принять душ. Все-таки отсутствие опыта жизни в спартанских условиях давало о себе знать: здесь, на борту цеппелина, Дима чувствовал себя не слишком уютно без многих привычных ему в обиходе мелочей.
– Быстрее, быстрее, ленивые свиньи! – истошно кричал, брызгая слюной, командир четных орудийных расчетов фельдфебель Анселл Герард. – Шевелите задницами, мартыши!
Наспех затянув застежки башмаков, Дима загрохотал по коридору, застегивая на ходу пуговицы форменной рубашки. Попадись он по пути кому-нибудь из офицеров в таком неприглядном виде, быть беде. Дисциплина и порядок у сурганцев возведены в абсолют, и относятся они к этим понятиям с поистине священным трепетом.
Открыть дверцу арсенала. Извлечь тяжелый короб. Короткая пробежка к турели, поднять ствольную крышку и вставить ленту в пулемет. Эрдман уже тут, расстопорил замки орудийной опоры, проверяет поворотный механизм короткими движениями ствола. Створки амбразур тоже уже открыты, в лицо бьет тугой и холодный горный ветер. Вокруг раздается мелодичное позвякивание патронов, лязг взводимых затворных пружин, металлические щелчки поднимаемых в рабочее положение прицелов.
Воспользовавшись выдавшейся свободной минуткой, Дима выглянул в прорезь амбразуры: глаза тут же заслезились от ярких лучей поднимающегося над далекими горами утреннего солнца, которое светило сейчас стрелкам прямо в лицо. Вести прицельный огонь в таких условиях будет, пожалуй, затруднительно, отметил про себя он, однако от открывшейся перед ним картины буквально захватывало дух.
Утреннее небо казалось прозрачным, как хрусталь, а внизу простиралась бескрайняя лесистая равнина, обрамленная вдалеке, у горизонта, высокими горами. Там, над самыми горными хребтами, чернела сплошная стена грозовых туч, а у их подножия, точно рассыпанная детской рукой груда игрушечных кубиков, раскинулся город.
– Ректорат, – пояснил Эрдман, проследив за Диминым взглядом. – Лорейская столица.
Город с высоты птичьего полета казался беспорядочным нагромождением небольших двухэтажных зданий, шпилей и башенок, однако, приглядевшись, Дима сумел различить среди многочисленных домиков несколько массивных строгих зданий, рыночную площадь и, кажется, даже ползущий в гору ярко-красный фуникулер.
– Летит! – крикнул кто-то, и тут же у противоположного борта цеппелина застрекотал пулемет. Дернулась лента в руках Димы, «Зольдер» тявкнул короткой пристрелочной очередью и замолчал. Потянуло порохом и кисловатым мужским потом.
– Ни черта не видно, – вполне ожидаемо пожаловался его первый номер. Дима вновь устремил взгляд наружу сквозь бойницу. Сначала в амбразуре невозможно было различить решительно ничего – настолько сильно било в глаза солнце, затем на фоне залитого его лучами неба промелькнула и скрылась из виду крылатая тень. Вроде бы биплан, но другой, не похожий на тот, что встретился им в прошлый раз. Фюзеляж выкрашен яркой красной краской и обтянут тканью, под нижним крылом виднеются шасси с парой больших колес. Большего Дима увидеть попросту не успел – глаза заслезились, и под веками запрыгали яркие желтые зайчики.
– Со стороны солнца заходит, падла, – процедил сквозь зубы Эрдман, – держись!
Пол накренился, и тяжелый цеппелин вновь начал поворачивать, по полу и переборкам побежали длинные тени. Диме пришлось схватиться за треногу пулеметной турели, чтобы не улететь к противоположной стене. Эрдман перехватил рукоять поудобнее, и пулемет снова ожил, звонко роняя на пол пригоршни золотистых гильз. Застучал соседний «Заг-Зольдер», а в следующий миг обшивку дирижабля словно вспороли гигантскими ножницами: по борту стремительной дорожкой вспухло сразу несколько больших пробоин, сквозь которые внутрь хлынул ослепительный солнечный свет. Откуда-то сверху донеслось оглушительное шипение, будто заработал мощный пневматический насос или кто-то разворошил клубок рассерженных змей. Дирижабль резко накренился в другую сторону, и Дима с ужасом увидел, как борт с амбразурой на краткий миг сделался полом. Покатились, звякая, стреляные гильзы, но уже через несколько секунд в рубке сумели восстановить управление и выровнять летательный аппарат.
– Баллон пробили! – крикнул Диме Эрдман. – Это не страшно, секции с газом изолированные! Чтобы дирижабль упал, им придется прострелить больше половины баллонетов!
Все-таки находиться в чреве обстреливаемой противником летающей махины, которой ты не можешь управлять, было и непривычно, и страшновато. Особенно глядя на здоровенные пробоины с лохматыми рваными краями, красноречиво свидетельствующие о том, что прочная на вид обшивка цеппелина из просмоленной ткани не способна защитить находящихся внутри людей от пуль.
А потом вновь затарахтели пулеметы, и Диме стало не до мрачных раздумий. Толчками убегала в чрево плюющегося огнем орудия лента, осыпаясь вниз медным дождем гильз, от грохота заложило уши, а густой пороховой дым заполнил все вокруг полупрозрачной белесой пеленой. Как только «Зольдер» выпустил в небо сверкающую цепочку трассеров, Дима, подхватив опустевший короб, бросился к арсеналу.
Едва он ухватил полную укладку за тонкую неудобную ручку, как цеппелин вновь затрясся от частых попаданий. Оглушительно хлопала, разрываясь, лакированная ткань, пронзительно визжали пули, ударяясь в металлические шпангоуты. Дима едва успел упасть на палубу навзничь, как прямо над его головой разлетелся вдребезги фрагмент деревянной обшивки центральной переборки, разбрасывая вокруг острые щепки. Подняв слезящиеся от порохового дыма глаза, он вновь подхватил успевший соскользнуть в сторону из-за отчетливого крена палубы короб. Не разгибаясь, на карачках, подтащил его к турели, привычным движением откинул крышку и, заправив непослушными пальцами ленту, взвел тяжелый затвор. Однако «Зольдер» молчал.
Эрдман лежал на боку, привалившись к переборке и обхватив ладонью левое плечо. Меж пальцами струилась густая темно-алая кровь. Ее оказалось гораздо меньше, чем можно было бы ожидать при подобном ранении, – видимо, пуля прошла вскользь, не задев крупных кровеносных сосудов, а по лицу пулеметчика можно было сделать вывод, что страдает он не столько от боли, сколько от досады.
– Аптечка… там… – указал подбородком Эрдман. Дима поспешил в указанном направлении, где на одной из внутренних стенок отсека был закреплен невысокий деревянный шкафчик. Порывшись среди многочисленных пузырьков и флаконов с непонятным содержимым, он отыскал наконец моток бинта и бросился обратно к раненому. Сурганец благодарно кивнул и принялся заматывать руку, придерживая свободный конец бинта зубами.
Справа застрекотал пулемет Алекса: обернувшись, Дима увидел, что тот буквально повис на ручке «Зольдера», пытаясь скомпенсировать отдачу. До оставленного без присмотра пулемета Эрдмана было всего несколько шагов. Дима взялся за теплую еще рукоять, повел стволом вправо-влево, вверх и вниз. Ага, орудие свободно поворачивается лишь на определенный угол, упираясь в стопоры. Что ж, вполне разумно – иначе стрелок, чего доброго, продырявит обшивку собственного дирижабля. А вот и спусковая скоба, расположена не слишком удобно, но привыкнуть можно. Дима проверил положение затвора и коротко нажал на спуск: пулемет, дернувшись, гулко лязгнул, на носок башмака упала горячая гильза.
Аэроплан появился неожиданно – он словно выкристаллизовался из прозрачной небесной синевы. Сначала он почти отвесно падал вниз, затем замедлил свое движение, выравниваясь в траверзе цеппелина, и над его пропеллером замелькал желтовато-красный огонек. В следующую секунду в обшивку «Фальтсхеттельмарка», словно горох в пустое ведро, забарабанили пули. Дима стиснул зубы. Страха
не было – он куда-то улетучился, растворился в пороховом мареве, остались только решительность и злость. В него стреляют. Чтобы выжить, нужно стрелять в ответ, вот тебе и вся философия.
Загрохотал, забился в конвульсиях пулемет, выплевывая навстречу приближающемуся самолету врага свинцовую смерть. Палить в подвижную, верткую цель оказалось очень непросто: спина мгновенно взмокла от пота. Снаружи дул сильный ветер, и пули сносило в сторону, они били «в молоко», не достигая своей цели. Дима чуть изменил положение ствола и вновь нажал на гашетку – теперь очередь ушла вроде бы в правильном направлении, но пилот аэроплана, положив свою машину на крыло, уже покинул сектор обстрела.
Вытерев рукавом взмокший лоб – от пулемета, как от разогретой печки, отчетливо веяло жаром и пахло горячим машинным маслом, – Дима бросил взгляд вниз: в коробе еще оставалось изрядно патронов. Повоюем.
Пилот аэроплана дал экипажу «Фальтсхеттельмарка» всего лишь полминуты на передышку и пошел на очередной заход. Отчаянно маневрируя, биплан стремительно возник откуда-то справа сверху, щедро полив пулями совершенно не защищенную спину цеппелина, и понесся к земле, пытаясь повторить этот маневр. «Зольдер» снова заплясал в руках, но небольшой самолетик оказался шустрее – Дима поворачивал тяжелый непослушный ствол, пытаясь догнать очередью уходящую к земле машину, но не успевал. Вот, еще немного, еще чуть-чуть!.. В эту минуту пулемет исторг из ствола цепь ярких мерцающих огней, с грохотом устремившихся к уже исчезающей в дымке цели, и затих. Однако последние вспышки трассеров все-таки дотянулись до хвоста аэроплана: полукруглый киль брызнул облаком обломков, и самолет, лениво встав на крыло, устремился вниз, свалившись в неуправляемый штопор. Палубу дирижабля огласили радостные вскрики, позади весело и оглушительно засвистели, кто-то хлопнул Диму по спине. Оглянувшись, он увидел счастливые, смеющиеся, перемазанные пороховой копотью лица. Даже раненый Эрдман – и тот улыбался, баюкая пострадавшую от шальной пули руку. Однако самого Диму охватило неприятное, затаившееся где-то в позвоночнике ощущение: ему показалось, дирижабль понемногу теряет высоту.* * *
Оставшийся день прошел в суете: экипаж спешно чинил пострадавшие в результате скоротечного боя деревянные панели внутренних переборок, накладывал заплаты на продырявленную обшивку там, куда можно было добраться, не опасаясь свернуть себе шею. Механики возились с одним из четырех двигателей, в котором пуля повредила какую-то из многочисленных трубок, а фельдшер занимался с ранеными, их помимо Эрдмана оказалось еще двое, причем состояние одного вызывало у медика серьезные опасения.
Управлявшему аэропланом пилоту удалось пробить девять из тридцати пяти баллонетов с легким газом, в силу чего дирижабль потерял значительную часть своей подъемной силы. Тем не менее он по-прежнему сохранил способность держаться в воздухе, правда, снизившись до высоты порядка двухсот метров. Среди пулеметчиков ходили смутные слухи о том, что командование цеппелина сумело связаться со штабом воздушного флота в Танголе, однако ситуацию с нападением на «Фальтсхеттельмарк» неизвестного самолета удалось, по всей видимости, как-то разрешить по дипломатическим каналам. Как – можно было только догадываться: офицеры не спешили делиться с экипажем лишней информацией. Так или иначе, капитан дирижабля принял правильное, по мнению большинства летунов, решение возвращаться в Сурган для выполнения срочного ремонта, а также пополнения запасов провианта и воды.
Следующее утро Дима встретил на вахте уже в качестве действительного рядового военно-воздушных сил Сургана. Цеппелин с трудом перевалил через плоскогорье и поплыл над лесистой долиной, пересекаемой множеством мелких ручьев, рек и речушек. Временами внизу попадались небольшие городки, меж которыми тянулись тонкие нити грунтовых дорог. В домах топились печи, поднимая в небо пушистые дымные хвосты из кирпичных труб, по улицам неторопливо перемещались запряженные лошадьми повозки с сеном, на распаханных полях копошились крестьяне. Отсюда, сверху, картина представлялась настолько идиллической и пасторальной, что, глядя на нее, невозможно было даже предположить, будто где-то вдалеке, у восточных границ этой огромной страны, гремит война и гибнут люди.
Оказавшись в родном небе, где дирижаблю уже не грозила внезапная опасность, экипаж немного расслабился. Однако регулярные вахты никто не отменял, порядок есть порядок.
Очередное Димино дежурство подходило к концу, когда возле его поста, расположенного в кормовой части орудийной палубы, появился как всегда жизнерадостный и довольный Алекс.
– Ты рапорт на перевод написал? – с места в карьер пустился он.
– Не успел еще, – немного смутившись, ответил Дима. – Кстати, а как его нужно писать и на чье имя?
– Писать придется от руки и, что характерно, на сурганском, – съязвил в ответ пулеметчик, – а касаемо адресата, то все рапорты у нас составляются на имя ответственного за работу с личным составом второго капитана Мендольфа ден Фосса. Шляпа ты, товарищ Шпитцен, вот что я скажу. Ну да ладно, бумагу я за тебя подготовлю, а ты потом перепишешь своим почерком и подмахнешь. Нужно сегодня успеть начальству отнести, потому что завтра с утра мы в Тангол прибываем.
Отстояв на посту положенное время, Дима поспешил в жилой отсек, где его уже поджидал Алекс со стопкой тонкой желтоватой бумаги и походной чернильницей-непроливайкой. Выводить буквы чужого алфавита, да еще и непривычным пером, которое то и дело скребло бумагу, оставляя меж строк мелкие неопрятные брызги, было жутко неудобно. Дима переписывал нехитрый текст трижды: в первый раз он наделал ошибок, путаясь в многосоставных сурганских словах и сложных глаголах, а после неосторожно ляпнул в углу листа жирную неопрятную кляксу. Наконец, удовлетворившись полученным результатом, Алекс приложил к документу заправленное серой промокашкой пресс-папье, просушивая чернильные строчки, для верности подул на бумагу и поднялся на ноги:
– Пошли!
Дима последовал за своим боевым товарищем в носовую часть корабля и спустился по узкой винтовой лестнице в гондолу. Обстановка здесь оказалась куда уютнее, чем наверху: небольшой коридор, в который выходили двери офицерских кают с отполированными медными ручками, был застелен красно-зеленой ковровой дорожкой, а рокот двигателей не доносился сюда совсем. Обнаружив на одной из кают табличку с соответствующим именем и званием, Алекс коротко постучал и, дождавшись приглашения, толкнул массивную дверь от себя.
Второй капитан Мендольф ден Фосс поднял на вошедших взгляд, оторвавшись от изучения разложенных перед ним на небольшом откидном столике бумаг. Вид у старшего офицера «Фальтсхеттельмарка» был усталым и даже немного болезненным, однако благодаря натренированной долгими годами воинской службы выправке и ровной, прямой осанке его фигура выглядела монументальной, точно каменное изваяние.
– Чем могу быть полезен, господа? – вежливо осведомился он.
– Господин второй капитан! – взяв под козырек и вытянувшись по стойке «смирно», отчеканил Алекс. – Первый стрелок четвертого пулеметного расчета Алекс Боннер осмелится доложить…
– Короче, ефрейтор, – прервал его взмахом руки ден Фосс, – что там у вас?
Алекс молча протянул ему исписанный мелким бисерным почерком листок, и Дима тут же последовал примеру своего товарища. С минуту ден Фосс изучал рапорты,