– Ты, если что, Светке скажешь, что, мол, погиб геройской смертью, людей спасая.
– Сам ей расскажешь, какой ты герой. Олег! – повысил голос Чужинов, добавив в него требовательности.
– Все, все. А скажи… – начал он, но взглянув на Глеба, отчаянно ринулся с тополиной ветки вниз, изо всех сил уцепившись в обрезок черенка лопаты.
Как и ожидал Чужинов, веревка под весом Олега сильно растянулась. И все же расчет оказался верен: угла наклона хватило, хотя последние несколько метров до церкви Гуров бежал уже по земле, часто перебирая ногами. Было отчетливо слышно, как лязгнул на входных дверях засов, сама она распахнулась почти наполовину, мгновение – и Гуров скрылся в церкви.
Глеб повел стволом вправо-влево, безрезультатно пытаясь обнаружить цель, закинул карабин за спину, ухватился за перекладину, когда за его спиной звонко лопнуло стекло в окне второго этажа детского сада. С каким-то утробным криком Чужинов бросился вниз, как наяву представив, что в него вгрызаются зубы твари. Сзади послышался треск ломающихся веток, и вслед за этим звук падения тяжелого тела почти с десятиметровой высоты. Вероятно, этого оказалось мало, потому что из окна церкви хлопнул выстрел, а вслед за ним и другой.
Земля встретила Чужинова жестким ударом в ноги еще до того, как он отпустил перекладину. Его повело в сторону, но он, даже не пытаясь удержать равновесие, перекатился через плечо, срывая карабин, и застыл на полусогнутых ногах, наведя ствол на неподвижную тварь, чтобы тут же направить его влево, откуда доносился топот множества ног.
– Сюда! – прокричали ему из приоткрытой двери церкви, и он понесся, слыша приближающиеся звуки ударов лап ли, ног по асфальту и один за другим несколько выстрелов.
В церковь Чужинов влетел нырком, чтобы, еще лежа, повернуться лицом к двери, держа оружие наготове. Хлопок закрывшейся створки совпал с сильным ударом по ней снаружи.
– Хрен-то там вы угадали! – Тот самый человек, с которым Глеб переговаривался с крыши детского сада, со звоном задвинул засов и одним прыжком оказался у окна сбоку от входа.
Почему-то Глеб считал, что им сразу же начнут задавать вопросы о том, кто они, откуда, что творится в мире, когда услышал:
– Мужики, курить есть?
– Нет. Вода есть, консервы. – Чужинов даже немного растерялся, настолько неожиданно прозвучала просьба.
– Такого добра у нас и у самих завались. Табачку бы, который день уже без него, – страдальчески поморщился мужик, худой, носатый и с темными взъерошенными волосами.
– У меня есть, – сообщил вдруг Гуров. – Правда, без фильтра. – И, покопавшись в рюкзаке, вынул несколько пачек «Примы», ровно столько, сколько уместилось в ладони.
– Живем! – обрадовался мужик, принимая подарок обеими руками.
Сигареты Глеб видел в том доме, где им поневоле пришлось заночевать: у бывшего его хозяина имелся немалый запас, но ему даже в голову не пришло захватить их с собой. В отличие от Гурова, хотя курящим его Чужинов последний раз видел позапрошлой ночью в лесу, в гамаке.
– Леха, постеснялся бы, все-таки божий храм, – пристыдил худого курильщика человек в камуфляжных штанах и жилете на голое тело, тот, кто захлопнул дверь за Глебом.
– Андреич, да я не буду прямо здесь, на колокольню поднимусь, а затем на крышу, – уже на ходу сообщил человек, успевший рассовать пачки по карманам, а одну сигарету даже сунуть в рот.
В церкви стоял полумрак, но одного беглого взгляда было достаточно для того, чтобы понять: она долго пустовала и только недавно в ней затеяли ремонт. Сдвинутые в угол леса, бочки, штабель досок, бумажные мешки с цементом, специфический запах, – все говорило именно за это.
– Как будто на крыше уже не церковь, – пробурчал вслед уходящему тот, кого назвали Андреичем, и тут же обратился с вопросом сам: – Может, у вас и патронами поделиться возможность есть? – После чего, поправив на груди карабин, погладил его ладонью по ствольной коробке.
Вот теперь Глеб оружие признал. «Вепрь» двенадцатого калибра, «Молот», с укороченным стволом.
«Хрюшковод», – усмехнулся про себя Чужинов. Так называют владельцев «Вепрей», что, впрочем, достоинств ни самого оружия, ни его обладателей нисколько не умаляет. Магазин, судя по размерам, на восемь патронов, и тюнинг неплохой: приклад, цевье поменяно, установлена передняя рукоять, фонарь – почти полный комплект, разве что коллиматора не хватает.
– Много нет, но штук двенадцать дам. Только подойдут ли по донцу? И с навеской сам разбирайся.
Жалко не жалко, но поделиться придется: им вместе отсюда выбираться, а от карабина толку будет больше, чем от его обреза.
– Правда?! – Похоже, тот не обратил внимания на предупреждение Чужинова и обрадовался не меньше любителя подымить. – Ты даже не представляешь, как меня выручишь, – всего три штуки осталось.
Он поглядывал на Чужинова с явным нетерпением, и Глеб не стал тянуть, отсчитав двенадцать штук из тех семнадцати, что у него остались. Затем, подумав, добавил еще один: пусть будет на два магазина ровно.
– Прокоп меня зовут, – как бы между прочим сообщил владелец «Молота», досылая патрон в казенник. После чего, удовлетворенно хмыкнув, потянул затвор, извлекая патрон, чтобы ловко поймать его в воздухе.
– Глеб, – представился Чужинов. – А второго… – Он нашел взглядом Гурова, чтобы обнаружить его уже о чем-то разговаривающим с симпатичной светловолосой девушкой, – Олегом.
– Представь, я из него без малого тысячу патронов по мишеням выпалил. – Прокоп набивал магазин. – Как бы они сейчас пригодились! Вот и жизнь легче казаться начала, – заявил он через некоторое время, с щелчком отпустив затвор и ставя карабин на предохранитель. – Жаль, что второго магазина нет, захватить времени не было. Пошли, я тебя с остальными познакомлю. Михалыч! Спустись, видишь же, гости у нас, – глядя вверх, громко позвал он кого-то, явно не Леху, вероятно, приканчивающего вторую, а то и третью сигарету подряд.
– Это моя жена, Лена. Лена, это Глеб. – Прокоп подвел Чужинова к молодой женщине, сидевшей с грудным ребенком на руках.
Поначалу Чужинов принял ее совсем за девчонку, но, приглядевшись, обнаружил, что Лене никак не меньше двадцати пяти, полумрак молодит всех. И тем не менее разница в возрасте у нее с Прокопом, на взгляд, была лет пятнадцать.
Женщина кивнула, улыбнувшись, баюкая на руках малыша. Кивнул и Чужинов, не найдя что сказать. Дежурная фраза – «очень приятно» – к ситуации не подходила совсем.
Следующей тоже была женщина, лет пятидесяти пяти, одетая в домашний халат, тапочки с помпончиками, и с седыми волосами, собранными узлом на затылке.
– Екатерина Семеновна, – представилась она. И сразу же поинтересовалась: – Кушать хотите?
– Спасибо, пока нет.
Есть не хотелось, впрочем, как и пить. Хотелось другого, какой-то определенности, что ли. Вот оказались они с Олегом в церкви, по дороге твари их раза три чуть не порвали, и что в итоге? А ничего. Никаких расспросов, что же творится там, в большом мире. Как будто к ним каждый день кто-нибудь в гости захаживает с последними новостями. Хотя, возможно, именно так все и обстояло.
– Оля, – представилась собеседница Гурова.
Ольга очень походила на жену Прокопа – Елену.
«Вероятно, сестры. Причем либо двойняшки, либо разница в возрасте совсем невелика», – подумал Глеб.
Ольга, в отличие от своей сестры, одетой в джинсы и блузку, была облачена в шорты и футболку, явно домашние.
За спиной послышались шаги двух человек. Вернулся Леха, явно умиротворенный долгожданной встречей с никотином, а рядом с ним шагал тот, которого Прокоп назвал Михалычем.
Михалыч был самым старшим среди людей, нашедших убежище в церкви. Лет под шестьдесят, с морщинистым лицом, в клетчатой рубашке с закатанными до локтей рукавами, пузырящихся на коленях трениках и тоже при оружии.
«Тридцать второй калибр, – взглянул на его курковую одностволку Чужинов. – Везет мне в последнее время на раритеты».
Глеб пожал его на удивление крепкую руку, после чего Михалыч направился к Екатерине Семеновне, присел рядом с ней и приобнял за плечи.
«Жена, – решил Глеб. – Вон как она к нему прильнула».
– Алексей, покажи свой ствол, – обратился Чужинов к Лехе.
Оружие у того чем-то напоминало винтовочный обрез, но присутствовала мушка, калибр не тот, еще и откидной приклад. Такой модели Глебу видеть прежде точно не приходилось.
– Держи, – охотно протянул ствол Леха.
Чужинов повертел его в руках, приложился, целясь через окно куда-то вдаль. Со сложенным прикладом длина около полуметра, массивная рукоять затвора, коробчатый магазин.
«С него и с одной руки стрелять можно, – примерился он, убрав приклад. – Если, конечно, убрать механизм блокировки».
– Это ТОЗ-106, – сообщил Леха, принимая ружье обратно. – Знаешь, как его называют?
Чужинов отрицательно качнул головой: откуда?
– «Смерть председателя», – улыбнулся Леха.
И действительно, со сложенным прикладом ружье формой очень напоминало обрез трехлинейной винтовки Мосина, так любимый кулаками, разве что пистолетная рукоять была не в тему.
– Калибр двадцатый?
– Ага. Бьет, кстати, ниче так. Метров с сорока точно в яблочко, если нормальной пулей. Картечью, конечно, поменьше. Четыре заряда. Правда, патронов у меня всего пять штук осталось.
«Сорок метров, это, безусловно, серьезная дистанция», – скептически подумал Чужинов, вслух же, обращаясь к Прокопу, сказал:
– Отойдем, поговорить надо.
Отошли в сторону, подальше от женских ушей. Иные ответы, которые собирался получить Чужинов, возможно, были не для них.
– Участвовал?
Интересоваться, служил ли, глупо. Такие татуировки для красоты не делают, чревато. Попадется знающий человек, туфта сразу наружу вылезет, а спросят строго, сам у себя ее сведешь, первым, что под руку попадется. А не попадется, зубами грызть заставят, тут все серьезно.
– Приходилось.
Где именно и когда, Глеб тоже спрашивать не стал: захочет – сам расскажет, если посчитает нужным.
– Двадцать вторая гвардейская, разведрота. – И собеседник взглянул на него испытующе.
Чужинов кивнул: знаю, мол, о ком и о чем идет речь. Общих знакомых искать не стал из-за разницы в возрасте, столько времени прошло. Хотя эти ребята однажды здорово им помогли. Вот уж он никогда не думал, что сумеет с ПКМ с одной руки стрелять, да еще и с почти стокилограммовым телом капитана Викентьева на плече. С другой стороны, нужда заставит, и из АГС[25] с рук палить начнешь, был такой случай. Правда, не с ним самим и задолго до того, как Чужинов узнал, что это такое вообще и как этим пользоваться.
В горах все иначе, там кто выше, тот и сильнее. И произошло все это на стыке трех государств. Хотя какие там могут быть границы в теснинах, где глянешь вниз – и дух захватывает, а поднимешь голову вверх – шапка сваливается, там рубежи разве что на карте обозначены.
Горная долина, и попасть в нее можно было только по узкому карнизу на краю бездонного ущелья, простреливаемого на всю длину. Лагерь, прижавшийся к отвесной каменной стене в глубине ее. Грамотный такой лагерь, черта с два его обнаружишь, пока не приблизишься вплотную. И люди в нем подобрались соответствующие, сплошь инструкторы. Собери у них паспорта, если бы при них таковые имелись, всю географию Ближнего Востока и Северной Африки, да и не только, по ним выучить можно было бы без всяких проблем. И в чем самая сложность – по воздуху никак туда не добраться, иначе покончить со всеми ими хватило бы одного захода «Крокодила» или того же «Грача»[26].
Группу капитана Викентьева вертушка высадила километрах в семидесяти от цели. По-хорошему – один марш-бросок. Да только ушло у них на этот путь четверо суток почти непрерывного карабканья по скалам. Но задачу они свою выполнили, причем с гарантией, попутно объяснив обосновавшимся там «псам войны», что воевать за родину и просто за деньги – понятия взаимоисключающие.
Обошлось без потерь, и даже «трехсотый»[27] был всего один, но на обратном пути группу и прижали. Причем прижали со знанием дела, в самом неподходящем месте. Натасканные горные волки некоего порубежного государства, бывшего некогда частью могучей империи, но однажды решившего, что дальше ему с ней не по пути. Вот тут-то и пришли им на помощь парни из разведроты двадцать второй гвардейской бригады, иначе бы все, каюк.
Прокоп продолжал смотреть на него, как будто бы ожидая чего-то, и Чужинов сказал:
– Должок у меня перед одним из ваших пацанов. Он мне, без всякого преувеличения, жизнь спас. – И уже больше для себя, вполголоса, добавил: – Игорь Барышников его зовут.
– Да ты что?! – Прокоп ухватил его за плечи. – Такой верзила белобрысый? С Ростова родом?
Глеб кивнул: именно он.
– Да это же братан младший моего армейского другана Андрюхи. Я как раз у него гостил, когда Игореху в армию забирали, даже на проводины угодил. Тот все переживал, что его куда-нибудь в артиллерию или танкисты заберут. Мы с Андрюхой даже к военкому ходили, чтобы Игоря куда надо отправили, как будто от военкома много зависит. – Прокоп хмыкнул, вспоминая: – Другие за бабки от армии отмазываются, а мы, придурки, наоборот, предлагали, чтобы все путем было. Нет, ну надо же, а?!
Затем, взглянув в окно, вероятно вспомнив, где они и что с ними, посерьезнел.
– Чего хотел-то, Глеб?
Чужинов, в свою очередь, сам посмотрел в окно, где виднелся верх красивого кирпичного забора, а вслед за ним и дом, тот, что показался ему немного вычурным, после чего обернулся на звук шагов. К ним приближались все трое мужчин: Олег Гуров, Леха и Михалыч.
– Не помешаем? – еще издали поинтересовался Леха, на что Глеб с Прокопом синхронно пожали плечами, с чего бы.
Уже на подходе Гуров задел локтем стоявшее на лесах ведро, которое с грохотом упало на каменный пол.
– Всем миром на ремонт деньги собирали, а тут такое произошло, – отчего-то начал объяснять Прокоп.
– Да ты не скромничай, Андреич, считай, ты все деньги и вложил. – Прокоп и Алексей были ровесниками, но тот называл его только по отчеству.
– Да что-то стыдно мне стало. – Похоже, Прокоп и впрямь немного смутился. – Такие хоромы отгрохал, – указал он на дом, видневшийся в окне, – а тут рядом храм стоит, уже столько лет в запустении, не по-людски как-то. Ну да ладно, что ты все-таки хотел?
– Давно здесь обитаете?
– С седьмого числа.
Седьмое августа – суббота, день, когда Чужинов впервые и повстречался в усадьбе Вылково с тварями. Больше недели уже прошло.
«Как там Настя? – сразу же вспомнил о девушке Глеб. – Вообще-то о нас еще не должны начать беспокоиться, но сами-то они как? Справятся, – утешил он себя. – Внутрь тварям не попасть, а не выходить наружу без крайней нужды, надеюсь, ума хватит, несколько раз предупредил, чтобы не расслаблялись».
– Повезло, можно сказать, – продолжил Прокоп. – Я как раз собирался в один заветный овражек съездить, пострелять от души. Тихонечко так встал, чтобы Ленку не разбудить, двери открываю, а на меня эти гадины несутся. Благо рефлексов не растерял, да и недаром, оказывается, держал себя в тонусе. – Он провел ладонью по стволу карабина. – Я дверь захлопнул и наверх, к Ленке. Бегу, а там, наверху, какой-то шум, грохот. – Даже сейчас, когда прошло столько времени, при воспоминании лицо Прокопа заметно побледнело. – Чуть по стенке не растекся, когда увидел, что с ними все в порядке, – она спросонья, услышав выстрелы в доме, столик опрокинула. Только расслабиться не получилось: внизу звон разбитого стекла, топот, причем явно не людской. Дверь кроватью подпер, стою соображаю, что дальше-то делать. А за дверью шум, потом удар такой, что дверь вместе с коробкой чуть не вылетела.
– А как сюда попали?
– По мансарде на крышу, до края добрались, смотрю, а там уже Михалыч с ними вовсю воюет. Тут и Леха к нему присоединился. В общем, чудом добрались, благо что дверь не на замке была, иначе бы все мы не успели в церковь заскочить. Вот и кукуем здесь уже восьмой день.