С Муллой Гришуню когда-то связывал Сухаревский пунок, где они промышляли карманными кражами. Территория между ворами была поделена, однако Гришуня позволял себе забираться в чужой район и частенько из-под носа Муллы уводил жирного «купца». Однажды это закончилось тем, что Зайдулла взял Гришуню за ухо, как это делает строгий родитель, наказывая неразумное детище, и предупредил, что выпорет его ка глазах у всего рынка, если нечто подобное повторится. Возможно, Гришуня проглотил бы угрозу авторитетного вора, каким уже в то время был двадцатилетний Мулла, если бы эти слова не прозвучали прилюдно;
Гришуня отстранил руку Муллы и пообещал когда-нибудь плюнуть в его мертвые глаза. Бросаться словами среди урок не принято, и многие тогда сочли, что Мулла – потенциальный покойник. Однако этот случай мало что изменил в судьбе Заки Зайдуллы. Наоборот, Мулла сделался единоличным хозяином Сухаревки, вытеснив с него Гришуню навсегда.
И вот сейчас судьба свела в одном лагере Муллу и Гришуню Маленького, чтобы воскресить давние обиды…
– Разве Гришуню можно позабыть? – усмехнулся Заки. – Он не подрос, пока мы не виделись?
Беспалый покачал головой:
– Ты зря усмехаешься, Мулла, для тебя встреча с ним может закончиться очень печально. Интересно, а почему тогда Гришуня ушел с рынка?
Ведь он такой несговорчивый!
Мулла улыбнулся;
– Да испугался малец, что я могу оторвать ему ухо.
– Мулла, я очень боюсь, что ты не доживешь до завтрашнего утра. Во имя нашей прежней дружбы я прощаю тебе эту гору трупов. В память о нашей юности я предлагаю тебе помощь.
– Ты зря стараешься, Тимоша, – брезгливо процедил сквозь зубы Заки Зайдулла. – Я никогда не прибегал к помощи сук!
Беспалый пожал плечами.
– Что ж, каждый из нас сам выбирает себе судьбу. Считай, что я приходил к тебе попрощаться. Лейтенант! – Он повернулся к молоденькому офицеру, стоявшему за его спиной и поглядывавшему по сторонам цепким взглядом исподлобья. Зеки всегда опасались таких глаз: люди с таким взглядом часто палят просто со страху и могут открыть огонь только потому, что арестант сделал резкое движение.
– Слушаю, товарищ полковник!
– Как только закопаешь убитых, выгоняй немедленно всех зеков из барака! Нечего им здесь прохлаждаться! Мне очень интересно знать, чем же закончится вся эта комедия.
– Есть, товарищ полковник!
– Ну ладно, я пошел. Здесь мертвечиной воняет! Дверь за Беспалым затворилась.
Зеков похоронили в тот же день по-босяцки: вы рыли неглубокую могилу, потревожив ломами мерзлую землю, и положили мертвяков на дно. Вместо креста установили жердь, к которой прибили жестянку с нацарапанным на ней номером могилы. Мулла молча наблюдал за печальным ритуалом, а когда солдаты отошли, обратился к примолкшим зекам:
– Следующая очередь наша. Гришуню Маленького я знаю очень хорошо.
Этот не успокоится до тех пор, пока не вытрет о наши трупы подошвы своих сапог. У нас почти нет шанса выжить – их большинство! Но чтобы хотя бы умереть по-человечески, мы должны напасть первыми. Лично у меня есть нехорошее предчувствие, что все мы видимся в последний раз. Давайте, братва, простимся.
Завтра будет поздно.
Мулла никогда не отличался сентиментальностью, и произнесенные им слова произвели на воров сильнейшее впечатление. Задумались даже те, кто не верил в близкую смерть. Взгляды посуровели, словно воры увидели врата преисподней.
– Люди! – глухо продолжал Мулла. – Может, я обидел кого-нибудь из вас, так вы простите меня, грешного, если и было, то не по злобе… И давайте прощаться.
Первым, с кем попрощался Мулла, был Власик. Заки обнял парня за плечи и крепко прижал его к себе:
– Ну, будь!… Надеюсь, встретимся на том свете. Власик улыбнулся:
– Я тоже надеюсь, что еще увижу тебя в аду. Прощай, Мулла!
Следующим был Никифор.
– Прощай, друг, – Мулла прижался щекой к его щеке.
– Прощай, Заки. Мне бы очень хотелось вариться с тобой в одном котле! – пошутил Никифор и расхохотался.
– Только бы нам узнать там друг друга, Никифор! Темновато будет!
– Ничего, я тебя и в аду узнаю, Мулла. Такого породистого татарина, как ты, больше нигде не встретишь! А помнишь, как мы с тобой на пару бегали к Галке?
– Со Стромынки? – Мулла невольно улыбнулся, вспомнив любвеобильную Галку, которая отдавалась уличным кавалерам за три рубля. – Как же я могу такое позабыть? Она была моей первой девкой…
Потом Мулла подошел к Славе Горелому, взял его за плечи, встряхнул и произнес:
– Вот с тобой я в аду точно не встречусь. Бог подберет для тебя местечко по блату.
Слава Горелый, он же Слава Поп, некогда учился в духовной семинарии, но был исключен с третьего курса за то, что курил в ризнице табак-самосад, украденный у батюшки. Священник из него не получился, зато вышел искусный карманник. Видимо, Господь пожалел заблудшую овцу своего стада и наделил ее полезным талантом незаметно извлекать из карманов богобоязненных сограждан тугие кошельки.
Мулла попрощался с каждым вором и постарался для каждого отыскать то единственное слово, которое могло бы успокоить даже на пороге могилы. Заки напоминал священника, принимающего покаяние ратников, идущих на бой, и отпускающего им грехи.
А когда короткое прощание было закончено, Мулла сказал:
– Люди, вы не предали меня в жизни. Очень надеюсь, что Аллах не разлучит нас и после смерти. Представьте себе, какая это будет замечательная компания!
За дверью послышались шаги, и молодой уверенный голос строго распорядился:
– Автоматы наизготовку! Быть предельно внимательным! Если кто-то вздумает сопротивляться, пальните ему в лоб! Разрешаю. А теперь открывай!
Звонко щелкнул замок, и через секунду дверь распахнулась.
– Граждане заключенные! Всем выходить по одному! Предупреждаю сразу, я не люблю сюрпризов. Если вздумаете шутить, мои бойцы начнут стрелять без всякой команды!
Первым пошел Мулла, следом за ним вышел Власик, за Власиком – Слава Горелый, а за ним потянулись и все остальные.
Гришуня Маленький встречал кодлу Муллы у самого выхода.
Широкоплечий, с огромной головой, напоминавшей капустный кочан-переросток, он стоял расставив толстые короткие ноги, и всем своим видом напоминал Соловья-разбойника, способного одним только свистом изничтожить вражье воинство. По обе стороны от него толпилась вся его шайка, дожидаясь команды порвать на куски бывшего смотрящего лагеря.
Гришуня Маленький долгим взглядом проводил лейтенанта и автоматчиков. Когда последний из них скрылся за казармой, он ласково протянул:
– Вот мы и повстречались с тобой. Мулла! Жаль, что наше свиданьице запоздало лет этак на десять, но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. И я надеюсь сполна вернуть тебе должок. А знаешь, я боялся, что наша встреча сорвется! Ведь Хрыч мог насадить тебя на нож.
Мулла видел, что на каждого его человека приходится по шесть бойцов из кодлы Гришуни и предстоящий бой будет больше напоминать избиение.
– Я тоже хотел тебя увидеть, Гришуня!
Гришуня милостиво улыбнулся. Он знал, что смерть Муллы не будет легкой: он собирался резать врага на куски и швырять эти кровавые куски в запретную зону на прокорм сторожевым псам. Коротышка наслаждался своим превосходством. Для него Заки Зайдулла был уже покойником. От разговора с бессильным врагом Гришуня Маленький получал кайф не меньший, чем от ядреной казахской анаши.
– А ты все такой же остряк! И вижу, что по-прежнему презираешь смерть. Я прав, Мулла? А может быть, ты думаешь, что ты бессмертный? Вижу, что твои молодцы так не считают – вона как перебздели! С лица сбледнули!
– Гришуня, а ты ведь и сам не из железа сделан!
– Ox и нравится же мне этот парень! – повернулся Гришуня к своим бойцам, которые натянуто улыбались шуткам своего пахана. Не поддерживать веселье Гришуни было опасно – свирепый коротышка мог счесть это неуважением, а за неуважение он карал жестоко. – Чуете, братцы, от него мертвечиной разит за версту, а он еще скалится. Ладно, надоело мне слушать его болтовню, прирежьте его!
Мулла незаметно вытащил из рукава обломок бритвы. Именно так, без страха и просьб о пощаде, и должен умирать настоящий мусульманин, в этом случае можно не сомневаться, что после смерти он сумеет пройти в рай по мосту толщиной в волос, а душа его не заблудится в небесных пространствах.
Примеру Муллы последовали остальные бойцы. Никто из них не надеялся выжить, никто не просил пощады, но каждый решил продать свою жизнь подороже.
Все они считали себя отпетыми грешниками и не надеялись найти райское блаженство, а потому им не страшно было взять на душу перед смертью еще один грех.
– Подходи, кто желает умереть первым!
С караульных вышек солдаты с интересом наблюдали за назревавшей потасовкой. Они помнили инструкции Беспалого: ни во что не вмешиваться!
Полковник предупреждал, что существует большая опасность потерять контроль над этой зоной, если зеки вместо того, чтобы резать друг друга, надумают объединиться. Тогда они смогут и разнести в щепки крепко сколоченные бараки, и вырвать с корнем сторожевые вышки. Солдаты полагали, что именно поэтому полковник старался натравить одну кодлу на другую.
Была у Беспалого и еще одна причина для беспокойства. Три недели назад в одной зоне под Воркутой тамошние зеки на целых две недели взяли власть в свои руки, вырезав большую часть администрации и всех сук. Бунтовщиков усмирили на четвертую неделю: пять танков проутюжили гусеницами территории лагеря вместе с заключенными, превратив этот уголок тундры в болото. Тех немногих, что ударились в бега, затравили голодными овчарками. Возможно, такое же решение придется принимать и в отношении беспаловского беспокойного хозяйства.
– В кольцо их бери! Чтобы ни одна тварь не вырвалась! А то придется бегать за ними, как за крысами, по всей зоне, – уверенно покрикивал Гришуня.
Гришуня был одним из первых в воровском мире, кто начал окружать себя «торпедами» – зеками, проигравшими в карты свою жизнь. С их помощью он не только держал в узде всю зону, но и устранял соперников. Полчаса назад Гришуня провел инструктаж среди «торпед» и пообещал прощение долга тому, кто первым сумеет всадить перо в Муллу. «Торпеды» обещали разодрать наглого татарина на куски, едва он выйдет из барака. Но когда дверь распахнулась и автоматчики вывели Муллу, ландскнехты Гришуни увидели его черные сатанинские глаза и поняли, что на тот свет черти никогда не уходят без кровавой дани.
Заки Зайдулла всегда был вожаком стаи. Матерый, сильный, он напоминал волка, который одним коротким рыком способен укротить самых свирепых соперников. Мулла всегда жил по волчьим законам, а эти законы признают только силу. Во всем его облике ощущалось что-то от могучего, знающего себе цену зверя. Один взгляд такого зверя способен заставить поджать хвост нахальную овчарку, посмевшую ощерить зубастую пасть. Именно такой взгляд парализует овцу и делает послушной самку, готовую следовать куда угодно за своим господином.
Заки Зайдулла знал, что его окружают псы, послушные строгому хозяйскому окрику.
Каждый из них в отдельности ничто, но едва они собьются в стаю, как уже готовы растерзать самого сильного зверя. Даже повадки у врагов Муллы были собачьи: они старались обойти противника со спины, чтобы вонзить клыки (вернее, ножи) в незащищенное место.
– Плотнее окружай! Плотнее! – командовал Гришуня Маленький.
– Смотри на них, бродяги! – сквозь зубы цедил Мулла. – Вот так суки душат воров!
Несколько секунд уркачи в напряженном молчании рассматривали друг друга. Они узнавали прежних приятелей, с которыми делили хозяйскую пайку и хлебали пресную баланду из одной миски. Однако все это было в прошлом, а значит, утратило ценность: их навсегда перессорил приказ Гришуни Маленького.
А потом чей-то яростный крик нарушил общее оцепенение:
– Получай, сучара!
Сердито забрехали в запретной зоне сторожевые псы. Ухватившись за грудь обеими руками, упал на землю смертельно раненный уркач.
– На тебе!
– Держи, паскуда!
– Урою, сука!
Мулла рубился зло. Он старался наносить удар наверняка и чувствовал, как сталь входит в живую плоть. Перепачканный в чужой крови, истошно матерясь, он казался ангелом смерти, который пришел на землю для того, чтобы на своих широких крыльях переправлять грешников в геенну огненную. Рядом с Муллой падали бродяги. Они отходили в лучший мир с облегчением, молясь заступнику тюремных сидельцев. Все трудности оставались на грешной земле, где продолжали бушевать человеческие страсти.