— Папа… — вздыхаю я, намеренная отстаивать свою позицию, но он подает знак охране.
Наш разговор окончен.
Когда за ним приходят, я изо всех сил стараюсь сохранить на лице улыбку. Ему сковывают руки, и цепь спускается к ногам. С папой обращаются так, словно он террорист, а не просто человек, который потерпел неудачу в убийстве своей жены. Я смотрю, как его выводят из комнаты. Мы еще не закончили, вот уж вряд ли! Я должна сюда вернуться. У меня остались вопросы, на которые мне нужны папины ответы.
***
Я прошу адвоката отвезти меня к маме. Он подъезжает ко входу, и я захожу в ничем не примечательный холл. Местечко кажется стандартным офисным зданием. Администраторы за стойкой из полированного красного дерева печатают что-то на своих клавиатурах. За ними огромная минутная стрелка на часах вращается в обратную сторону.
На заднем фоне играет музыка, напоминающая птичьи трели. Чуть в стороне я замечаю водопад, вокруг которого столпились детишки, чтобы побросать монетки и загадать желания. Напротив зона ожидания с журналами и книгами, где люди заполняют анкеты.
Я прохожу мимо и направляюсь прямиком к лифтам. Никто не реагирует. Должно быть, меня и раньше здесь видели. Просмотрев размещенный на лифтовых дверях список, обнаруживаю, что мама работает на верхнем этаже. Ткнув кнопку со стрелочкой вверх, стою в ожидании сигнала. Шагнув внутрь, нажимаю на кнопку нужного этажа и жду, пока закроются стальные двери. Пол подо мной вздрагивает, и лифт начинает ползти вверх, а я, пользуясь передышкой, пытаюсь решить, как себя вести. Как мне получить нужную информацию, и что по этому поводу скажет мама?
Лифт со звонком останавливается, в кабину заходят двое мужчин в лабораторных халатах. Они слишком заняты разговором и не замечают меня. Один из них активно размахивает руками.
— И что нам теперь с этим делать?
Другой пожимает плечами:
— А что мы можем? Нам нужно извлечь эти воспоминания из Дженкинса. Он искренне верит, что провел последние пять лет в тюрьме. Его личность, весь его облик полностью изменились.
— Его нужно держать взаперти.
— А он и заперт, — горячо отвечает второй. — Это головная боль Монтгомери. Пусть она и разгребает.
Моя мама? Я каменею.
— Если правление узнает, что мы сделали… Нам полагается хранить воспоминания. Хранить, а не заменять. Как, черт побери, это вообще могло произойти?
— Это сбой. Все наладится.
— Ну да, не считая того, что теперь парень скачет по времени без возможности остановиться. А что, если он нас найдет? Что, если он нас убьет?
Поверить не могу в то, что слышу, и в то, что они обсуждают это прямо передо мной. Они так взвинчены — видимо, даже не осознают, что они не одни. Если я правильно понимаю, о чем они говорят, моя мама создала серийного убийцу и наделила его способностью прыгать сквозь время вне системы так, что «Перемотка» и правительство не могут за ним проследить.
Да с первого взгляда очевидно, что эта затея незаконна. И глупа.
Лифт останавливается.
— Она сделала это намеренно, — фыркает мужчина. — Я знаю. И должен каким-то образом это доказать.
— Ну, сейчас он хотя бы в коме. Слава богу, нам удалось достать тот шприц прежде, чем он снова прыгнул во времени.
— Если бы мы только могли удерживать его в таком состоянии…
— Если бы…
Двери открываются, и они выходят, а я поднимаюсь на последний этаж в одиночестве. Выхожу из кабины, и ноги тут же утопают в роскошном ковре. Все стены стеклянные, так что я могу разглядеть расположенные в ряд вдоль коридора комнаты для переговоров. Кабинеты внутри маленькие, никаких окон и белых дверей. Я изучаю все таблички с именами, пока не нахожу ту, на которой написано мамино имя. Глубоко, судорожно вздыхаю, поворачиваю дверную ручку и толкаю дверь.
Мама склонилась над компьютером, держа около уха телефон. Ее волнистые волосы взлохмачены сильнее, чем обычно, она тянет вниз то одну, то другую прядь. Вид у мамы ужасно уставший.
— Я уже иду в лабораторию. Ничего не предпринимай, пока я не появлюсь. — Она кладет трубку и поднимает голову. Морщин у нее на лице прибавляется раз в десять.
— Лара?
Вхожу в кабинет и закрываю дверь.
— Похоже, ты очень занята.
Она бросается ко мне и прикладывает запястье ко лбу.
— Ты снова заболела? Что случилось, дорогая? Почему ты не в школе?
— Мне нужно было тебя увидеть. Я соскучилась, мама. — У меня дрожит подбородок, и я ругаю себя за такую эмоциональность, но я не для того нарушила закон путешествий во времени, чтобы она могла работать над каким-то новым девайсом для этой идиотской компании.
Мама печально улыбается и, бережно сжав мой подбородок, целует его несколько раз.
— Ну, это для начала. — Она крепко и тепло обнимает меня, чуть не раздавив в своих объятиях. — Никогда не думала, что ты снова это скажешь, представляешь?
Я кладу голову на мамино плечо. Хочу все ей рассказать, но еще слишком рано.
— Может, пообедаем вместе?
Мама вздыхает:
— Ох, милая. У меня сейчас столько дел, да еще в лаборатории кризисная ситуация.
— Я навещала его, — гневно бросаю я, словно наказывая ее за то, что она ставит работу на первое место. — Навещала папу. В тюрьме, — добавляю я, на случай, если она не поняла, откуда я приехала.
Она все понимает.
Ее глаза вспыхивают огнем.
— Лара Монтгомери…
— Крейн.
Ее эмоции подпитывают мои, я начинаю закипать от возмущения, но мама не отступает. Уперев руки в бедра, она делает ко мне шаг.
— И что? Он сказал что-то, что тебя расстроило?
Я качаю головой:
— Совсем наоборот. Он был очень мил, но… словно незнакомец. Мне нужно знать, ты в самом деле веришь, что он это сделал? В самом деле?
— Его признали виновным, — выплевывает она. Мама, должно быть, ненавидит, что я заставляю ее об этом говорить.
— Невинных тоже осуждают, особенно когда все подстроено.
Мама закатывает глаза:
— Лара, только не говори, что ты опять лазила в Интернет. Я же тебе объясняла, что он скажет все что угодно. Все что угодно, лишь бы выбраться из тюрьмы.
— Думаю, он не врал. Я знаю, что он этого не делал, мама. Знаю.
— Откуда? — Ее вопрос звучит как вызов. — Скажи, откуда тебе это известно?
Я запинаюсь и с трудом сдерживаюсь. Я-то знаю, что хочу ответить.
— Потому что он твой отец, — шепчет мама. — Понимаю, ты никогда не смиришься, но мы ничего не можем с этим поделать, Лара. Что сделано, то сделано. Твой отец виновен, как бы ты не хотела это признавать.
Сердце сильно стучит, и я с трудом втягиваю воздух.
— Почему ты не осталась с ним? Почему?
— Он пытался меня убить.
Крепко сжимаю зубы.
— Ты забрала меня у него. Я помню.
Мамины глаза наполняются слезами.
— Это все, что ты помнишь? А помнишь те убогие квартиры, в которых мы жили? Тот ужас, через который мы прошли в первые месяцы? Судебный процесс? Думаешь, я хотела этого для нас? Не сходи с ума, Лара! Если бы твой отец был невиновен, то в нашей квартире не нашли бы оружие.
— Его подбросили.
Мама с горечью усмехается:
— Да ты же говоришь, как он! Будь я проклята, если ты еще хоть раз с ним увидишься!
Я бью себя кулаком в грудь:
— Я Крейн! В моих жилах его кровь, так что не указывай мне, что делать!
Поворачиваюсь, чтобы открыть дверь, но мама хватает меня за запястье, разворачивает к себе и отвешивает мне пощечину. Пораженная, с открытым ртом, я прикладываю руку к наливающейся болью щеке. Вместо того, чтобы извиниться, мама тяжело дышит, кипя от негодования и выставив верхнюю губу чуть вперед.
— Мы теперь Монтгомери. Все, что мы имеем, все, что мы любим, пришло благодаря этой жизни.
— Тебе действительно стыдно, что ты когда-то была Крейн, так? — шепчу я, осознав весь ужас той правды, что Лара написала в своем дневнике. — И я всего лишь болезненное напоминание о том, что ты когда-то любила Джона. Что мы все вместе жили в обшарпанной квартирке? — Судорожно вдыхаю, собственные слова буквально режут меня заживо.
— Ты правда так думаешь? — спрашивает мама. Ее лицо искажается страданием. — Ты считаешь, что я тебя ненавижу?
— Может быть. — Мои ноздри раздуваются и трепещут. — В прошлом месяце ты не пришла на мой отчетный концерт по танцам. На прошлой неделе пропустила наш обычный завтрак. — И откуда только берутся все эти обиды?
— Работа… — Мамины глаза полны печали, она хмурится.
— К черту работу! — кричу я. — Работа — это не то, что по-настоящему важно. Знаешь, что важно? Я! Майк и Молли важны! Мы обсуждали, какой тебе купить подарок, и знаешь, что они хотели тебе предложить? Подарочный сертификат в спа-центр, потому что они знают, как ты постоянно напряжена. Их воспитывают няньки, в то время как рядом с ними должна быть ты.
— Я и так чувствую свою вину, Лара. И мне не нужно, чтобы ты ее приумножала.
— Тебе и следует чувствовать вину. — Еле сдерживаюсь, чтобы не зарычать. Не могу поверить, что я променяла папу на эту женщину. Мне следовало оставить ее умирать на аллее.
Внезапно я разражаюсь слезами. Плечи вздымаются, и рыдания разрывают мою грудь. Прикрываю глаза и тру их кулаками чуть ли не до дыр. Я ненавижу себя и мечтаю провалиться сквозь землю.
Мамины руки стискивают меня в самом крепком из объятий. Она усаживает меня рядом с собой на диване и ритмично укачивает, словно я маленькая девочка.
— Было намного проще, когда ты была маленькая.
Я смеюсь сквозь боль.
— Мне хочется быть с тобой. Как бы я хотела, чтобы меня было достаточно.
— О Лара! — Ее голос звучит чуть надтреснуто, и я вижу напряжение на ее лице. Ее взгляд устремлен на книжные шкафы, выстроившиеся рядами вдоль стен кабинета. — Дай мне сходить в лабораторию, разобраться там с парой вопросов, а потом мы вместе пообедаем.
— Но твоя работа…
— До вечера никуда не денется, — улыбается мама. — Этого недостаточно, но я не могу ничего изменить, пока не закончу этот проект. — Я киваю, и она, поцеловав меня в лоб, стремительно выходит из кабинета, а я несколько мгновений просто сижу и слушаю шум работающего кондиционера.
Встаю и подхожу к ее столу. Сев в кресло, начинаю рыться в ящиках. Я не обнаруживаю ничего примечательного, но натыкаюсь на несколько фотографий. Сверху их с Джексом свадебное фото. Под ним еще одно — со мной и ребятами. Снимок должен бы вызвать улыбку, но я не улыбаюсь.
Центральный ящик заперт, так что я обращаю все внимание на компьютер. Быстрое движение мышкой убирает экранную заставку. Бросаю взгляд на дверь, чтобы убедиться, что там никого, а потом ввожу пароль, который, как мне кажется, она может использовать — мой день рождения, — но он не срабатывает.
Вздыхаю и в последней отчаянной попытке ввожу день рождения папы. Раздается тихий сигнал, и заставка на экране пропадает. Передо мной открывается идеально чистый голубой рабочий стол, на котором сбоку выстроены в ряд лишь несколько иконок, но мой интерес вызывают не они, а некоторые свернутые на панель задач приложения.
Сначала я кликаю на открытый почтовый ящик и быстро просматриваю всякие письма счастья, картинки с котятами и стандартные рассылки с анекдотами. Как-то многовато для того, кто трудится в поте лица. Но в следующей программе я вижу отчет, над которым она работала. На подложке различаю водяные знаки «Перемотки» с пометкой