— Ну-с, я слушаю.
* * *
Ставропольский край. Левый нижний угол Российской Федерации. Табуны молоденьких красавиц, абрикосовый самогон; конопля, растущая везде — как в Подмосковье одуванчики. И в центре этого рая небольшой гарнизончик, где Яровому довелось тянуть лямку службы после тяжелого ранения. Пять последних лет — сплошная война. Чаще был в Чечне, чем в этом маленьком гарнизоне…
Очередная командировка на излете осточертевшей бойни. Банды известных полевых командиров в основном уничтожены, остатки просачиваются через перевалы в Грузию; утратившие веру боевики складывают оружие и возвращаются в родные села. Но изредка попадаются и новые вооруженные формирования, создаваемые отъявленными и жестокими головорезами.
Яровой со своими парнями возвращается в Ханкалу из Итум-Калинского района, в одном из ущелий которого в течение нескольких суток блокировал и добивал банду. Три бэтээра со спецами на броне пылят извилистой проселочной дорогой. Сухо и безветренно; безжалостное летнее солнце раскаляет машины. Все довольны: возвращаются без потерь; скоро предстоит банька, ужин с водочкой и долгожданный отдых…
Вдруг сидевший перед командиром паренек охнул и кувыркнулся с брони; по металлу защелкали пули. Народ прыгает поближе к земле, осматривается… Кажется стреляют из лесочка, что стелется недалеко от дороги. Ага, вон и борт какого-то автомобиля темнеет.
Дело ясное. Спецы дружно разворачиваются во фронт, по три-четыре бойца обходят ощетинившихся огнем бандитов с флангов; бэтээры изредка и для острастки шарахают крупным калибром по кронам. Минут за десять поднаторевшие вояки разбираются с оборзевшими чеченскими юнцами; правда, нескольким удается благополучно смыться.
И тут майор понимает, почему бандиты стали стрелять, а не затаились и не пропусти отряд: чуть дальше с дороги взору открывается поляна с автобусом, зарывшимся мордой в кусты. Рядом по травке подобно полевым опятам рассыпаны люди — у всех связаны руки, у кого-то еще и заклеен скотчем рот. Типа заложники. Как впоследствии оказалось: шестеро рок-музыкантов, столько же обслуги и парочка из продюсерской команды. Мотались с концертами по гарнизонам в сопровождении приличной охраны. А при очередном переезде (возле той самой поляны) движок автобуса возьми и крякни. Офицер сопровождения отправил половину охраны во главе с сержантом-контрактником за помощью, а сам остался. Ну и как водится «духи» явились быстрее помощи. Первой же очередью срезали офицера, двоих отбивавшихся солдат расстреляли из пулемета, раненным перерезали глотки. У гражданских шок, ступор и обмороки… В общем, столкнули бандиты автобус с дороги и сбирались двинуться с добычей в лес. А тут неудача — разведгруппа на бэтах катит. Это стало первым счастливым обстоятельством для заложников. Вторым — то, что «крутые чеченские парни» оказались начинающими мелкими хулиганами из ближайших сел.
Ну а дальнейшее произошло слишком быстро. К командиру подошел один из водителей БТР и доложил о смерти Женьки Борисова — того паренька, что заполучил сидя на броне пулю.
— Суки! — услышав про Женькину смерть, вскинул автомат Базин.
На поляне прогремела длинная очередь, раскрошившая головы двум чеченцам.
— Базин, мать твою! — зло процедил майор.
Да было поздно — бывшие заложницы закрыв ладонями глаза, пронзительно визжали; какой-то мужичок в полосатой футболке блевал под кустом…
* * *
Костя неторопливо закурил, выпустил дымок в грязное ресторанное стекло. Суходольский беззвучно барабанил пальцами по столешнице…
— Я догадываюсь о продолжении. По законам жанра в тебя обязана была влюбиться одна из спасенных девиц. Верно? Впрочем, извини — забегаю вперед.
— Влюбиться? Вряд ли… Музыканты перепугались до смерти. Оно и не удивительно: сначала «духи» убивали наших ребят, потом появляемся мы и окропляем поляну бандитскими мозгами. Было отчего в штаны прыснуть.
— Ты так спокойно об этом говоришь!.
— О чем?
— Ваших убивали, вы головы крошили…
— Не ваших, а наших, Марк Антонович — это, во-первых. А во-вторых, в мирной жизни работают одни принципы и правила, в военной — другие. В том числе и морально-этические.
— Хорошо, оставим эту сложную область. Что же произошло дальше?
— А дальше пришлось налить всем водочки. Лечил прям как вы сегодня, — усмехнулся бывший спецназовец. — Напоили, усадили на броню. Сломанный автобус подцепили тросом и двинули в Ханкалу.
— Которая же из девушек тебе приглянулась?
— Понравилась та, что лучше других запомнилась. А запомнилась тем, что тихо сидела на травке — лицо белее крахмала, в глазах ни слезинки, губки плотно сжаты. И очень симпатичная: миниатюрная, стройная, с небольшой родинкой над верхней губой…
Яровой замолчал, мечтательно уставившись на мелькавшие за окном ровные пшеничные поля, заточённые меж плешивых холмов и темнеющим лесом. На бегущие следом за поездом облака. На маленькую деревеньку, издали кажущуюся неживым, серо-коричневым пятнышком…
Часть четвертая Маг Суходольский
Пролог
Польша-Германия
Западное предместье Мюнстера. Местечко Хафиксбек
1-2 апреля 1945 г
— Итак, перед вами одна из лучших групп глубинной разведки 2-го Белорусского фронта. В немецком тылу работает под псевдонимом «Варяг», успешно осуществила более десятка разведывательных рейдов. Командир группы — старший лейтенант Ахметов Фарид Салихович. Грамотный, бесстрашный офицер, беззаветно преданный нашей Родине. Вот только с субординацией и дисциплиной случаются накладки.
Ахметов виновато потупил взор, ожидая продолжения нотации, однако начальство направилось дальше.
— Заместитель командира группы лейтенант Николай Гришин. Опытный и самый старший по возрасту разведчик. К тому же успел обзавестись семейством, — продолжал удивлять Виноградов своей памятью. — Старшина Арлетов — отличный подрывник, геройский парень. Два радиста: сержант Аристарх Николаев и рядовой Федор Кизилов. Лучшие специалисты своего дела, неразлучные и надежные друзья…
— Товарищ генерал, — опять затянул с правого фланга старший лейтенант, — мы же — одна группа! Знаем друг друга как облупленные — достоинства, недостатки, слабые и сильные стороны характеров…
— Вот зануда, — проворчал Илья Валентинович. — Будет тебе переводчик! И не раненный, а здоровый. Постарше немного твоего Авдеева, зато поопытнее раз в десять. Понял?
— А он язык-то нормально знает? С Авдеевым все-таки сработались, попривыкли…
— Таких переводчиков в твоей группе еще не было — ему знакомы почти все европейские языки!
И, повернувшись, пригласил жестом пожилого мужчину в новенькой офицерской шинели без погон.
Тот сделал шаг, после короткого кивка, назвался:
— Дьяконов Василий Авраамович.
— У-у… гражданский…
— Разговорчики! — строго зыркнул из-под кустистых бровей Виноградов. — Это ты, Фарид Салихович, по сравнению с ним гражданский! Василий Авраамович — бывший командир 1-й Донской дивизии, генерал-майор белой армии. А сейчас, значит, целиком и полностью перешедший на нашу сторону и решивший помочь Родине в борьбе с фашизмом. Прошу любить и жаловать. И последнее по части знакомства: седьмым в разведгруппу назначается капитан Антипенко. О конкретных обязанностях новых членов команды я доложу позже — на подробном инструктаже. Становитесь в строй…
Дьяконов и офицер контрразведки замкнули шеренгу на левом фланге.
— Теперь о распорядке. Сейчас ставлю общую задачу, затем беседую с каждым по отдельности. Полчаса на обмундирование, подгонку экипировки, вооружение. Затем плотный ужин, погрузка и вылет. Вопросы.
— Когда на Берлин пойдем, товарищ генерал? — хмуро поинтересовался один из радистов.
— Скоро-скоро, ребятки. На днях поступит приказ о броске до Одера. А от Одера до Берлина сами знаете — вест сто — не больше. Так что… скоро! А пока вам надлежит побывать в западном предместье немецкого городка Мюнстер.
Он дал знак Литвину, и тот повесил на стену под лампу большую карту северо-западных земель Германии.
— Смотрите и запоминайте, братцы, — продолжил Виноградов, вооружившись карандашом вместо указки.
В десантный Ли-2Д разведчики поднимались с хмурыми серыми лицами; рассаживаясь вдоль бортов, пристраивали меж колен автоматы. Видимо, сказывалась накопившаяся усталость, давила новизна порученной миссии. Белый генерал перед трапом осенил себя крестом, поправил парашютные лямки и бодро преодолел ступеньки. Он выглядел свежим, не взирая на возраст: бледные щеки порозовели, в глазах появился азартный блеск. Капитан Антипенко не был уставшим, но и радости от предстоящего задания не выказывал — лицо не выражало эмоций, оставалось каменным и задумчивым.
Провожавшие офицеры во главе с Виноградовым помахали темным квадратам иллюминаторов. Взревев двигателями, самолет долго и величаво рулил за ехавшим впереди «виллисом», развернулся и покатился, набирая скорость, по освещенной тремя прожекторами грунтовой полосе. Медленно оторвавшись, набрал немного высоты, лег на левое крыло и взял курс на побережье Балтики.
До точки выброски предстояло лететь около трех часов…
* * *
Это был второй полет Василия Авраамовича на самолете. Первый раз он поднялся в воздух с Бискапским, когда пришлось путешествовать на юрком почтовом «Хейнкеле» из Польши в Германию. Те сумасшедшие впечатления вкупе с потрясающим видом из маленького прямоугольного иллюминатора вспоминались ему очень часто. Теперь же все обстояло по-другому: солиднее, основательнее. Мерный рокот двух двигателей внушительного военно-транспортного самолета, летевшего ровно, без болтанки; голубоватая подсветка единственной дежурной лампы, тускло мерцавшей над дверкой кабины пилотов; непроглядный мрак снаружи. И несколько бойцов разведгруппы, сидящих под сводами бортовых переборок напротив друг друга… Это совсем не походило на первый полет. Но имелось и одно совпадение. Причем буквальное. Сейчас они в точности повторяли маршрут годичной давности: вылетели с западной окраины Данцига и взяли курс на Мюнстер — небольшой городишко на северо-западе Германии.
Внутри самолета становилось зябко.
Поначалу он прильнул к квадратному окну. Внизу под магическим лунным светом просматривались светлые пятна полей и лугов, проплывали редкие желтые огоньки. Потом попытался последовать примеру новых боевых собратьев: пристроил под голову мягкий шлемофон, закрыл глаза… Однако сон не шел — слишком волнительное предстояло действо. Тогда он по давней привычке предался воспоминаниям: с неторопливостью воспроизводил в памяти эпизоды из кадетских и юнкерских лет, из офицерской молодости; восстанавливал размытые временем черты убитых товарищей; разговаривал с единственной любимой женщиной, умершей в далеком восемнадцатом от тифа…
Спокойное созерцание прошлого нарушилось однажды: пилот резко накренил машину влево, наклонил к земле нос; сменился тон работы двигателей, у Василия Авраамовича перехватило дыхание, а кто-то из разведчиков подбодрил:
— Линия фронта. Ее редко удается проскочить незаметно.
Генерал наклонился к иллюминатору и увидел густой рой огненных трасс, дружно тянувшихся от земли к самолету. Однако через минуту все стихло — пилотам удалось увести машину из-под обстрела.
Невеселые мысли чередовались с тяжкими вздохами, покуда над дверкой в кабину пилотов не вспыхнул тревожным заревом красный плафон.
Пора!
Молодые коллеги зашевелились, засовывая под парашютные лямки немецкие автоматы «МП-40» со сложенными прикладами. Устроил на груди свое оружие и бывший генерал.
Выброска происходила в запланированное время севернее деревеньки Хафиксбек, расположенной в тринадцати километрах от Мюнстера. Дьяконов опять подивился превратностям судьбы: убегая зимой прошлого года из «Зоны» во время бомбежки, он не предполагал когда-либо снова оказаться здесь…
Из пилотской кабины вывалился здоровяк в летном комбинезоне. Молча кивнув командиру группы, он открыл овальную дверцу входного люка.
— Приготовились! — громко рыкнул Ахметов.
Бойцы встали, построились друг за другом по правому борту лицом к открытому люку, прицепили к натянутому под потолком тросу карабины вытяжных фалов.
Последним предстоит прыгать заместителю Ахметова — лейтенанту Гришину. А право отделиться от самолета первым принадлежит грузовому мешку, который подвигает к самому краю командир группы. Он же сиганет следом за мешком, а на земле в случае чего прикроет подчиненных. За ним стоит второй радист Кизилов, нагруженный тяжелой радиостанцией и запасными батареями к ней. Его нехитрые пожитки с боеприпасами лежат в вещмешке первого радиста — сержанта Николаева. Новички топчутся в середине группы и взволнованно ожидают команды… Вообще-то, поначалу Дьяконов искал рациональность в расстановке бойцов и в очередности: кто за кем прыгает. Не додумавшись до смысла, обратился с вопросом к соседу, и тот с готовностью пояснил:
— Первыми идут самые тяжелые по весу, а легкие томятся в конце. Это чтоб в воздухе после раскрытия парашютов никто никого не догнал.
— Понятно, — усмехнулся простоте генерал.
Здоровяк в комбинезоне прошелся вдоль разведчиков: привычными движениями проверил снаряжение, лямки подвесных систем и надежность пристегнутых к тросу карабинов.
Наконец, красная лампа зажглась вторично.
— Пошел! — крикнул выпускающий.
Грузовой мешок с провизией, боеприпасами и медикаментами исчез во тьме за обрезом люка. Ахметов чуть помедлил, отсчитывая известные только ему секунды — слишком рано нырять в пустоту за мешком опасно — могут сойтись купола или перехлестнуться стропы; а промедлишь — не найдешь на земле ценного груза.
За командиром в ночь шагнул второй радист, за ним первый. И вот к люку подходит Василий Авраамович…
Да, сегодня ему посчастливилось вторично в своей жизни подняться в воздух, а вот прыгать с парашютом приходилось впервые, и связанные с предстоящим прыжком ощущения большой радости, увы, не доставляли. Едва оказавшись у черневшего проема, он заглянул в непроглядную бездну и поежился от неприятного озноба.
Но делать нечего — сам заварил кашу, сам напросился помочь разведчикам. Чего ж теперь пенять?..
У самого уха прогремело:
— Пошел!
Он поступил как советовали молодые товарищи: наклонил вперед голову, ссутулился, крепко прижал к груди руки и с силой оттолкнулся от нижнего обреза проема.
В тот же миг ударился о плотный воздух, закувыркался и ощутил все «прелести» свободного и беспорядочного падения. Через пару секунд прилично встряхнуло в ремнях подвесной системы; встряска каким-то чудесным образом вернула естественное положение — головой вверх. Он повис, закачался на уходящих к куполу стропах.
— О, Господи! — как и перед посадкой в самолет перекрестился генерал и разом позабыл о напастях.
Согласно наставлению тех же новых товарищей, следовало осмотреться, поискать в небе другие купола.
Все нормально: сверху белеет свой исправный купол, внизу едва просматривались два светлых пятна — одно чуть больше другого. Выше и в противоположной стороне — там, куда удалялся рокот моторов — виднелся еще один.
— Далеко. Не помешаем друг другу, — прошептал Дьяконов и огляделся спокойнее — без страха и дерготни.
Где-то левее (стороны света он сейчас определить не мог) мерцало несколько огоньков; впереди и немного правее растянулась полосою россыпь из мелких светящихся точек. А вот сзади — в нескольких десятках километрах полыхало целое зарево.
— Взрывы и пожарища, — догадался он, неудобно изогнув шею. — Бомбежка или артобстрел. Стало быть, союзники наступают — американцы или англичане…
Температура по мере плавного снижения повышалась. Дьяконов был одет также как и другие разведчики группы: теплое армейское белье и комбинезон из плотной брезентовой ткани; на голове — кожаный шлемофон с меховым подбоем; на ногах под высокими ботинками — две пары носков: тонкие их хлопка и толстые шерстяные. Однако холод пробрался к телу сразу же, стоило отделиться от самолета. А ближе к земле становилось теплее. И вместе с тем опять надвигалось волнение: где она в этой тьме, земля-то? Как встретит — мягко ли, жестко? И чем — дружественной тишиной или вражьей засадой, стрельбою, пленом?..