— Константин Павлович! — раздался за спиной голос.
Сидоренко обернулся. Перед ним с приветливой улыбкой стоял Бардин.
— У меня тоже на шашлык времени не осталось. Не подвезете до Москвы?
Хозяин «Жигулей» гостеприимным жестом указал на автомобиль.
До кольцевой спутники молчали. Происходила своеобразная психологическая дуэль, проигравшей стороной в которой должен был стать тот, кто начнет разговор. Сидоренко насвистывал различные воинские марши. Бардин делал вид, что погрузился в дрему. Наконец, профессионал капитулировал.
— Я знал, что именно вы захотите, чтобы я подвез вас до города, — сказал он, глядя на дорогу.
— У меня сразу же сложилось о вас чрезвычайно высокое мнение, голубчик, — дружелюбно засмеялся Кардинал. — Какое-то внутреннее чувство говорит мне, что мы станем большими друзьями.
— Разве у вас могут быть друзья? — насмешливо спросил Сидоренко.
Бардин развернулся всем телом к водителю. Его лицо выражало искреннее удовольствие.
— Да. Вы правы, — сказал Николай Иванович, — я очень трудно схожусь с людьми до дистанции, которую можно было бы определить как дружба. Но тем не менее друзья у меня есть. Немного, но зато очень качественные.
— Не они ли сели мне на хвост с того момента, как я выехал из деревни? — спросил Сидоренко, указывая назад. — Судя по всему, вести они умеют, но я умею уходить.
— А зачем вам уходить, голубчик? Я и не собираюсь скрывать, что это моя машина, в которой водитель и сотрудник моей лаборатории. Я ведь не уверен, что вы довезете меня до самого места назначения, а не высадите возле ближайшего метро.
— Судя по всему, — сказал Сидоренко, сохраняя насмешливый тон, — мне не только придется отвезти вас к месту назначения, но и зайти к вам в гости на чашечку кофе.
— Это было бы замечательно. Но вы ведь спешите, — сказал Бардин, сохраняя тон полного дружелюбия.
— Вы прекрасно знаете, что я никуда не спешу.
— Вот и чудненько. Заедем ко мне. Попьем кофейку с финиками. Вы любите финики?
— Смотря какие.
— А что, бывают разные финики? — удивился Кардинал.
— Насколько мне известно, на Востоке произрастает около семидесяти сортов этой культуры.
— Ну и ну! Не знал. А скажите, голубчик, ведь существуют две причины, по которой один человек держится насмешливо в отношении другого. Первая — это чувство превосходства над собеседником, а вторая — психологическая защита от его превосходства. Что имеет место у вас?
— Ни то ни другое, — засмеялся Константин Павлович. — Я, знаете ли, по жизни большой насмешник.
Глава 7. Некто Кот выходит на сцену
Сидоренко и Бардин сидели в лаборатории в кабинете директора и неторопливо беседовали, попивая крепкий черный кофе с финиками. Несмотря на дневное время, в кабинете Николая Ивановича горел свет, а окна были завешены старомодными плотными шторами коричневого цвета. Кардинал не любил западный модерн.
Гость сидел, спокойно развалившись в широком кожаном кресле, отвечая на вопросы несколько лениво. От насмешливости не осталось и следа. Всем своим видом он показывал расслабленность, но опытный глаз Кардинала четко фиксировал, что расслабленность эта внешняя и что внутренне собеседник собран и готов реагировать на любой сигнал со стороны. Судя по всему, гостя тоже было трудно обмануть гостеприимным радушием, и его вопросы также были не такими невинными, как могло показаться постороннему наблюдателю. «Молодец, великолепная псимодель», — подумал Бардин и поймал себя на чувстве, что ему бы очень не хотелось, чтобы новый знакомый оказался провокатором.
— Николай Иванович, — сказал Сидоренко, — к кофе обычно подается коньяк. И я уверен, что вон в том шкафчике у вас не одна бутылка. Конечно, можно предположить, что вы относитесь к той редкой категории россиян, которая не пьет с малознакомыми людьми, но интуиция мне подсказывает, что дело не в этом. Видимо, та проверка, к которой вы усиленно готовите меня уже полтора часа, исключает применение спиртного.
— У вас великолепная интуиция, дружочек, — улыбнулся Николай Иванович. — Так вы согласны подвергнуться проверке, после которой естественное недоверие к внезапно появившемуся посланцу западных спецслужб у нас исчезнет?
Константин Павлович обреченно развел руками.
— А куда деваться? Гипноз?
— Ну что вы! Это было бы неуважением к вашему самоконтролю и артистизму. Природным качествам, которые получили развитие в ходе вашей подготовки и прошлой деятельности. Вам придется принять инъекцию нашего препарата. Уверяю вас, для здоровья он абсолютно безвреден.
Сидоренко понимающе покивал головой и пожевал губами.
— Учитывая тот факт, что ваши люди могли ликвидировать меня вульгарными методами еще на даче уважаемого Петра Алексеевича, я далек от мысли, что после вашей инъекции отправлюсь в лучший мир. Колите. Желательно не в зад. Я хоть и могу пить с малознакомыми, но, знаете, голый зад им показывать стесняюсь.
— Зад исключен, голубчик, — сказал Бардин, поднимаясь с кресла и жестом приглашая гостя следовать за ним. — Инъекция будет в вену.
Они прошли в комнату, где кроме маленького медицинского столика, на котором лежали различные медицинские инструменты для оказания первой помощи, стоял топчан, покрытый белой простыней, какие являются неотъемлемым атрибутом всех поликлиник, и широкое кресло. Бардин жестом указал на топчан, а сам, как только Сидоренко улегся, предварительно сняв пиджак, развалился в кресле.
— Кстати, голубчик, — спросил Николай Иванович непонятно, с какой целью, то ли чтобы заполнить образовавшуюся паузу, то ли чтобы получить дополнительную информацию о психологическом портрете пациента, — многие люди всю жизнь ходят сопровождаемые прозвищами, которые приклеиваются к ним либо в силу фамилии, либо вследствие какого-нибудь эпизода в жизни, либо внешности, либо личных качеств. Скажем, Железный Феликс, Толик Ваучер. А к некоторым клички просто не прилипают. Вы к какой категории относитесь? У вас есть прозвище?
— С раннего детства, — ответил Сидоренко, — приятели называют меня Котом. Не путать с Кисой. Хотя есть группа людей, именующая меня Пантерой.
— Отлично, господин Кот. — При этом Бардин улыбнулся. — Это прозвище подходит вам как нельзя лучше. А меня называют Кардиналом.
— Будем знакомы, — одними губами улыбнулся Кот. — Вам это прозвище подходит еще больше. Как только я вас увидел, я про себя назвал вас Торквемадой. Хотя и на святого Игнатия Лойолу вы тоже смахиваете.
В ответ на эти слова Николай Иванович загадочно улыбнулся, но никак не прокомментировал.
В комнату вошел молодой человек двухметрового роста. В руках он держал металлический чемодан, какие носят при исполнении служебных обязанностей врачи «скорой помощи». Он переглянулся с Бардиным, затем закатал рукав Сидоренко и наложил жгут. Игла вошла мягко, и кровь того, кого с детства называли Котом, появилась в шприце, что свидетельствовало о попадании в вену. Ассистент Кардинала снял жгут и медленно ввел препарат.
— Не тошнит? — заботливо спросил Николай Иванович.
— Ничуть, — несколько насмешливо констатировал пациент.
Прошло несколько минут. И Бардин и ассистент, в котором внимательный читатель без труда узнает Олега Воинова, внимательно наблюдали за серьезным и сосредоточенным лицом Сидоренко. Тот впился взглядом в небольшое пятнышко на потолке, и лицо его словно окаменело. Прошло еще десять минут. Сидоренко продолжал фиксировать взглядом пятно. Лицо Кардинала было бесстрастным, на лице Воинова отображалось недоумение.
— Крепкий орешек! — сказал он и повернулся к Бардину. — Еще дозу?
Кардинал отрицательно покачал головой и взглядом указал на дверь. Ассистент собрал инструменты в чемодан и вышел. Бардин подошел к топчану. Кот, не моргая, держал застывший взгляд на пятне.
— Голубчик, — мягко сказал Николай Иванович, — вы достаточно продемонстрировали свои качества, хотя в этом и нет необходимости. Мне они были ясны с того момента, как я вас увидел. Сейчас сопротивление препарату пагубно отражается на вашем здоровье и тех качествах, о которых я говорил. Давайте приступим к проверке. Вы и так уже отобрали у меня добрых десять минут беседы в условиях полной искренности.
Кот послушно закрыл глаза, и через несколько минут дыхание его стало ровным и глубоким, как у спокойно спящих людей, не отягощенных бытовыми проблемами и угрызениями совести. Бардин, не сводя взгляда с лица спящего, взял его руку и нащупал пульс. Абсолютно ровный и с прекрасным наполнением. Удостоверившись, что препарат свое дело сделал, Николай Иванович вернулся в кресло.
Прошло десять минут. Кот открыл глаза и сел, прислонившись спиной к стене. Никаких признаков сонливости на его лице не было. Лицо было непроницаемым, как у древнегреческого жреца. Мертвые глаза смотрели на профессора с холодным равнодушием.
«Ну, голуба моя, — подумал Бардин, — если ты вопреки законам природы сумел преодолеть действие препарата и теперь разыгрываешь спектакль, то ты не только великий актер, в сравнении с которым Качалов и Щепкин жалкие участники заводской самодеятельности, но и самый настоящий Кардинал, а я только священник мелкого прихода».
— Как вы себя чувствуете? — спросил он, прервав мысли.
— Хорошо.
Далее посыпались вопросы, на которые Сидоренко отвечал лишенным интонаций голосом. Кардинал спешил. Противодействие пациента воздействию препарата украло у Бардина десять минут допроса.
— Каким образом американцы вышли на вас?
— Через моего друга, сотрудника ЦРУ.
— Что вас связывает с этим другом?
— Дружба.
— Как вы подружились?
— Часто встречались, когда работали в Лондоне.
— Он знал, что вы офицер КГБ?
— Знал.
— Когда вы ушли из КГБ?
— В 1990 году.
— Вы имеете сейчас связь с ФСБ?
— Нет.
— Как вы относитесь к США?
— Я ненавижу эту страну.
— Как вы относились к режиму КПСС?
— Ненавидел.
— Как вы относитесь к нынешнему правящему режиму в России?
— Ненавижу.
— На что вы готовы во имя его свержения?
— Готов пожертвовать жизнью.
— Вы знали всех членов Совета нашей Партии.
— Всех, кроме вас.
— Почему вы пришли именно к Романову?
— Он похож на будущего президента России.
— Вы знаете будущего президента России?
— Я представляю его.
— Какие у вас политические убеждения?
— Я коммунист.
— Почему же вы ненавидели режим КПСС?
— Он не был коммунистическим.
— А каким?
— Преступным.
Задавая вопросы, Николай Иванович постоянно посматривал на часы. Последние ответы Сидоренко как бы выдавливал из себя. Было видно, что он борется со сном. Николай Иванович прекратил диалог, и через несколько минут Кот уже крепко спал. Его тело обвисло и повалилось на бок. Кардинал встал, подошел к топчану и закинул ноги пациента. Затем достал из шкафчика небольшую подушку и подложил ее под голову спящего. Сделав все это, он вышел из комнаты. В коридоре в кресле сидел Воинов.
— Олег, — обратился к нему Николай Иванович, — иди к нему. Как только он проснется, проверь сердце, давление и рефлексы, а после приведи ко мне.
Воинов молча прошел в комнату, где спокойно спал тот, кого в детстве называли Котом, а в зрелости Пантерой, а Бардин отправился к себе.
Итак, Сидоренко не провокатор. По крайней мере, сознательно не намерен работать против Партии. Но действия западных спецслужб пока непонятны. Конечно, операция «Марсель Мерсье» предполагала активизацию действий разведок, в первую очередь европейских, по сбору информации о преступности в России. А эта активизация неизбежно должна была привести их к выводу о том, что источником развития криминалитета российского, а следом и международного, является правящий режим. На мысль о проведении операции по нанесению псиинформационных ударов по европейским странам Бардина навела информация о предложении четырех европейских стран правительству России заключить соглашение о сотрудничестве в области противодействия отмывке криминальных капиталов и отказе российского руководства подписать эти соглашения. Вскоре после этого источники информации в ФСБ сообщили о фактическом начале ведения разведки российского криминала рядом европейских стран. Иностранные разведки, пока на уровне «подкрышников», засылали своих агентов в Россию, которые собирали информацию о российских преступных группировках с таким же рвением, с каким их предшественники добывали информацию 6 ядерном потенциале СССР. Но то, что спецслужбы, и в том числе ЦРУ, готовы начать финансирование противников правящего режима, как в старые добрые советские времена, было полной неожиданностью. Здесь что-то не так, поскольку все это происходит параллельно с колоссальными суммами, вливаемыми Международным валютным фондом и Мировым банком, организациями, подконтрольными США, в преступный режим. Не проще ли прекратить финансирование, ведь долгов и так уже столько, что России все равно из них не выбраться.
«Ну что ж, господа. Если вы поняли, какую бомбу вы заложили под будущие поколения американцев, то я очень рад, хотя и сомневаюсь, что у вас на это хватит мозгов».
Придя в кабинет, Бардин вынул из шкафчика бутылку французского коньяка, две рюмки, коробку шоколадных конфет и, поставив все это на журнальный столик, подошел к рабочему столу.
— Сейчас ко мне придет человек, — сказал он в селектор. — Как только войдет, принеси кофе.
Кот в сопровождении Воинова появился через двадцать минут. Кардинал вопрошающе посмотрел на своего ассистента, который, сложив в кольцо большой и указательный пальцы на правой руке, без слов дал понять своему шефу, что клиент в полном здравии, после чего так же молча повернулся и вышел. Бардин гостеприимным жестом указал Константину Павловичу на кресло и, когда тот развалился, устало, словно после тяжелого рабочего дня, вытянув ноги, сел напротив. Вошел молодой человек в белом халате. В руках его был поднос с кофейником, сахарницей и двумя чашками. Не говоря ни слова, он поставил поднос на столик и вышел.
— Итак, голубчик, — сказал Николай Иванович, разливая коньяк по рюмкам и открывая коробку с конфетами, — давайте выпьем за наше знакомство и сотрудничество.
Они чокнулись и выпили, но по-разному. Бардин пил маленькими глотками, вдыхая коньячные испарения, а Кот опрокинул рюмку резким движением и тут же сунул в рот конфету.
— Вы знали, что Романов приведет меня на заседание? — спросил он и, не дожидаясь предложения, налил в чашку кофе. Напиток был натуральным, мастерски сваренным, и Константин Павлович пил его, явно наслаждаясь вкусом и запахом.
— Разумеется, — подтвердил догадку Кардинал.
— Это ваша наружка «пасла» меня всю неделю накануне заседания?
— Это была не наружка, голубчик, — Николай Иванович налил себе кофе и сделал глоток. Затем поставил чашку на поднос и откинулся в кресле, заложив руки за голову. — Это были сотрудники моей лаборатории, которые снимали с вас псипараметры для просчета вашей псимодели.
— И как вам моя псимодель? — насмешливо спросил Кот.
— Отменная модель. Вы важное приобретение для нашей организации.
— А вы уверены, что вы меня приобрели? — продолжал паясничать Сидоренко, но Бардин не принял вызова.
— Какая разница, кто кого приобрел. Мы вас или вы нас. Главное, мы теперь вместе. А скажите, голубчик…
Разговор на ничего не значащие темы продолжался еще около часа. Кардинал не задавал вопросов, поскольку всю необходимую информацию о собеседнике уже имел. Кот же задавал вопросы один за другим, и Николай Иванович с удовольствием отметил, как профессионально велся «допрос». Но вот дверь отворилась, и вошел Романов.
— Ждем вас, Петр Алексеевич. Разговор не начинаем.
Романов сел напротив Кота. Даже посторонний наблюдатель отметил бы сходство трех внешне непохожих друг на друга людей. Романов вопросительно посмотрел на Бардина, и Николай Иванович утвердительно кивнул головой.
— Константин Павлович, — заговорил председатель Партии, — давайте откровенно. Вы пришли к нам от имени западных спецслужб и в частности от ЦРУ. Вы понимаете, что никакой дружбы и доверия с ЦРУ у нас быть не может. С некоторыми европейскими спецслужбами в будущем может. А с ЦРУ нет. Кем вы себя считаете? Кто вы? Один из них или один из нас?