не узнаешь, откуда это ощущение. Но оно никуда не денется. Всегда будет с тобой.
Джиллианна продолжает смотреть на меня растерянным взглядом, и я морщусь. Мне так больно видеть ее рядом и понимать, что именно она забрала жизнь Норин. Я гляжу на убийцу и ничего не делаю. Я отпускаю его. Поступаю ли я верно?
- Иди, – я неуклюже убираю с лица волосы, – уходи, Джил. Пожалуйста.
Девушка послушно срывается с места, оставляя следы на белоснежном ковре, а я тру глаза и осматриваюсь: наверно, я должна отомстить, но разве Ноа для этого дал мне шанс? Я зажмуриваюсь и сжимаю в кулаки пальцы. Как много последствий.
- Я горжусь тобой.
Растерянно выпрямляюсь и вижу Норин.
Воздух разом выкатывается из легких. Я округляю глаза, смотрю на тетушку в сером толстом свитере, смотрю на ее распущенные волосы и яркие, небесно-голубые глаза. И не знаю, что делать, забываю, как разговаривать, как двигаться.
Я судорожно прикрываю рот пальцами и шепчу:
- Норин?
Голос срывается, выходит какой-то идиотский писк. Я порывисто горблюсь. А тетя в следующее мгновение оказывается рядом и обнимается меня худыми руками.
- Не плачь.
- О, боже, это же ты. – Я прижимаюсь щекой к ее шее. – Это ты!
- Я должна была увидеть тебя.
- Норин, – мои руки трясутся, – ты пришла ко мне! Я так ждала.
- Я знаю.
Тетя отстраняется и вздергивает подбородок. От этого движения у меня все внутри в ту же секунду переворачивается и вспыхивает. В этом вся Норин Монфор. Стоять ровно, а говорить холодно. Пусть плечи стонут от груза ответственности, а голос дрожит.
- Как... – Норин запинается и бесстрастно пожимает плечами. – Как Мэри?
Я устало стираю с лица мокрые полосы.
- Ей плохо. Разве может быть иначе?
- Она впечатлительная.
- Неудачное определение для ситуации.
- Ты права. Мэри нужно время. Просто будь с ней рядом, хорошо? Она справится.
- Конечно. – Берусь за руку тетушки и киваю. – Я хотела сказать тебе...
- Не надо.
- Выслушай.
- Ари, я бы сделала это еще раз... – Взгляд Норин пронзает насквозь, как и та стрела, что пронзила ее грудь. – Снова и снова. Я лишь рада, что ты цела.
- Это неправильно, – рычу я сквозь стиснутые зубы. – Вы с мамой... Вы так похожи.
Внезапно Норин смеется. Искренне. Я даже замираю, потому что не помню, чтобы я слышала нечто подобное. Женщина прикрывает тонкими пальцами губы и кивает:
- Так и есть. Мэри всегда была немного другой. А мы с Реджиной любили правила.
- Ты уже видела маму?
- Да, – Норин прокатывается пальцами по моей щеке и кивает, – она следит за тобой.
- Правда?
- Каждую минуту.
Я хмыкаю и нервно улыбаюсь. Мне всегда казалось, что за мной кто-то наблюдает.
- Что ж, я не могу тут долго оставаться. Я хотела тебя увидеть настоящую, и я...
- ...увидела.
- Верно.
Норин Монфор улыбается, подставляет лицо зимнему солнцу, и затем вдруг снимает толстый свитер. Я ошеломленно округляю глаза, ведь на улице холодно, но потом до меня доходит, что передо мной неживой человек. С этим тяжело смириться.
- Что ты делаешь?
- Снимаю свитер.
- Это я вижу.
- Тогда зачем спрашиваешь?
Женщина поводит худощавыми плечами, поправляет волосы. Она глядит на меня, и, как мне кажется, становится гораздо моложе. Ей так идет улыбка. Она очень красивая.
- Я буду наблюдать за вами, – обещает Норин и сжимает мою руку.
- А я буду скучать.
- Моя дорогая, – тетушка вновь прижимает меня к себе, – я тоже. Тоже буду скучать.
Она отстраняется, машет мне рукой и начинает двигаться в сторону безликих могил. Я наблюдаю за тем, как солнце блестит на ее бледной коже, как улыбка озаряет лицо. Она отходит все дальше и дальше, исцелившаяся, освобожденная, а потом исчезает.
Я стираю слезы тыльной стороной ладони и отворачиваюсь.
Я думаю, мои близкие научили меня, что очень важно любить. Защищать. Бороться. Мы должны сражаться за свою жизнь до последней секунды, мы должны знать, что, когда наступит тот самый заключительный момент, мы не будем сожалеть; да, разумеется, люди не могут не совершать ошибок, не могут, не причинять друг другу боль. Все это спутники нашей странной жизни, в которой часто прощают то, что прощать нельзя, и помнят то, что можно забыть. Но важно возвращаться к тому, что делает тебя лучше. Находить свет. Свет необязательно сосредоточен в тебе. В момент, когда все плохо, когда ты растерян, внутри нет ничего кроме темноты. И тогда ты должен обратиться к близким. У меня есть близкие. И я сделаю все, чтобы они всегда были рядом со мной.
Неважно, чего мне это будет стоить.
КОНЕЦ
БОНУС. РОЖДЕСТВО.
Как проходит Рождество ведьм?
Ночью они идут в лес. Находят там огромную ель с пышными ветками.
Молоденькая, ведьма с рыжими волосами, которая, собственно - я, взмахивает рукой и выдергивает дерево с корнями из заснеженной земли. А старшая ведьма, Мэри-Линетт, с невозмутимым лицом поднимает его, закидывает на спину, как пушинку, и улыбается.
Мы решаем поставить елку возле камина. У нас совсем немного игрушек, надо будет съездить в магазин и купить еще парочку гирлянд. А еще сверкающего оленя. И Санту.
Собственно, остановить меня сложно, поэтому Мэри не пускает меня в магазин.
- У нас все есть, – говорит она, наблюдая за тем, как Джейсон украшает елку шарами с серебряной окантовкой, – тебе просто хочется потратить деньги, дорогая.
- Мне просто хочется украсить дом.
- Как у ваших соседей. Они выставили гномов во двор. – Мужчина хмыкает. – Бьюсь об заклад, эти гномы выглядят хуже фурий Люцифера.
- И причем здесь гномы? Может, это эльфы?
Я сплетаю на груди руки и недовольно свожу брови. Они вечно переводят тему, едва я пытаюсь поговорить серьезно. У нас единственный дом на всей улице, у которого пусто во дворе, а крыша не переливается разноцветными огоньками. Разве это правильно? Злые ведьмы, наверняка, становятся злыми, потому что их тети не разрешают им купить Санту и сверкающего оленя.
Неожиданно в дверь звонят. Я бреду в коридор, подпрыгиваю к двери и тяну на себя ручку. На черных волосах Мэтта белые хлопья. Он стряхивает их, переступая через порог, и недовольно выдыхает, будто уже успел поссориться с кем-то по дороге.
- Что? – Я настороженно морщусь. – Только не говори, что у тебя плохие новости.
- У меня плохие новости.
Парень стягивает с плеч черное пальто, а я закрываю за ним дверь и кривлю губы.
- Я вся во внимании.
- Мне пришлось потратить несколько часов, чтобы хотя бы немного разобраться. Ты вообще открывала учебник? Мы пропустили очень много.
О, господи. Он серьезно? В этом весь Мэтт: сделать проблему вселенского масштаба из контрольной работы по тригонометрии. Беру парня за руку, она у него ледяная, и тащу за собой на второй этаж. Когда мы оказываемся в спальне, я поддаюсь горячему чувству и обнимаю Мэтта, встав на носочки. Парень усмехается, а я ворчу:
- Ты пообещал прийти вчера.
- Я должен нагнать материал, – отвечает он мне в волосы, – скоро экзамены.
- Какой ты зануда.
- Я реалист. Чтобы уехать, нужно поступить в колледж.
- Или... – отстраняюсь и невинно хлопаю ресницами. – Я просто заставлю комиссию выделить нам стипендию.
Парень закатывает глаза, а я усмехаюсь.
- Конечно, такой вариант тебе не нравится.
- Это неправильно, плюс нечестно, мы сами поступим, Ариадна. – Его поучительный тон должен выводить из себя, но я не испытываю злости. Пусть бросается нравоучениями, сколько ему хочется. Иногда мне кажется, что я нуждаюсь в подобного рода замечаниях и советах. – Так что забудь о своей силе и подумай о силе тригонометрии.
- Очень остроумно.
Мэтт садится и тянет меня за собой, облокачивается об изголовье кровати. А я кладу голову ему на плечо, прикасаюсь ладонью к его груди. Мэтт тяжело дышит, всегда тяжело дышит, словно ждет чего-то плохого, и сердце у него громко бьется. Но я уже привыкла.
- Хэрри хочет съездить на Рождественские каникулы к Дельфии, – говорит он.
- Это хорошая идея, – задумчиво отвечаю я и слышу, как Мэтт хмыкает.
- Думаешь? Что может быть лучше поездки посреди зимы неизвестно куда.
- Эта девушка спасла мне жизнь.
- Я видел ее, Ари. И в ее глазах было нечто такое... Нечто странное. Она спасла тебя, но я не уверен, что она действительно этого хотела.
- Какая разница? – Приподнимаю подбородок, чтобы посмотреть парню в глаза, и он тут же наклоняется ко мне ближе, я прохожусь кончиками пальцев по его шрамам. – Разве важно, хотела она меня спасти или нет? Я жива. Вот и все.
- Интересные ты вещи говоришь. – Ворчит Мэттью. – Что же тогда важно?
- Что твой брат хочет вырваться из Астерии на пару деньков. Было бы замечательно, если бы мы поехали вместе и навестили девушку, вернувшую мне душу.
- Она тебе понравилась? Я искренне удивлен.
- Зато я не удивлена, что тебе никто не понравился.
- Я ей не доверяю.
- И не надо. – Пожимаю плечами. – Пусть ей Хэрри доверяет, тем более что она явно засела у него в голове. Это так мило. Он постоянно о ней говорит.
- Мило. – Мэтт закатывает глаза, а я цокаю.
- Ну что опять?
- Мой брат в очередной раз втрескался, а ты называешь это милым. Это катастрофа.
Я смеюсь и толкаю Нортона в бок. Иногда он бывает невероятно невыносимым, но я выношу его, как бы странно и нелепо это не выглядело. Мы оба выносим друг друга.
- Все замолчи. – Я оставляю едва ощутимый поцелуй на его губах.
Собираюсь отстраниться, но Мэтт притягивает меня к себе и целует вновь, только не едва ощутимо, а пылко и настойчиво. Каждый раз, когда он обнимает меня, внутри что-то переворачивается, вспыхивает, я никак не могу научиться контролировать себя, едва Мэтт оказывается опасно близко. Он заключает меня в клетку, поставив руки по обе стороны от моей головы, но я рада такому заключению. Его губы касаются моих век, подбородка, шеи и ключицы, и я глубоко втягиваю разгоряченный воздух.
- Тетя Мэри уже услышала, как мое сердце сделало сальто.
- Ничего не говори, она подумает, что так на тебя действует тригонометрия, – между поцелуями отвечает Мэттью, а я прокатываюсь пальцами по его твердой спине.
- О да, она решит, что я впадаю в дикий экстаз от теорем и доказательств.
- Ты впадаешь в дикий экстаз?
Парень отстраняется, выгнув правую бровь, а у меня вспыхивают щеки, я растерянно морщу лоб, пытаясь придумать нечто правдоподобное. Но его нахальная улыбка сбивает с толку и обезоруживает, словно сильнейшее оружие, созданное специально против меня.
- Ты нарочно вгоняешь меня в краску?
- Конечно. Это мое любимое занятие.
- А мне казалось, твое любимое занятие – чтение занудных параграфов по биологии.
- Это на втором месте.
Мэттью скатывается на спину, притягивает меня к себе. А я удобно располагаюсь на его груди, прижимаюсь так близко, чтобы слышать неровное сердцебиение; мы лежим так некоторое время, наблюдая за переплетенными пальцами, и за тем, как темнота плавает по комнате, опускаясь на наши лица. По телу растекается приятное тепло. Мне всегда тепло, когда Нортон рядом. Когда я слышу его голос, я понимаю, что все в порядке.
- Я принес кое-что.
Мэтт поднимается с кровати, а на меня тут же обрушивается холод. Я накидываю на плечи одеяло и хмурюсь: такое ощущение, что зима в моей груди никогда не закончится.
- Вот, – парень достает из рюкзака какую-то футболку, – я забрал ее, когда... когда не соображал, что делаю. Мне показалось, что я должен вернут ее на место.
Недоуменно выгибаю бровь, присматриваюсь и понимаю, что это черная футболка с надписью «Рамоунз». Я искала ее несколько недель назад, но не смогла найти. Растерянно гляжу в сапфировые глаза парня, а он стоит напротив и превращается в статую. Все сейчас напоминает о том, через что мы прошли, с чем остались. Мэтт хотел избиваться от меня, а я хотела избавиться от него и от человечества. Наверно, такое никогда не сотрется из моей памяти. Коротко киваю и выдавливаю фальшивую улыбку.
- Спасибо. – Киваю еще раз. – Мне всегда нравилась эта футболка.
- Я знаю. – Его голос тверд, мышцы на руках напрягаются. Мэтт отводит взгляд, но у меня все еще горит кожа, словно он прожигает во мне дыру. Я поднимаюсь с кровати.
- Помнишь, как мы с тобой договаривались?
Нортон вновь глядит на меня.
- Оставить прошлое в прошлом.
- Но это не так-то просто, верно?
- Совсем не просто.
- Я все время думаю... – прохожусь ладонью по лицу, – как я выжила? Да, Морт спас мне жизнь, но он ведь не залечил рану, Мэтт. Это так странно.
- Слушай, не всему можно дать объяснение. Мир, в котором ты живешь, безумный.
- Но раньше такого не случалось.
- Все бывает впервые. Может... Может, это Норин излечила тебя. Ты ведь до сих пор не знаешь, на что способны призраки. Если они могут прикасаться к тебе, то...
- Или же это Люцифер. – Я стискиваю зубы и морщусь. – Он решил, что вернет меня к жизни и ящик Пандоры вновь откроется.
- Ну, – Мэттью всплескивает руками в стороны, – если и так, он ошибался.
- Дьявол никогда не ошибается.
- А еще Дьявол влюбился в Норин и наколдовал цветы на ее могиле. Тебе не кажется это странным и необычным? Прекрати накручивать себя, ладно?
- Ладно, – я сутулюсь, – давай просто к чертовой матери сожжем эту футболку.
Парень усмехается и потирает пальцами переносицу.
- Хорошая идея. Но с этой вещью плохих воспоминаний связано столько же, сколько и хороших. Может, лучше просто спрятать ее куда-нибудь? У тебя все равно такой бардак, что ты еще на месяц ее из виду потеряешь.
- Вот значит как. – Я возмущенно округляю глаза и ставлю на пояс руки. – Бардак не у меня, а у тебя, ясно? А в моей комнате творческий беспорядок.
- Буду знать, как это называется, – закатив глаза, ворчит он.
- Иногда хочется треснуть тебя, честное слово.
- Я бы на твоем месте так не рисковал.
Он вновь улыбается, крадется ко мне, а я прищуриваюсь. Самодовольный павлин, не слушающий никого кроме себя! Черт возьми, и угораздило меня в него влюбиться. Словно широкие, обсидиановые глаза, угольные волосы и кривая ухмылка смогут затмить плохой характер и отвратное поведение. Мэтт откидывает на кровать футболку, притягивает меня к себе, и, черт подери, да. Могут. Он вновь улыбается, а я как идиотка всегда жду, чтобы у него на лице расплылась улыбка, потому что это такая же редкость, как и снег зимой.
- Ты невыносимый, – на выдохе признаюсь я, но руки все же овивают его шею.
- Это политика Хэрри, всегда говорить правду. Помнишь?
- Помню. Но Хэрри простить можно, а тебя – нет.
- Почему это?
- Потому что к тебе у меня всегда было предвзятое отношение.
Неожиданно дверь в спальню распахивается. На пороге оказывается Джейсон.
Он усмехается, увидев руки Мэттью на моей талии, а мои руки – на его плечах, я тут же покрываюсь багровыми пятнами.
- Понимаю, у вас тут экстаз, – низким голосом протягивает оборотень, – но Мэри на кухне ждет вас уже минут пятнадцать. Спускайтесь. Она приготовила чай.
Он уходит. А я до сих пор стою пунцовая, как и шторы в гостиной. Естественно, они подслушали весь наш разговор, и, естественно, они даже не подумали, как это ужасно.
- Наверно, они догадались, что речь идет не о тригонометрии, – предполагает Мэтт, а я искренне усмехаюсь и перевожу взгляд на парня.
- Скорее всего.
- На самом деле, я даже не поздоровался.
- Поздоровайся сейчас. Она все равно все прекрасно слышит! – Громче протягиваю я и в растерянности покачиваю головой. – Никакой личной жизни.