Надсмотрщики прохаживались вдоль рядов кряхтящих от натуги рабов, хлыстами и громкой бранью понуждая их подналечь на весла. То и дело раздавался крик боли, когда кончик хлыста соприкасался с голым телом. Эадульф смотрел, как моряки бегают туда-сюда по кораблю, выполняя бесчисленные дела, — и завидовал им. И вздрогнул, поймав себя на этой мысли.
Он не должен никому завидовать, ибо двадцати лет от роду отказался от своей наследственной должности
И вот теперь многолетние споры между учениями ирландских клириков и клириков римских вскоре будут улажены.
Освиу, могущественный король Нортумбрии, чье королевство, обращенное в веру ирландскими монахами из монастыря Колумбы со святого острова Ионы, решил созвать большой собор в монастыре Стренескальк, где сторонники и ирландского и римского обычая станут защищать каждый свою сторону, а Освиу — судить и решать, раз и навсегда, последует ли его королевство за ирландцами или за Римом. И все понимали: куда пойдет Нортумбрия, туда пойдут и остальные англосаксонские королевства, от Мерсии и Восточной Англии до Уэссекса и Сассекса.
Клирики прибудут в Витби со всех сторон света, и вскоре все они сойдутся в зале монастыря Стренескальк, высящегося над гаванью.
Эадульф с волнением смотрел на высокие утесы и черные очертания большого монастыря Хильды из Стренескалька. Они вырисовывались все четче и четче. Корабль приближался к берегу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Настоятельница Хильда смотрела из окна Стренескалька на маленькую гавань в устье речки под утесами, на суету и суматоху, царящую внизу. Там сновали крошечные фигурки людей, занятых разгрузкой нескольких судов, ставших в укрытие на якорь.
— Его милость архиепископ Кентерберийский и его свита благополучно высадились на берег, — медленно говорила она. — И меня известили, что мой родич, король, прибудет завтра в полдень. Это значит, что диспут может начаться, как и было договорено, завтра вечером.
За спиной настоятельницы в ее темном покое у тлеющего огня сидел человек, ястребиное лицо коего имело выражение весьма властное. По всему было видно, что человек этот привык повелевать, больше того — привык, чтобы ему подчинялись. На нем была ряса настоятеля, он носил распятие и кольцо епископа. Его тонзура, выбритая от самого лба до линии, соединяющей ухо с ухом, явственно указывала, что он следует обычаям Ионы, а не Рима.
— Это хорошо, — откликнулся он. Он выговаривал саксонские слова медленно и старательно. — Начать наш диспут в первый день нового месяца — благоприятный знак.
Настоятельница Хильда отвернулась от окна и ответила на его слова напряженной улыбкой.
— Никогда еще не было собрания столь важного, милорд Колман.
В ее голосе звучало скрытое волнение.
Тонкие губы Колмана скривились в легкой усмешке.
— Полагаю, для Нортумбрии это так. Что же до меня, то я могу припомнить множество важных синодов и соборов. В Друим Кетта, к примеру, на коем председательствовал наш праведный Колум Килле, — тот собор имел великое значение для нашей веры в Ирландии.
Настоятельница постаралась не обращать внимания на слегка снисходительный тон настоятеля Линдисфарна. Прошло три года с тех пор, как Колман прибыл с Ионы, чтобы стать преемником Финана на посту епископа Нортумбрии. Однако нрава он оказался совершенно иного. Праведный Финан, хотя иные и считали его человеком бешеного нрава, был искренен, любезен и, проповедуя, обращался к каждому как к равному. Именно он преуспел в обращении и крещении Пэды, свирепого языческого короля срединных англов, сына Пенды из Мерсии, бича всех христиан. Колман же был иного склада. Казалось, он относится и к англам, и к саксам покровительственно, в его голосе и словах часто звучала насмешка, мол, они слишком недавно пришли к учению Христа, а посему им следует принимать все, что он говорит, без вопросов. Равно как не скрывал он своей гордости тем, что именно монахи с Ионы научили англов Нортумбрии искусству начертания букв, чтения и письма. К тому же новый епископ Нортумбрии был деспотичен: всякий усомнившейся в его власти немедленно попадал в немилость.
— Кто произнесет вступительное слово в пользу учения Колума Килле? — спросила Хильда.
Настоятельница не скрывала, что следует учению церкви Колума Килле и не согласна с доводами Рима. В младенчестве Хильда приняла крещение от римлянина Паулина, присланного из Кентербери для обращения нортумбрийцев к Христу и Риму. Но только Айдан, первый праведный миссионер с Ионы, преуспевший в обращении Нортумбрии, там, где потерпел неудачу Паулин, только он убедил Хильду принять служение церкви. Такова была ее склонность к благочестию и учению, что Айдан посвятил ее в сан настоятельницы некоей обители в Херутее. Семь лет спустя по приверженности своей к вере поставила она новый монастырь под названием Стренескальк, то есть «большой дом на берегу моря». Под ее руководством вырос здесь целый город великолепных зданий. Нортумбрия никогда еще не видела столь грандиозных сооружений. И теперь на Стренескальк смотрели как на один из оплотов христианства в королевстве. По славе его король Освиу выбрал сию обитель местом для диспута между последователями Ионы и последователями Рима. Колман самодовольно сложил руки на груди.
— Как вам известно, я собрал сюда множество людей, обладающих знаниями и талантом, дабы дискутировать о деле нашей церкви, — сказал он. — Лучшая из них — настоятельница Этайн из Кильдара. По нынешнему времени сам я — всего лишь честный человек, не слишком хитроумный или ученый. А в подобных дебатах с теми, кто ради убеждения использует уловки и насмешки, нужен искусный защитник. Настоятельница Этайн — женщина великой мудрости, и она откроет дискуссию с нашей стороны.
Настоятельница Хильда одобрительно кивнула.
— Я уже побеседовала с Этайн из Кильдара. Ум у нее настолько же быстрый и резкий, насколько сама она привлекательна.
Колман неодобрительно усмехнулся. Настоятельница Хильда подняла изящную руку, чтобы скрыть улыбку. Она знала, что у Колмана нет времени на женщин. Он — один из тех аскетов, которые утверждают, что брак несовместим с духовной жизнью. Среди большей части христианского священства Ирландии и среди британцев брак и рождение потомства не считаются грехом. Воистину, многие обители населены общинами, состоящими из братьев и сестер во Христе, которые живут и труждаются вместе ради веры. И монастырь самой Хильды — Стренескальк — такая же «совместная обитель», где и мужчины и женщины живут и посвящают жизни — свои и детей — труду ради Господа. Однако епископы римские, признавая то, что даже апостол Петр был женат, а апостол же Филипп не только женился, но и произвел на свет четырех дочерей, придерживаются мнения, высказанного Павлом, что безбрачие предпочтительно для всех священнослужителей. Разве не писал Павел в послании к коринфянам, что брак и деторождение хотя и не являются грехом, однако среди братьев они не так хороши, как безбрачие? И все же большая часть римских церковников, даже епископы, пресвитеры, настоятели и дьяконы продолжают состоять в браке, как то было встарь. Только отшельники стремятся отринуть все искушения плоти, и Колман — именно такой человек.
— Надо полагать, что даже в присутствии Деусдедита из Кентербери, собор от сторонников Рима откроет Вилфрид из Рипона? Мне говорили, что Деусдедит не великий оратор. — Колман переменил тему.
Настоятельница Хильда подумала и покачала головой.
— Я слышала, что Агильберт, франкский епископ из Уэссекса, будет возглавлять их совет.
Колман удивленно поднял брови.
— Я слышал, что Агильберт обиделся на короля Уэссекса и уехал в страну франков.
— Нет. Он уже несколько месяцев как живет у Вилфрида в Рипоне. В конце концов, именно Агильберт обратил и крестил Вилфрида. Они близкие друзья.
— Я знаю Агильберта. Франкский аристократ. Его родич Одо — франкский королевич, который основал обитель в Жуарре, поставив свою сестру Тельхильду настоятельницей. У Агильберта хорошие связи, и он могущественен. Этого человека следует остерегаться.
Колман, похоже, намеревался изложить свое предостережение подробнее, но тут раздался стук в дверь.
Настоятельница Хильда отозвалась, и в ответ дверь распахнулась.
На пороге стояла молодая монахиня, скромно сложив перед собой руки. Высокая, ладно сложенная, так и пышущая здоровьем и юностью, как заметил острый взгляд настоятельницы. Несколько прядей рыжих волос выбились из-под платка. Лицо у нее привлекательное — не красивое, подумала Хильда, а именно привлекательное. И тут настоятельница вдруг осознала, что ее испытующему взгляду отвечает столь же испытующим взглядом пара ясных внимательных глаз — не то зеленых, не то синих и словно испускающих свет.
— В чем дело, дитя мое? — осведомилась настоятельница.
Молодая женщина вздернула подбородок — несколько дерзко — и назвала себя по-ирландски.
— Я только что приехала в монастырь, мать настоятельница, и меня попросили доложить о моем появлении тебе и епископу Колману. Меня зовут Фидельма из Кильдара.
Прежде чем настоятельница Хильда успела ответить и поинтересоваться, а с какой стати какая-то молодая ирландская монахиня удостоилась такой чести, что ее просили сообщить им о ее приезде, епископ Колман встал со скамьи и шагнул навстречу девушке, простерши руку в приветственном жесте. Хильда воззрилась на него, слегка приоткрыв от удивления рот. Это было любопытно и вовсе непохоже на надменного женоненавистника Колмана — вставать, чтобы приветствовать какую-то молодую сестру из их ордена.
— Сестра Фидельма! — Даже голос Колмана оживился. — Твоя слава бежит впереди тебя. Я — Колман.
Молодая монахиня приняла его руку и слегка склонила голову из почтения к его сану. Хильда давно уже привыкла, что ирландцы выказывают по отношению к вышестоящим недостаточно подобострастия, в отличие от глубокого почтения, какое проявляют в таких случаях саксы.
— Твоя милость оказывает мне честь. Я и не знала, что чем-то прославилась.
Острые глаза настоятельницы Хильды заметили, однако, довольную улыбку на губах молодой женщины. Трудно было сказать, на самом ли деле она скромна — или то просто насмешка. Снова яркие глаза — Хильда была уверена, что теперь они зеленого цвета — вопросительно обратились в ее сторону.
Колман повернулся, несколько смущенный тем, что забыл о матери настоятельнице.
— Это Хильда, настоятельница Стренескалька.
Сестра Фидельма шагнула вперед и склонила голову над кольцом настоятельницы.
— Ты здесь желанный гость, Фидельма из Кильдара, — подтвердила Хильда. — Хотя, признаюсь, милорд епископ Линдисфарна поставил меня в неловкое положение. Я пребываю в полном неведении касательно твоей славы.
Хильда бросила взгляд на ястребиное лицо Колмана, словно ища пояснений.
— Сестра Фидельма — доулив судах брегонов в Ирландии, — пояснил Колман.
Настоятельница Хильда нахмурилась.
— Я не знакома с этим словом — доу-лии. — Она произнесла слово настолько точно, насколько могла.
И устремила взгляд на девушку, словно вызывая ее на объяснение.
Лицо сестры Фидельмы слегка раскраснелось, и голос чуть прерывался от смущения, когда она попыталась объяснить.
— Я — законник, обученный выступать перед судами нижней инстанции моей страны, дабы обвинять или защищать тех, кто призван отвечать по закону перед нашими судьями, брегонами.
Колман кивнул.
— Сестра Фидельма достигла степени анрад, что на одну ступень ниже самой высокой ступени в нашей стране. Еще будучи среди братьев в Линдисфарне, мы слышали рассказы о том, как она сумела раскрыть тайну, угнетавшую верховного короля в Таре.
Фидельма пожала плечами.
— Милорд епископ делает мне слишком много чести, — сказала она. — Эту тайну мог бы раскрыть всякий, будь у него время, — проговорила она просто, без напускной скромности.
— Вот как? — И настоятельница Хильда с любопытством посмотрела на нее. — Ученый законник, такой молодой и к тому же женщина? Увы, в нашем обиходе женщины не могут достичь такого положения, это удел только мужчин.
Сестра Фидельма медленно кивнула.
— Я слышала, мать настоятельница, что женщины у англов и саксов не обладают такими правами, как их сестры в Ирландии.
— Это, возможно, так, Фидельма, — прервал ее Колман со снисходительным видом. — Но вспомни, что говорит Книга Господа: «Что смотреть ходили вы в пустыню — человека ли, одетого в мягкие одежды?»
Хильда бросила на Колмана раздраженный взгляд. Это сравнение Нортумбрии с пустыней было очередным проявлением его высокомерия, которое все больше раздражало ее в последние три года. Она хотела возразить, но передумала и снова обратилась к Фидельме. И смутилась под взглядом ярких зеленых глаз, устремленных на нее — девушка словно прочла ее мысли. Мгновение обе молчали, пристально глядя друг на друга — словно бросая друг другу вызов. Молчание нарушил епископ Колман:
— Прошло ли ваше путешествие благополучно, сестра?
Фидельма обернулась и тут же вспомнила.
— Увы, нет. В нескольких милях отсюда, там, где правителем считает себя человек по имени Вульфрик…
Настоятельница Хильда нахмурилась.
— Я знаю это место и этого человека, Вульфрика из Фрихопа, чей замок стоит примерно в пятнадцати милях к востоку. И что же, сестра?