– Судя по нашей беседе, она считает, что ей пятнадцать лет, и она собирается поступать в летную школу, – сказал доктор. – Так что я бы предположил, что выпало около двенадцати лет. Она запаниковала, обнаружив себя в нашем обществе, но мне удалось ее успокоить и объяснить ситуацию. В пятнадцать лет она уже знала о криоамнезии.
– Память еще может к ней вернуться?
– Такая возможность существует всегда, – кивнул доктор. – Но я бы на это не надеялся. Сканирование показало, что ее организм уже подвергался криозаморозке меньше чем за год до ее повторного помещения в стазис. Риск в таких случаях возрастает в разы.
Визерс, сукин ты сын. Похоже, что это все из-за тебя.
– Но все же, какова вероятность, что память вернется? В процентном отношении?
– Девяносто процентов за то, что не вернется, – сказал доктор Кинан. – Но послушайте, это ведь не смертельно. Я знал людей, которым приходилось заново учиться говорить, снова идти в школу, практически проживать жизнь наново… Здесь же потребуется всего-навсего восстановить навыки и…
– Она была пилотом, – сказал я. – Такие навыки за месяц не восстанавливаются.
– ВКС Альянса все равно больше нет, – напомнил доктор.
– Вы ей так и сказали?
– Пока нет. Мы рассказали ей, что ее корабль был поврежден, а мы прилетели на сигнал аварийного маячка.
– И она поверила?
– Думаю, что поверила. Но рано или поздно ей придется рассказать правду.
– Я могу ее видеть?
– Как давно вы ее знаете?
– Не с шестнадцати лет.
– Тогда она вас не узнает.
– Я не идиот, доктор. Я прекрасно понимаю, что она меня не узнает.
– Тогда я рекомендовал бы вам отложить встречу. Она пытается примириться со своим новым положением на корабле потенциального противника, и появление человека одной с ней расы может вызвать нежелательный эмоциональный всплеск.
– А если бы существовала вероятность, что она меня вспомнит, этого всплеска бы не произошло? – осведомился я.
– Это зависело бы от того, в каких вы были отношениях. Положительные эмоции ей бы не повредили, но я боюсь, что в нашем случае эмоции будут негативными, а это затруднит процесс дальнейшей реабилитации.
– Понято, принято, – сказал я.
– Скажите, кто проводил прошлую реабилитацию? Я вижу следы кленнонских технологий, что достаточно странно, учитывая род ее занятий.
– Это было в клинике на Веннту.
– Капитан ВКС Альянса в гражданской кленнонской клинике?
– СБА, тайные операции… Вы уверены, что вам так уж нужны подробности?
– Не нужны, – согласился он. – Просто этот вопрос возбуждал мое профессиональное любопытство. Теперь оно удовлетворено.
– Тогда в качестве ответной любезности удовлетворите мое любопытство, – попросил я. – Вы обследовали полковника Риттера?
– Да. Я нахожу его состояние удовлетворительным.
– Он плохо выглядит, чувствует себя еще хуже и жалуется на провалы в памяти.
– Так бывает. Криозаморозка – это сложная процедура, последствия которой могут быть самыми разными. Полковник Риттер не говорил мне, что у него провалы в памяти.
– Наверное, он об этом забыл.
– Команда медиков на вашем корабле действовала с нарушениями инструкции, – сказал доктор. – Особенно это сказалось на первой партии пациентов. Кроме того, в отличие от остальных, полковник Риттер не был абсолютно здоров, когда его помещали в стазис.
– Но ведь стазис придумали как раз для того, чтобы помещать в него тяжелораненых.
– И вам известно, какой процент удается вернуть в строй?
– Нет.
– Чуть больше половины. Остальные в лучшем случае с почетом уходят в отставку и получают пенсию по инвалидности. В худшем… ну, вы понимаете.
– А генерал Визерс?
– Я считаю, что у него нет криоамнезии. Он просто нашел удобный способ не отвечать на неприятные вопросы.
– И сознательно подставил себя под тотальное ментоскопирование?
– Он бы в любом случае его не избежал.
– Это вы говорите как врач или как кленнонец?
– У генерала нет никаких сопутствующих симптомов. Кроме того, криоамнезия обычно затрагивает либо краткий период, непосредственный перед травмой, либо уходит на многие годы назад, как в случае с капитаном Штирнер. У генерала же отсутствуют только воспоминания о последних полутора годах, которые и интересуют адмирала Реннера больше всего.
– Криозаморозка – это сложная процедура, последствия которой могут быть самыми разными, – напомнил я.
– Да, – согласился доктор Кинан. – Но когда эти последствия оказываются такими удобными для пациента, поневоле начинаешь задумываться.
Конечно, он был прав.
Я мало что смыслил в криореанимации, но у меня тоже возникали подозрения, что Визерс симулирует свою амнезию. Возможно, он просто тянет время, возможно, у него возник очередной хитрый план. Визерс был опасным, лживым и изворотливым сукиным сыном, и на моей памяти ему всегда удавалось выходить сухим из воды.
Его планы работали. Не всегда получалось именно так, как он хотел, но это не всегда от него одного и зависело.
– Я могу вам еще чем-то помочь? – поинтересовался доктор, видимо, намекая, что его время не безгранично.
– Я все же хотел бы увидеть вашу пациентку, – сказал я. – Пусть не лично, а на экране. Вы не могли бы это устроить? В медицинском отсеке наверняка должна быть система видеонаблюдения.
– Смотрите. – Доктор развернул монитор в мою сторону и вывел на него картинку.
Камера была установлена в углу, почти под потолком, чтобы охватить все пространство палаты. Кира сидела на кровати, поджав ноги под себя, и по ее лицу текли слезы.
– Вы сказали, что она примирилась со своим новым положением, – сказал я, чувствуя, как внутри поднимается гнев.
– Я сказал, что она пытается.
– Она плачет, – сказал я. – Вы сказали, что мой визит может нарушить ее эмоциональное состояние, но она и так плачет.
– У нее сейчас эмоции пятнадцатилетней девочки, – развел руками доктор. – В таком возрасте слезы – это нормальная реакция на стресс.
– И вы считаете, что просто сидеть и смотреть – это тоже нормально?
– Я могу дать ей успокоительное или снотворное, но это не поможет смириться с реальностью. Она должна принять мир таким, какой он есть, и это может сделать только она сама.
– Вы часто сталкивались с такими ситуациями во время практики?
– В учебниках они описаны достаточно подробно.
– В учебниках? Вы уверены, что вы криохирург?
– Я не криохирург. Но я лучший специалист на этом корабле и в этой части галактики.
– Потому что только у вас есть учебник?
– Криохирурги не служат судовыми врачами на боевых кораблях, – сказал доктор Кинан. – Они сидят в специализированных клиниках на Кленноне и работают с тем, что им привозят. Если бы оборудование на вашем корабле не было автоматизировано, я не думаю, что мы вообще решились бы реанимировать кого-нибудь из вас.
– Может, и не стоило, – пробормотал я.
– Мы обсуждали альтернативы, – сказал доктор. – Криосистему «Одиссея» невозможно демонтировать и перенести на «Таррен», так что нам пришлось выбирать всего из двух вариантов. Или вывести вас из стазиса здесь, или вызывать из Империи буксировщик и тащить ваш корабль на Кленнон. Адмирал Реннер предпочел сэкономить время.
Шелковые простыни, прохладный ночной воздух, просачивающийся под балдахин, длинные рыжие волосы, разметавшиеся по плечам, пухлые губки, неподдельная тревога в зеленых глазах.
– Когда выступает твой полк?
– Завтра. Утром я уйду, и в следующий раз мы увидимся только после войны.
– Ты вернешься?
– Конечно, любимая. Я всегда возвращаюсь.
– Жиль, я так боюсь за тебя… Я боюсь, что тебя убьют или покалечат…
– Не покалечат. И уж тем более не убьют.
– Говорят, что испанцы свирепы в бою.
– Я не боюсь испанцев. Тебе что-нибудь привезти из Мадрида?
– Не надо мне ничего. Только возвращайся сам. Я буду волноваться…
– Волнение – это плата за любовь к мушкетеру, – сказал я. – Сама виновата. Влюбилась бы в какого-нибудь лавочника, и жизнь твоя стала бы намного спокойнее. Да они и более практичный народ, эти лавочники…
– Ты смеешься надо мной? – Она шутливо ткнула кулачком мне в грудь.
– Ты так очаровательна, когда злишься…
До утра мы наговорили друг другу еще кучу банальностей. Даже несмотря на то, что разговаривали мы не все время, что оставалось до рассвета…
– Мне очень жаль, что так получилось, – сказал Реннер, когда мы пили кофе на следующий после моего посещения медотсека день. – Если ситуация с девочкой не улучшится, я постараюсь как можно лучше позаботиться о ее судьбе.
– На Кленноне? – спросил я. – И что же вы можете ей предложить?
– Пока не знаю, – признался он. – Но думаю, когда все станет яснее, мы сможем подобрать приемлемый вариант. Моего влияния для этого хватит.
– Посмотрим, как все пойдет на Леванте, – сказал я. – Если там окажется достаточно безопасно, я предпочел бы его. Все-таки это человеческая планета. Сила тяжести и все такое…
– И нет кленнонцев вокруг, – закончил за меня Реннер.
– Вы же знаете, лично у меня нет никаких предубеждений, – сказал я. – Но те, кто вырос на пропаганде Альянса…
– Да, я знаю. Империя – это враг номер один.
– А что о вас думают на бывших территориях Альянса в настоящее время?
– Полагаю, что ничего. У них есть проблемы поважнее. Да, и если уж мы заговорили о проблемах и врагах, то я хотел бы узнать о Кридоне.
– А что с Кридоном?
– Вы – единственный человек, кто разговаривал с ним. Один из немногих, кому вообще довелось побывать на внутренних планетах Гегемонии.
– Вы хорошо изучили мое прошлое.
– Я всегда старательно делал домашние задания.
– Но я не могу рассказать ничего интересного, – сказал я. – Там всегда было темно, и рассмотреть ничего толком не удалось. А Кридон… у нас состоялась беседа, в которой он сравнил меня с пылью. Он вообще не слишком высокого мнения о человечестве, знаете ли.
– О чем вы беседовали?
– Он принял меня не за того парня, – сказал я. – На самом деле ему нужно было поговорить с Фениксом. Или это вообще была часть какой-то очередной комбинации Визерса.
– Да, наследие Визерса нам придется разгребать годами, – согласился Реннер. – Специалисты сейчас разбирают массив его воспоминаний и чуть ли не каждый день натыкаются на микросенсации. Генерал был хорошим специалистом… даже жаль…
– Как вы намерены с ним поступить?
– Через полчаса у меня сеанс связи с императором, и мы как раз собирались обсудить этот вопрос, – сообщил Реннер. – В любом случае в этом секторе космоса нам уже делать почти нечего. Сегодня закончим дела, а завтра совершим первый прыжок в сторону Леванта.
Ура-ура. Прощай, отдаленный закоулок галактики. Леха Каменский снова отправляется навстречу опасностям. Здравствуйте, новые проблемы.
Но прежде чем мы улетели из этого сектора пространства и отправились на Левант, произошло еще одно событие, о котором я не могу не рассказать.
После полудня ко мне заявился юный энсин Бигс и попросил меня одеться в самый приличный из имеющихся в моем распоряжении костюмов. Конечно, он свою просьбу сформулировал немного не так, но суть от этого не изменилась.
Самым приличным и подходящим мне по размеру нарядом оказалась полевая форма офицера ВКС Альянса со знаками различия, принадлежавшими артиллерийскому капитану. Спарывать нашивки было некогда, поэтому я мысленно поздравил себя с производством в офицеры и переходом из пехоты в более престижный род войск.
Убедившись, что я выгляжу, как подобает, одетый в парадный мундир энсин Бигс проводил меня на причальную палубу «Таррена Первого». Техники расставили «москитный флот» вдоль стен, высвободив в центре помещения довольно значительный кусок пространства.
Вдоль одной стороны этого свободного прямоугольника был построен практически весь экипаж «Таррена Первого». Все в парадной форме, все с серьезными выражениями на лицах. В начале строя стоял штурм-лейтенант, державший в руках древко с кленнонским флагом. Мгновением позже я рассмотрел доктора Кинана, стоявшего во втором ряду офицерского корпуса. Остальные лица, что неудивительно, оказались мне незнакомы.
Юный энсин Бигс указал, где мне встать, и умчался занимать свое место.
Мне досталась позиция в самом конце, за построениями техников и рядовых. Впрочем, из-за разницы в росте я все прекрасно видел. Странно, что меня вообще позвали на какой-то официальный кленнонский ритуал… Увидев приготовления, первым делом я подумал о церемонии награждения, но кого и за что тут могли награждать?
Грянул торжественный имперский марш, под звуки которого появился Реннер в форме адмирала. За ним шли двое оруженосцев со штандартами. На одном был изображен герб Империи, на другой, очевидно, собственный герб новоиспеченного герцога.
Реннер остановился перед строем, поприветствовал солдат и заложил руки за спину. Оруженосцы со штандартами тут же замерли и принялись изображать статуи.
Наступила полная тишина. Не, на вручение наград происходящее совсем не похоже.
Шаги на замершей в ожидании причальной палубе звучали особенно гулко. Сначала были только шаги, а потом перед нами появился генерал Визерс, которого сопровождали двое штурмовиков в легкой броне. Руки генерала были скованы за спиной.
Сол остановился в полутора метрах от адмирала. По Визерсу и не скажешь, что его достали из холодильника в одно время со мной, а потом постоянно подвергали допросам и ментоскопированию. Выглядел он бодрячком.
Реннер медленно повернулся в его сторону и заговорил.
– Генерал Сол Визерс, – торжественно сказал он. – Голосом Императора я обвиняю вас в преступлениях против разумных существ, военных преступлениях, массовых убийствах и препятствовании правосудию. Признаете ли вы себя виновным?
Похоже, судопроизводство, которое практиковали в Империи, было упрощено до предела. Ни адвоката, ни прокурора, только обвиняемый и Голос Императора… Это у них всегда так происходит или сегодня нам суждено лицезреть исключительный случай? Наверное, так и есть. Обстоятельства-то исключительные.
– Я многого не помню, – сказал Визерс. – Но предъявленные мне улики не оставляют места для сомнений. Да, я признаю себя виновным.
Толпа выдохнула.
– Голосом Императора вы приговариваетесь к смерти, – сказал Реннер и отвел руку назад.
Кленнонец, державший штандарт с его гербом, что-то вложил в ладонь адмирала.
Происходящее напоминало мне плохой спектакль. Словно все участники представления заранее знали, что должно произойти, и играли роли, произнося загодя написанные реплики. А плохим этот спектакль был потому, что на лицах актеров абсолютно отсутствовали эмоции. Визерса приговорили к смерти, неужели это ему безразлично? Реннер готовится совершить акт возмездия, почему же ему все равно?
– Я согласен с приговором, но я прошу об отсрочке, – сказал Визерс. – Своей жизнью и дальнейшей деятельностью я постараюсь хотя бы частично искупить свою вину. У меня есть сведения, которые могут принести пользу Империи.
Дисциплинированность кленнонских военных давно уже стала легендой, но после слов генерала по строю пронесся недовольный рокот. На какой-то момент сие тихое возмущение заставило меня поверить, что генерал выкрутится и на этот раз, что он уже заключил сделку с адмиралом Реннером или, чем черт не шутит, с самим Тарреном Вторым, и сейчас они просто разыгрывают перед нами необходимое по сценарию действо. Это бы объяснило, почему генерал так спокоен…
– Прошение отклонено, – произнес Реннер.
На лице Визерса не дрогнул ни единый мускул.
Предмет, вложенный в ладонь адмирала, оказался рукоятью силового меча. Реннер нажал на кнопку, активирующую лезвие, слабо подсвеченное красным, и направил меч в сторону от себя.
Неужели он собственноручно исполнит роль палача и собирается казнить Визерса здесь и сейчас? В таком случае Имперское правосудие не только упрощено, но и быстро на расправу.