– Но как?
– Ты встречался с ведущим специалистом, профессором Мартинесом, – напомнил Холден. – Его тело контролировал один из нас. Его считали гением, человеком, опередившим свое время, а на самом деле он просто не был человеком.
Люди, работающие над темпоральным туннелем, думали, что создают для Альянса абсолютное оружие, которое поможет им одержать верх в грядущем противостоянии. Но они были лишь марионетками в руках высшего разума, который решал свои задачи, и у дорогостоящего проекта была только одна цель – вытащить из прошлого дефектную и потенциально опасную копию одного из регрессоров.
Меня.
Туннель открылся в Белиз, так было безопаснее. Маленькая, ничем не примечательная страна, до которой никому нет дела.
Дальнейшая комбинация показалась бы обычному человеку слишком сложной, но для энергетического существа, способного управлять чужими телами, она таковой не была.
Беглый олигарх, скрывающийся в Белизе от российского правосудия, московский бизнесмен Владимир, жаждавший пообщаться, мой однокурсник Стае, предложивший мне хорошие деньги за поездку на курорт в качестве переводчика… Все это казалось цепью случайностей, а на самом деле было тщательно продуманной операцией регрессоров, у которой была одна цель – доставить меня в Белиз. Туда, где меня ждали Холден и вход в темпоральный туннель.
– Чтобы никто не заподозрил нашего присутствия, все должно было выглядеть естественно, – продолжал Холден. – Мы знали, что в нашем времени ты сразу попадешь в руки СБА, поэтому ты и сам ничего не должен был знать. То, что в тебя сразу вцепился Визерс с его теориями о существовании четвертой расы, оказалось для нас неприятной случайностью.
– Тем не менее вы не торопились вызволять меня из его лап и рассказывать правду, – напомнил я.
– Это было лишним. В настоящем ты уже не представлял такой угрозы, и окончательное решение твоего вопроса могло подождать.
– Как так вышло, что в прошлом я был опасен для вас, а теперь вдруг перестал?
– Представь себе высотное здание, где каждый этаж является определенным временным промежутком. Прошлое – это фундамент, на котором возведено здание, и фундаменту вредны любые потрясения. В прошлом ты мог спровоцировать катастрофу, которая обвалила бы все здание. В настоящем… ну, взорвешь ты пентхаус и часть крыши, остальное-то все равно останется стоять.
– Темпоральный проект накрылся, потому что перестал быть вам нужен? – спросил я. – Вы убили всех этих людей и взорвали платформу, потому что они сделали свою работу и больше не были нужны, так?
– А как нам надо было поступить? Заигрывание с темпоральными полями слишком опасно на этой стадии развития человеческой цивилизации, – заявил Холден. – Они хотели использовать тоннель как оружие. Страшно подумать, к каким последствиям это могло привести.
– Ваши методы так же отвратительны, как и ваши цели, – сказал я.
– Ты просто еще больше человек, чем регрессор, – сказал Холден. – Когда ты станешь таким же, как я, твое мнение может перемениться. Мы делали то, что считали нужным для нас, не больше и не меньше. И человеческая мораль, довольно гибкая и в оригинальном исполнении, на нас не распространяется.
– Наверное, я рад, что вы умираете. Что мы все умираем, – поправился я. – Когда уйдет последний, галактика вздохнет с облегчением.
– Галактика – это просто пространство. Ему нет никакого дела до разумной жизни.
Я затянулся трубкой и попытался успокоиться. Для культурного шока сейчас не самое подходящее время, на рассвете меня ждет небольшое дельце, и мне лучше быть к нему готовым.
– Сколько вас… нас осталось? – поинтересовался я.
Холден пожал плечами:
– Едва ли несколько сотен, и с каждым днем становится все меньше и меньше.
– И что вы намерены теперь делать?
– С тобой?
– И со мной, и вообще.
– А ничего, – сказал Холден. – Пусть все идет, как идет.
– Своими действиями вы поставили три разумные расы на грань катастрофы, – нажал я. – Ты не считаешь, что вы должны что-нибудь предпринять, чтобы это исправить?
– Лично я больше никому ничего не должен, – фыркнул Холден. – И мне нет никакого дела до трех разумных рас. Если бы не мы, двух из них вообще бы не было, а весь Исследованный Сектор Космоса принадлежал Гегемонии Скаари. Скорее всего, через пару веков она и так будет владеть им безраздельно, так что все возвращается на круги своя. Небольшое отклонение, которое мы вызвали, скоро будет сглажено само собой, и история потечет по прежнему руслу.
– То есть ты не чувствуешь за собой никакой ответственности?
– Абсолютно никакой. Наш народ вообще не оперирует такими понятиями по отношению к низшим видам. Я чувствовал некоторую ответственность по отношению к тебе, как к одному из моих сородичей, коих стараниями Визерса осталось очень мало. Именно поэтому я предоставляю тебе ту информацию, которую предоставляю, пусть даже эксперимент твоего прародителя больше не имеет никакого значения. Но это и все.
– А если я попробую что-то предпринять?
– Валяй. Я не попытался бы тебя остановить, даже если бы смог. Но что ты можешь сделать? Скаари не остановят твои увещевания, какие бы сказки ты им ни рассказывал. Ты сейчас – всего лишь человек, и твои возможности сведены к человеческим.
– Один человек может изменить многое.
– Оказавшись в нужном месте в нужное время, – уточнил Холден. – А Левант – это не то место, откуда можно на что-то повлиять. Да и время уже ушло.
– Пока корабли скаари летят, время еще есть.
– Ерунда. Ты продолжаешь мыслить по инерции, мыслить, как человек. Тебе нужно некоторое время на осмысление новой информации. После того, как ты примешь ее, тебе и самому не захочется ничего для них делать. Ты человек лишь потому, что твой предок наблюдал за людьми. С таким же успехом ты мог быть кленнонцем или скаари, и что бы ты в этом случае делал? Вынашивал планы по уничтожению человечества к вящей славе Гегемонии?
– Я не передумаю, – сказал я.
Он ухмыльнулся.
– Наша личность – это сумма наших воспоминаний, – продолжал я. – Я помню только то, что я человек, и мне нет никакого дела до того, что я могу оказаться кем-то еще.
– Взгляни правде в лицо.
– Не хочу.
– Это безумие, – сказал Холден.
– Мир безумен, – отозвался я. – И таким его сделали регрессоры.
– В одиночку ты мир все равно не изменишь.
– Но я готов попробовать.
– Интересно, откуда у тебя взялся юношеский максимализм? – поинтересовался он. – Вроде бы не мальчик…
– Ты не умираешь, Феникс, – сказал я. – Ты уже мертв. Может быть, я и мыслю по инерции, но ты по инерции – существуешь.
– Ты прав, внутри ты не регрессор, – покачал головой Холден. – Так иррационально может мыслить только человек. Но пойми, генерал Визерс перевел игру в эндшпиль. Для того чтобы спасти человечество от вторжения скаари, потребовались бы усилия если не всей нашей расы, то ее значительной части.
– Или десяток Разрушителей, – предложил я.
– Но Разрушителей больше нет, – сказал Холден. – У нас нет абсолютного оружия, нет никаких резервов, которые ты мог бы использовать. Ты один. И один ты уже ничего не сможешь изменить.
История здорово посмеялась над регрессорами. Им нужны были носители, и у них были скаари, но регрессоры захотели большего. А когда это большее появилось, оно мимоходом уничтожило самих регрессоров, и, по иронии судьбы, само в скором времени будет уничтожено скаари.
Круг готов замкнуться.
Скаари вот-вот победят. Они были первыми из трех, и они могут остаться последними.
А человечество, возникшее благодаря играм регрессоров и вопреки логике событий, готово исчезнуть. Естественный ход вещей оказался сильнее всех изменений, которые пытались внести регрессоры. Более того, он оказался сильнее самих регрессоров и нанес им удар, после которого им уже не встать.
Это не жизнь, это сплошная комедия положений и ошибок.
Жаль только, что я так поздно заглянул в сценарий.
– Если ты собрался вздремнуть перед утренней дракой, ты выбрал чертовски странное место, – сказал Риттер, и его голос вывел меня из глубоких раздумий.
Я отпил кофе и посмотрел на него. Да, вне всякого сомнения, теперь это был полковник СБА Джек Риттер, а Феникс ушел. Я уже научился распознавать их. Одно тело, но разные интонации и разные выражения одного на двоих лица.
– Ты даже не спросишь, что пропустил?
– Не спрошу, – сказал Риттер. – Потому что я все слышал. Мой… сосед предоставил мне такую возможность. Более того, мы с ним пообщались, и теперь я знаю все о регрессорах и о твоей с ними связи, – он вздохнул. – А также и о моей с ними связи.
– Ты не шокирован?
– Я умираю. Умирающих трудно шокировать. Ты действительно не знал, что ты регрессор?
– Наверное, я догадывался, – вздохнул я. – Где-нибудь на подсознательном уровне. Мое предвидение будущего, моя память… Странные сны, которые мне теперь снятся. Во сне я все время вижу войны. Я думаю, это прорываются воспоминания о моих предыдущих жизнях.
– Или же это просто сны, а ты подгоняешь их к новой информации, – предположил Риттер. – Впрочем, Феникс не стал от меня ничего скрывать, по крайней мере – ничего важного. Когда у вас один мозг на двоих, трудно что-то утаивать, а лгать, так и вовсе невозможно. Я верю в то, что ты регрессор.
– Я сам верю в то, что я регрессор, – сказал я. – И это самое поганое.
– Увы, сие не дает тебе никакого тактического преимущества. Ты узнал правду, но никаких новых способностей это тебе не принесло.
– Феникс утверждает, что новые способности придут ко мне со смертью этого тела.
– А что толку, если в энергетической форме тебе долго не протянуть?
– Толку немного, – согласился я.
– Ты на самом деле хочешь попробовать остановить вторжение?
– Хочу. Но я еще не придумал как.
– Думаю, я смогу тебе в этом помочь, – заявил Риттер. – Не буду сейчас ничего обещать, но у меня возникла одна идея, и мне кажется, что ее стоит проверить.
– Что за идея?
– Не забивай себе голову, – махнул рукой Джек. – По крайней мере, пока. Сначала тебе нужно пережить это утро и разрулить текущий кризис. Кстати, ты неплохо вывернулся с этой идеей регентства. Если все пройдет гладко, то кленнонцы станут беречь тебя, как зеницу ока.
– В качестве противовеса Джелалу, – согласился я. – Но я не уверен, что это так уж хорошо. Наверняка они постараются вывезти меня с Леванта и посадить под замок, чтобы со мной гарантировано ничего не случилось.
– Если ты собираешься прожить долго, то все сложилось не так уж и плохо, – рассудительно отметил Риттер. – Но если ты намерен вмешаться в ход событий и попытаться остановить скаари, то это обстоятельство может тебе помешать.
– Вот и я о том же.
– Ладно, об этом тоже пока забудь, – предложил полковник. – Я еще не проверил свою идею, она вполне может оказаться пустышкой. А тебе нужно сосредоточиться на драке с Керимом. Будем решать проблемы по мере их поступления.
– Слишком много их в последнее время поступает.
– Лихие времена, – сказал Риттер. – Любопытно было бы почитать, что напишут про этот период в учебниках истории.
– Учитывая, что этот учебник, скорее всего, будут писать скаари, можно легко предположить, что там будет сказано, – хмыкнул я. – Примерно так: «Это было время нашего окончательного триумфа, время, когда мы сокрушили жалких млекопитающих, в огромном количестве расплодившихся по всей галактике и возомнивших о себе невесть что. Время, когда Гегемония наконец обрела единство и стальным кулаком обрушилась на представителей низших форм жизни, время, когда мы огнем и мечом… тьфу ты, огнем и нейродеструктором очистили этот сектор космоса для того, чтобы подарить его нашим потомкам».
– Больше смахивает на агитку, чем на учебник, – отметил Риттер. – Но что-то в этом, конечно, есть.
– Так не должно быть.
– Если мы чего-нибудь по этому поводу не предпримем, то так будет.
Шесть флаеров – три лимузина и три больших транспортника, под завязку набитые имперскими штурмовиками, – опустились на площади перед дворцом калифа.
Нас ждали.
Народу было немного, но камеры, которыми площадь была буквально нашпигована, давали понять, что за происходящим здесь будут следить все три входящие в состав Калифата планеты.
Для высокопоставленных зрителей наскоро соорудили две небольшие трибуны. Большая часть мест была уже занята, пустовал только десяток кресел, предназначенных для кленнонской делегации.
Между двумя трибунами полукругом выстроилась рота «Черных драконов» в парадном обмундировании, но с боевым оружием в руках. Из транспортников высыпали кленнонские штурмовики, которые образовали второй полукруг.
Когда речь идет о высших лицах государства, все должно быть обставлено красиво и торжественно. Даже их смерть.
Особенно – их смерть.
– Пора, – произнес посол Брэдшоу.
– Пора так пора, – согласился я. – Пойдем, окропим бетон красненьким.
Водитель открыл дверцу, и посол вышел из лимузина первым. За ним Реннер. Когда появился я, в свободной белой рубашке, черных штанах и с печатью мужественной решимости на челе, по трибунам прокатился негромкий гул.
Пока Брэдшоу, Реннер и прочие шишки из посольства занимали свои места в ложе, я вышел на середину круга, образованного отборными солдатами двух наших государств. Так заведено с незапамятных времен – претендент выходит на ринг первым.
Вторым в круг вышел главный распорядитель турнира, он же рефери, он же будущий регент. В руках Джелал держал две кривые сабли, и он показал их мне, дабы я мог убедиться в том, что они абсолютно одинаковые.
– Который клинок отравлен? – с ухмылкой поинтересовался я.
– Эксперты из кленнонского посольства проверяли оружие, – оскорбился Джелал. – Вряд ли я сумел бы отравить его за те пять минут, что оно побывало в моих руках, да еще и незаметно для телекамер, которых тут слишком много.
– Только это вас и остановило?
– Конечно нет. Вы полагаете, у меня совсем нет чести?
Не, все-таки на роль великого визиря он не тянет. Коварен? Может быть. Двуличен? Несомненно. Но недостаточно изобретателен, и этот дефект все портит.
Да и чувство юмора у него хреновое. Мог бы и поддержать шутку.
Интересно, а наш разговор телекамеры пишут? Ближайшая стояла сразу за спинами «Черных драконов», метрах в двадцати от нас, и ее микрофон вполне мог уловить нашу пикировку.
И не менее интересно, чей бы клинок отравил Джелал, если бы у него была такая возможность?
Но спрашивать я не стал. Да и некогда было спрашивать, потому что под торжественные звуки фанфар на площади появился Керим ад-Дин. Претендент наконец-то дождался выхода действующего чемпиона.
Насилие – универсальная штука на все времена.
Тысячи лет цивилизации, расселение человечества по космосу, десяток смененных политических строев, а в конце концов все приходит к тому, что двое мужчин вынуждены подтверждать свои права с оружием в руках. То ли история действительно развивается по спирали, то ли цивилизация с ее правовыми и этическими нормами была ошибкой, насмешкой над слезшими с деревьев обезьянами, которые имели наглость вообразить себя разумными существами.
Кто сильнее, тот и прав.
Это было верно для вождей каменного века, и это остается верным здесь и сейчас.
Я был спокоен. Отчасти из-за того, что после сегодняшней ночи откровений Керим превратился в мелкую досадную помеху на пути к другой, более значимой цели, отчасти из-за боевого коктейля, впрыснутого доктором Кинаном и теперь циркулирующего по моим венам.
Калиф тоже наверняка прибег к услугам фармакологов. Запрет на допинг условиями поединка не оговаривался.
Керим смерил меня недружелюбным взглядом из-под густых черных бровей, молча забрал у Джелала одну из сабель и отошел на три шага назад. Для пробы пару раз взмахнул клинком, лезвие со свистом рассекло воздух. Движения у Керима были резкие и уверенные.