Однако реакция Марко на мои безрассудные слова меня несколько обескуражила. Он еще пару минут спокойно изучал названия книг, будто не услышал, что я ему только что сказала. Затем обернулся и прислонился спиной к шкафу, сделав изрядный глоток из бокала.
— Ты смелая девочка, Катарина, — проговорил он, чуть склонив голову и внимательно глядя на меня. В висках пока еще слабо закололо, предупреждая, что он пытается исподволь прочитать мои мысли. Впрочем, неприятное чувство сразу же пропало, будто он не желал делать мне больно. И мужчина продолжил: — Сколько тебе лет? Шестнадцать?
— Скоро будет, — мрачно ответила я. — Через два месяца.
— А ты оптимистка. — Марко улыбнулся, правда, его глаза при этом остались ледяными. — Знаешь ли, эти два месяца еще надо прожить.
После этого замечания я совершенно растерялась и насупилась пуще прежнего. Что он хочет? Напугать меня? Тогда это у него получилось просто великолепно и без особых усилий!
— Дядя, — совершенно убитым голосом произнес Фабион, — ну зачем ты так?
— Будешь вмешиваться в наш разговор — выгоню, — спокойно предупредил его Марко. — Ты и без того чрезмерно отличился. И у меня с тобой будет отдельная серьезная беседа. А пока — сиди и помалкивай. Ясно?
Фабион нехотя кивнул и съежился в кресле, словно став меньше ростом. Я невольно даже посочувствовала ему. Видимо, его дядя не отличается особым тактом, если позволяет себе выговаривать племяннику в присутствии посторонних. Да и вообще, на редкость омерзительный тип.
— Думаешь, насколько я отвратителен? — каким-то невероятным образом угадал мои мысли Марко, сделав еще один глоток зеленоватой полынной настойки.
Я невольно потерла лоб, гадая, как ему удалось залезть мне в голову — виски ведь не ломило. Затем посмотрела ему прямо в глаза.
— Да, вы абсолютно правы, — спокойно призналась я. — Я думала именно об этом. Наверное, при этом выражение моего лица было слишком красноречивым. В таком случае приношу вам свои искренние извинения. Не хотела вас обидеть гримасой отвращения.
Фабион побледнел от моей тирады, вскинулся было что-то сказать, но тут же сник, вспомнив суровое предупреждение дяди. Вместо этого приятель принялся самым неприличным образом грызть ногти, с ужасом уставившись на дядю и ожидая его реакции на столь вопиющее проявление непочтения.
Затихла и я, судорожно соображая, не перешла ли невидимую грань дозволенного и не нанесла ли уважаемому гостю откровенного оскорбления, которое он будет не в силах простить.
«Возьми себя в руки, Катарина, — встревоженно посоветовал внутренний голос. — Ты не в том положении, чтобы дерзить. Успокойся и постарайся быть более любезной. В конце концов, ты милая домашняя девочка. По крайней мере, тебя хотят такой видеть. Вот и будь ею».
Марко тем временем очнулся от секундного ступора, вызванного моей репликой. Одним глотком осушил бокал до дна и неторопливо отправился к барному столику за добавкой.
— Поразительно, — обронил он, поравнявшись со мной, — деточка, ты или слишком глупа, или до безрассудства отважна, что в принципе одно и то же. Ты все больше и больше привлекаешь мое внимание. Только не вздумай загордиться. Это не очень хорошо в твоем положении.
— Простите. — Я постаралась, чтобы в моем голосе прозвучало достаточно испуга и смирения. — Саэр Марко, извините меня. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, я слишком переживала все эти дни, вот и принялась болтать всякую чепуху. Нервы на пределе. Давайте начнем разговор заново, словно этих глупостей не было! Пожалуйста!
Со своего места я прекрасно видела, как Фабион после этого немного расслабился и перестал сжимать многострадальные подлокотники кресла, которые едва не оторвал от волнения. Марко же сделал вид, будто ничего не услышал. Замер над столиком, выбирая себе напиток и явно не желая возвращаться к полынной настойке. Затем щедро плеснул себе из пузатой ярко-красной бутылки — и по комнате поплыл тягучий сладкий аромат роз.
— Чудесно, — пробормотал он, с нескрываемым подозрением принюхиваясь к бокалу. Правда, я так и не поняла — относилось ли его замечание к моей просьбе или же к оценке аромата нового напитка. После чего посмотрел на меня и благодушно взмахнул свободной рукой. — Ну-с, милая саэрисса, я вас внимательно слушаю.
— А что я должна говорить? — с опаской поинтересовалась я.
— Я не знаю. — Марко пожал плечами. — Все что угодно. Например, расскажи мне, почему у тебя нервы на пределе. Насколько я понял, ты переживала все эти дни. Чувствуешь за собой вину?
— Конечно. — Я грустно улыбнулась. — Так или иначе, но именно я кинула тот проклятый кинжал, который убил Реану. Наверное, я до конца жизни буду обречена видеть этот момент в ночных кошмарах.
— Тебе мешают спать кошмары? — оживился Марко. — Давно они начались?
Я прикусила язык, сдерживаясь от невыносимого желания вспомнить вслух несколько особенно грязных ругательств Иргана. Н-да, дядя Фабиона — чрезвычайно тяжелый собеседник. Катарина, тебе придется быть очень осторожной и следить за каждым словом, поскольку он любую случайную реплику с легкостью обернет против тебя же.
— Я действительно видела неприятные сны, — медленно проговорила я, тщательно подбирая каждое слово. — Сразу после гибели Реаны несколько ночей мне было тяжело засыпать. Я постоянно прокручивала тот момент в голове и гадала — как можно было бы изменить произошедшее, если повезет вернуться в прошлое.
— И как? — Марко глянул на меня сквозь рубиновую жидкость, плескавшуюся в бокале. — По прошествии времени ты нашла другой выход из той ситуации?
— Какая разница? — Я позволила себе огорченную гримасу. — Сделанного не воротишь. Реана мертва, и этого уже не изменить.
Марко пригубил бокал, не отрывая от меня испытующего взгляда. Видимо, новый напиток пришелся ему не по нраву, поскольку он скривился и поставил бокал обратно на столик.
— Гадость какая! — вполголоса посетовал он. Задумчиво прошелся по комнате, сложив за спиной руки.
Я наблюдала за ним со сложной смесью ужаса, раздражения и какого-то непонятного внутреннего возбуждения. И последнее чувство, если честно, сильно удивляло меня. Я прекрасно понимала, что именно от Марко Шаорраша зависит не только моя дальнейшая судьба, но и сама возможность остаться в живых. Однако предстоящий непростой разговор по непонятной причине заставлял меня трепетать от нетерпения. Марко был достойным противником. Куда уж пятнадцатилетней девчонке с ним тягаться. Но почему-то мне было очень весело и безумно страшно.
— Что ты ощутила, когда Реана погибла? — спросил Марко, остановившись напротив окна. Глянул на меня сквозь отражение стекла. — Радость, облегчение, быть может, огорчение?
— Скорее, все сразу, — честно ответила я. — Я думала, что мы обречены. Фабион почти проиграл схватку с Реаной. Она была намного сильнее его. Я понимала, что после того, как она расправится с ним, настанет очередь и остальных. Вряд ли Реана хоть кого-нибудь оставила бы в живых. Ну кроме ее сообщницы Ольгетты, и то не факт. В тот момент я была очень напугана и почти не соображала, что творю. Я понимала, что необходимо помочь Фабиону, но как? Взгляд упал на нож, вот я и кинула его, надеясь, что это даст ему хотя бы секундное преимущество.
— Нет, ты не поняла. — Марко обернулся ко мне и приподнял палец, останавливая мой рассказ. — В тот момент, когда нож вонзился Реане в грудь, что ты почувствовала? Не раньше, когда осознавала, что на грани гибели, не потом, когда опасность миновала. А в тот миг, когда поняла, что убила сестру?
Я нахмурилась, мыслями невольно вернувшись в ту жуткую ночь. Опять услышала свист разрезаемого лезвием воздуха, свое удивление, когда нож около самой земли вдруг взмыл вверх и без особых проблем преодолел защиту Реаны, ее болезненный, тихий вздох, когда он пронзил ей сердце. Что тогда я чувствовала?
— Радость, — чуть слышно призналась я. — Я ощутила радость. Реана была врагом, хотела убить меня и Фабиона. Когда я поняла, что опередила ее, то готова была плясать от счастья.
— Катарина, — испуганно выдохнул Фабион, покоробленный моими слишком опасными откровениями.
— Все в порядке, — заверил его Марко, спрятав понимающую улыбку в уголках губ. — Фабион, мальчик мой, Катарина — умная девочка. Откровенность — это наилучшая тактика при разговоре со мной. Я все равно обо всем узнаю. Рано или поздно, так или иначе. И она это прекрасно понимает. Правда ведь?
Я неопределенно пожала плечами, приняв его последний вопрос на свой счет. Потерла виски, в которых не проходила непонятная изматывающая ломота. Что он делает? Если пытается прочесть мои мысли, то почему сразу же не сломает мою защиту? Вместо этого предпочитает мучить меня, изводя тупой ноющей болью.
— О, болит голова, — с искренним состраданием пробормотал Марко, заметив мое движение. — Сочувствую. Я предполагаю, ты обвиняешь меня в этом. Мол, негодяй и садист пытается втихую сломать твою защиту и в свое удовольствие поковыряться в мыслях. Но моту тебя уверить: это не так. Ты просто реагируешь на мое присутствие. Я ничего не делаю с тобой. Пока, по крайней мере.
— Я не понимаю. — Я рассеянно всплеснула руками. — Фабион сказал, что весь род Шаоррашей обладает своеобразным иммунитетом к запретным чарам. Значит, справедливо и обратное утверждение: любая ведьма или колдун, вступивший на путь служения Темному близнецу, будут чувствовать себя более чем неуютно в присутствии представителя вашего семейства. И что же получается? Я — ведьма?
— Фабион на удивление много рассказал тебе. — Марко укоризненно покачал головой. — Я неприятно поражен, если честно. Раньше он не отличался такой говорливостью.
— Но, дядя… — смущенно пробормотал Фабион, не зная, как оправдаться.
— Потом, все потом, мой мальчик. — Марко чуть повысил голос, оборвав его так и не начавшиеся оправдания. — Это не для посторонних ушей.
— Вы так и не ответили на мой вопрос, — напомнила я, проигнорировав очередное обидное свидетельство того, что мне не доверяют. — Если мне плохо в вашем присутствии, то, получается, я по определению виновна?
— А ты считаешь себя таковой? — совершенно невежливым образом вопросом на вопрос ответил Марко. Скрестил на груди руки и с насмешкой вскинул бровь, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— У вас очень оригинальная манера вести разговор, — после долгой паузы призналась я. — Я привыкла к иному.
— Милая моя девочка. — Марко показал в широкой улыбке все свои белоснежные зубы. — Уверяю тебя, пока я разговариваю с тобой более чем прилично и вежливо. Наверное, из-за отношения к тебе моего племянника. Не хочу его травмировать. Но учти: обычно я требую ответов, а не спрашиваю их. И это уже второе предупреждение. Третье может оказаться роковым.
Я проглотила его угрозу. Лишь яростно сверкнула глазами на Фабиона. Несчастный юноша втянул голову в плечи, не зная, что сказать в свое оправдание, но скорее — просто не желая вставать на пути своего могущественного дяди.
— Ну? — поторопил меня Марко. — Ты считаешь себя ведьмой?
— Нет, — отчеканила я, глядя ему прямо в глаза. — Не считаю.
— А хочешь ею быть? — вкрадчиво поинтересовался он.
Тут я замялась. Что скрывать, идея всемогущества была очень и очень притягательна для меня. Скорый выход в свет, неминуемое замужество за каким-нибудь нелюбимым толстосумом страшили меня. История Реаны показала, что женщинам тоже открыт путь к искусству невидимого. Я не говорю о запретном колдовстве. Но почему бы не стать целительницей? Ведь моя бабушка была таковой и зарабатывала на своем даре неплохие деньги. Быть может, у меня бы тоже получилось развить способности в нужном направлении и получить возможность самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
— Ведьмой я быть не хочу. — Я с вызовом вскинула подбородок. — Но я поняла, что обладаю определенным талантом. Вероятно…
— Нет! — сразу же отрезал Марко, даже не дослушав меня до конца. — Никаких «вероятно». Увы, моя девочка, но твоя мать и твоя же сестра закрыли тебе дорогу к изучению магии. Навсегда. Быть может, когда-нибудь запрет будет смягчен. Но не ранее как сменится несколько поколений.
— Моя мать ничего не сделала! — тоскливо напомнила я.
— Она изучала запретные книги. — Марко покачал головой. — Это уже намерение. И не спорь со мной, пожалуйста.
Суровые нотки, скользнувшие в его голосе на последней фразе, были тем весомее, что при этом тупая ноющая головная боль на миг стала просто невыносимой.
— Я все поняла! — поспешно воскликнула я, с мучительным стоном схватившись за виски. — Хватит!
Фабион вскочил было с кресла, испугавшись, что я могу упасть, но Марко глянул на него — и он опустился обратно. Впрочем, приступ уже прошел, оставив после себя обычную тяжесть, к которой я почти привыкла.
— Мне жаль, что так получилось. — Марко с лживым сочувствием развел руками. — Из тебя получилась бы неплохая целительница, но увы. Забудь об этом. Ради твоего же блага — забудь. Особенно после того, что случилось неделю назад.
— Но ритуал ведь не был проведен, — хмуро заметила я, уже зная, какими будут возражения. Фабион раз сто, наверное, за прошедшие дни высказывал мне их.
— Слишком много деталей заставляют меня подозревать наихудшее, — ожидаемо произнес Марко и принялся загибать пальцы. — Во-первых, нож все же попал в цель, хотя ты сама несколько раз говорила, что он не смог бы долететь до Реаны. Во-вторых, и это намного важнее, оружие пронзило защитную сферу. Каким образом, хотелось бы знать?
Я уставилась в пол, не зная, что ответить ему на закономерный интерес. Что скрывать, меня саму волновали эти вопросы. Но, увы, я не находила ответов. Пока, по крайней мере.
— Ладно, забудем на время про этот проклятый ритуал! — любезно предложил Марко. Отлепился наконец-таки от подоконника и вернулся к столику с напитками, где с некоторым сомнением поднял свой бокал и опять принюхался к густому розовому напитку, после чего спросил меня: — Что ты думаешь насчет Ольгетты?
— Ольгетты? — Я несколько опешила от столь резкой перемены темы разговора. — Ну я даже не знаю. Сволочь она, если честно. Я так и не поняла, почему она вздумала помогать Реане. Подругами они никогда не считались. Говорит, что просто решила развлечься. Чудно, правда?
— Да не сказал бы. Напротив, как раз ее действия более чем обоснованны. — Марко осторожно пригубил напиток. Застыл на несколько секунд, смакуя его вкус, затем расплылся в довольной улыбке. — Надо же, а теперь понравилось! Правда, сахару слишком много, но своеобразно!
— И что же заставило Ольгетту поступить именно так, как она сделала? — терпеливо переспросила я, не позволяя отвлечься на другую тему.
— Любовь. — Марко весело глянул на меня поверх бокала. — По-моему, это очевидно. Копни поглубже любой поступок особи женского пола вне зависимости от возраста — и окажется, что в основе всего лежит именно это чувство.
— Особи? — Я негромко хмыкнула, зацепившись за его пренебрежительное определение. — Звучит достаточно оскорбительно.
— Возможно, — не стал отнекиваться Марко. — Но факты остаются фактами. Я могу поспорить на любые деньги, да что там — на все свое состояние, утверждая, что Ольгетта начала помогать Реане только по одной причине. Она заметила первую искру чувств, промелькнувшую между вашим конюхом… как его там?.. Ирган, что ли?.. и другой служанкой. Полагаю, Ирган отверг ее, не исключаю, что сделал это на глазах Ельгии, чтобы польстить любимой. А дальше все было как обычно. Жажда мести и чувство оскорбленной любви привели Ольгетту в объятия Реаны. Образно выражаясь, конечно. Что может быть лучше? Убить более удачливую соперницу руками ее же возлюбленного. Да при этом сделать так, чтобы в последний миг оба осознали горькую иронию судьбы.
Я невольно скривилась от слишком жизнерадостного и уверенного тона Марко. Нет, я не испытывала жалости к Ольгетте: если он прав в своих предположениях, то она заслуживает самого сурового наказания. Но все же мне не нравилась та легкость, с которой дядя Фабиона разгадывал мотивы других людей.