Зови меня ястребом - Рощин Валерий Георгиевич 9 стр.


— Товарищи, мы отклоняемся от темы, а времени остается все меньше, — вернул беседу в нужно русло Виноградов. — Василий Авраамович, теперь, пожалуйста, о вашей жизни после гражданской войны. И о вашей последней встрече с Бискапским.

— После эвакуации белой армии из Крыма я с остатками своей дивизии провел несколько месяцев в эмигрантском поселении на острове Лемнос. Затем по просьбе Петра Николаевича отбыл в Варшаву для устройства и размещения наших солдат и офицеров. В этом качестве прослужил около трех лет, однако в двадцать четвертом году из-за тяжелого финансового положения военное представительство в Польше закрылось. Перебрался сюда — в Данциг. Снял простенькую комнату, нашел работу: сначала в механических мастерских местного порта, затем в городском почтамте. Не жил, а так… существовал. Прошлого не вспоминал, в политику не лез. Тем удивительнее стало появление в январе прошлого года молодого рыжего немца, повадками походившего на агента-вербовщика. Он подсел за мой столик в крохотном кабачке, представился Гансом; был любезен и говорлив. Через полтора часа, прилично влив в себя спиртного, предложил поработать на оккупационные власти. Я наотрез отказался от такой «чести», и он тут же откланялся. А спустя неделю под окна моей комнатушки подъехала машина, в дверь постучали. Почему-то сразу подумалось о связанности странного позднего визита с тем рыжим нацистом…

— Вас арестовали? — предположил Илья Валентинович.

— Нет. Открыв дверь, я к превеликому удивлению обнаружил Бискапского. Постаревшего, седого, с потухшим взором и будто ставшего ниже ростом. Мы как старые товарищи обнялись. Я пригласил войти, снять плащ, присесть. Отговорившись спешкой, он выпил рюмку водки и… внезапно огорошил предложением.

— Так-так. Дальше, пожалуйста.

— Иронично пройдясь по моему бедственному положению, он без церемоний перешел к делу и по секрету поведал о неком теплом местечке в Германии. Сознаюсь: нищета вымотала, выжала из меня последние соки. И я согласился с условием, что работа никоем образом не свяжется с нынешней войной против России.

— У вас было время до появления Бискапского, — неожиданно вмешался контрразведчик. — Почему же вы не скрылись?

— Я не ждал каких-либо предложений — кому нужен шестидесятилетний старик? И потом… куда я, по-вашему, скроюсь? Всюду война, всюду те же немцы…

— Вернемся к главному, — взволнованно расстегнув пуговицу воротника гимнастерки, покривился Виноградов, явно недовольный назойливостью сотрудника «СМЕРША». — Бискапский повез вас в Германию?

— Да, на западной окраине Данцига нас дожидался скоростной почтовый «Хейнкель». После двух часов полета мы приземлились в северо-западной Германии — неподалеку от небольшого города Мюнстер. А еще через двадцать минут я оказался на закрытой территории особо засекреченного объекта.

— Как назывался этот объект? — подался вперед один из заместителей Виноградова.

— «Зона SS12-01».

Разведчики переглянулись.

— С этого места, пожалуйста, подробнее и по порядку, — мягко потребовал советский генерал.

— Я пытался дознаться о подробностях предстоящей работы еще в самолете. Из скудных и уклончивых ответов Василия Викторовича понял следующее: в течение нескольких лет особая команда немецких ученых по приказу Генриха Гиммлера трудилась над созданием людей, наделенных необычными способностями. В исследованиях использовались самые различные материалы из Тибета, Южной Америки, России…

— Из России? — вскинул брови главный разведчик фронта.

— Да, представьте. До большевистского переворота… Простите, до революции в России имелась блистательная плеяда ученых-медиков, а в тридцатые годы какой-то русский профессор пытался скрестить молодых мужчин с обезьянами. Кажется, его расстреляли в НКВД…

— Понятно. Продолжайте.

— По словам Бискапского я понял, что исследования шли слишком медленно, а опыты зачастую оканчивались неудачей. И приблизительно в начале сорок четвертого года германское руководство приказало ученым форсировать другое направление — более практическое.

— То есть?

— Готовить особенных солдат привычным и, вместе с тем, ускоренным образом — с помощью специально разработанных программ, методов глубокого психологического внушения и обработки подсознания. Кажется, так.

— А какое отношение к «Зоне SS12-01» имел Бискапский?

— Точно не знаю. Предполагаю, что он занимался поиском инструкторского состава и выполнял различные поручения командования.

— Допустим, — пристально посмотрел Виноградов на Дьяконова. — Ну, а вас-то он с какой целью привез на секретный объект?

— Видите ли… в пятнадцатом году я имел честь быть причастным к созданию первой русской минно-разведывательной школы по подготовке тех, кого сейчас именуют «диверсантами».

— Интересный факт. Мне об этом ничего не известно, — подал голос полковник «СМЕРША». — Где она находилась?

— В Могилеве. Сначала по соседству со ставкой Верховного главнокомандующего, а с шестнадцатого года за Днепром. В лесистом восточном пригороде — вдали от любопытных глаз, для нее отстроили несколько добротных корпусов.

Наморщив лоб и покусывая нижнюю губу, Виноградов откинулся на спинку стула и осторожно предположил:

— Может быть, Бискапский хотел вас прощупать? Вдруг вы пожелали бы помочь немцам в подготовке этих… особенных солдат?..

— Вряд ли, — отрезал Василий Авраамович. — Во-первых, в Могилеве мне вменялось подбирать кадры, а не заниматься инструкторской работой. Во-вторых, в те времена о психологических опытах и прочих воздействиях на личность мы и не слыхивали. И, в-третьих, я не стал бы сотрудничать с врагами России.

Помолчали. Дьяконов потянулся за следующей папиросой. Образовавшейся паузой решил воспользоваться Литвин, уставший подпирать стенку возле двери — подойдя ближе, чиркнул спичкой и поднес огонек бывшему генералу. Тот пыхнул ароматным дымком, благодарно кивнул. Литвин шагнул к дивану, присел на самый краешек и… наткнулся на злобный взгляд смершевца.

Начальник разведывательного Управления фронта, повернувшись к высокому окну и постукивая огрызком карандаша по столешнице, с минуту созерцал серое мартовское небо. По всему было видно, что Виноградов не впервые услышал о секретном объекте под грифом «Зона SS12-01», однако рассказ белого генерала ясности о нем не привнес. Бросив карандаш, он встал, прошелся по комнате, посмотрел на часы и сказал:

— Хорошо. Что произошло дальше, после того как вас привезли на объект?

— Машина остановилась в центре прямоугольного двора, посреди каменных построек барачного типа. Мы с Бискапским вошли в единственное двухэтажное здание, видимо служившее штабом, поднялись на второй этаж и оказались в одном из многочисленных кабинетов. Внутри находились два старших офицера — кажется, полковники и мужчина в штатском платье. Они вежливо поздоровались, предложили присесть…

— Вы знаете немецкий язык? — бестактно перебил смершевец.

— Не только немецкий. Я свободно владею французским и польским. Английским — чуть хуже.

— Какие должности в зоне занимали эти люди?

— И этого я сказать не могу. Представляя военных, Бискапский назвал лишь звания и фамилии; гражданским оказался доктор Линке. Полагаю, фамилия вымышленная.

Генерал-майор царской армии продолжал рассказывать о первых впечатлениях пребывания в «Зоне SS12-01», а Илья Валентинович, стараясь не пропустить ни единой детали, рассматривал пожилого мужчину и силился заглянуть в его душу, понять ее… «Непохоже на ложь. Очень непохоже. При отрепетированных постановках актер почти не выказывает сомнений, а уверенности в голосе и суждениях звучит много больше. Дьяконов часто признается в своих сомнениях, сетует на память. Что ж, наверное, и я сомневался бы, окажись на его месте».

Да, распознать грамотную игру крайне сложно, мастера на этот счет водились в контрразведке. Виноградов тоже владел парочкой надежных приемов, применить которые наметил ближе к завершению беседы.

— …Пока мы находились в кабинете, Линке неестественно улыбался и произносил расплывчатые фразы. Он так и не ответил толком ни на один мой вопрос; не объяснил, для какой работы я приглашен, — закончил Василий Авраамович.

— Чего же они от вас хотели?

Неожиданно белый генерал улыбнулся. Вымученно и впервые за то время, что находился в особняке:

— Как ни странно, они задавали очень похожие вопросы. О моем участии в войнах: в Первой мировой и Гражданской; о послевоенной работе в Польше. Расспрашивали об известных генералах: Брусилове, Деникине, Врангеле, Краснове, Корнилове, Кутепове, Май-Маевском… Я понимал, что все это от лукавого — в живых из лидеров белого движения к тому времени оставались двое: атаман Краснов, с потрохами продавшийся немцам, и несгибаемый Антон Иванович Деникин, осуждающий любое сотрудничество с нацистами. Я скупо и невпопад отвечал. Пару раз поинтересовался: в чем состоит моя работа? От прямого ответа они уходили и снова сыпали вопросами. Кое-что прояснилось спустя час или полтора, когда Линке достал из огромного сейфа около сотни старых фотографий и предложил мне отыскать знакомые лица.

Офицеры насторожились.

— И вы нашли?

— Да. Нашел.

Глава первая

Россия. Самара

Наше время

— Слушай сюда, гвардия, — очнувшись, глянул Суходольский на взошедшее солнышко. — В районе ипподрома меня встретит охрана одного товарища по фамилии Грецков. Впрочем, его фамилия вам ничего не скажет.

— Марк Антонович, поподробнее, если можно. Я все-таки отвечаю за вашу жизнь, — возразил Сергеев.

На что шеф громко рассмеялся:

— Брось, Вадим, — не тот случай. Грецков — обычный чиновник городского масштаба, страстно любящий деньги и обладающий некой интересной для моей компании информацией. Лучше всего изъясняется матом и жестикуляцией. Считает, что гаишники стоят на дорогах ради удобства его проезда на дачу, а рядовые граждане загрязняют своим дыханием окружающую атмосферу. Часиков на пять мы осядем с ним в ресторанчике под трибуной ипподрома — обговорим кое-какие проблемы, пообедаем. Все это время нас будут охранять его люди.

— Обижаете! Почему не мы? — упорствовал полковник.

— Вам пока лучше заняться покупкой нового автомобиля. Заодно введешь в курс Константина: расскажешь что и как, проинструктируешь, подберешь экипировочку… В общем, сам знаешь, не первый год руководишь службой.

— Понятно. Постричь, побрить, переодеть…

— Зачем же? — вдруг возразил босс. — Зачем плодить безликость и тоску? Пусть где-нибудь сполоснется и, если пожелает — подберите в бутиках что-нибудь в его рокерско-бандитском стиле. А вот с гитарой лучше расстаться.

— Как расстаться?! — вцепился музыкант в футляр. — Да вы знаете, что это за гитара?

— Судя по твоей реакции — ее выстрогал Страдивари, — проворчал Суходольский. — Ладно, оставь пока. И последнее, — вновь повернулся он к Сергееву: — Мне нужна связь. Я могу пользоваться своим телефоном?

— Нет, Марк Антонович, ни в коем случае. Сейчас можете пользоваться моим; позже, если сильно прижмет, купите и оформите новую симкарту на чужую фамилию.

— Постараюсь. Вот, кстати, и красавец Ил-2 на постаменте. Прижимайся вправо, — приказал Суходольский водителю. — Так… подруливай к темной машине. Приехали…

«Мерседес» остановился в парочке метров от темного «Лексуса» с номерным знаком из трех девяток. Шеф бодро выбрался из салона; захлопнув дверцу. На прощание бросил:

— В восемнадцать ноль-ноль на этом же месте. Не опаздывать!..

— Поступим следующим образом, — по-прежнему сидя рядом с водителем «Мерседеса», планировал Сергеев, — первым делом прикупим машину и отпустим охрану моего давнего друга; потом займемся твоим внешним видом, подберем экипировку и… и обязательно пообедаем в ресторане с приличной кухней! А то наш шеф обожает экспромт в виде сухомятки. Вроде, едет себе спокойно, клюет носом на заднем сиденье… Вдруг просыпается и велит разворачиваться на сто восемьдесят. И все планы остаются в головных нейронах…

— «Рено», — заметил Яровой проплывающий слева огромный автосалон.

Вадим засмеялся.

— Бог с тобой, Костя! Ты еще «Логан» предложи купить!.. Французы производят классные вина, косметику, трусы с лифчиками, салаты из трюфелей… Все что угодно, только не машины! Лягушатники никогда не умели делать что-то серьезное. Все эти «рено», «пыжо», «ситро» штампуют коляски для европейских нищих, студентов и католических священников. Теперь к ним добавилась еще одна категория покупателей: российские садоводы предпенсионного возраста. Крепенькие и неприхотливые авто, но ни одна из моделей для настоящих дел не годится.

Почему и для каких «настоящих дел» не годятся французские автомобили, Константин решил поинтересоваться позже. А новое начальство меж тем развивало тему:

— На успех в стритрейсинге или на хорошей загородной трассе следует рассчитывать, если садишься за руль таких машин, как…

И следовало перечисление отнюдь немногочисленных автомобильных брендов с жутким количеством лошадей под капотом, с огромным крутящим моментом, с резвым разгоном до сотни и с прочими волнующими безбашенных гонщиков прибамбасами. Потом новичка посвящали в теорию городских гонок; в особенности психологи убегающих и догоняющих; раскрывали секреты приемов «тиски», «клевок», «поджопник». Иногда к разговору подключался управлявший «Мерседесом» парень: подсказывал, уточнял, подтверждал слова Сергеева…

Костя откровенно скучал и с грустью посматривал на футляр с акустической гитарой. Иногда на его лице явственно читалось разочарование наспех принятым решением ехать с этими странноватыми людьми. Взгляд словно говорил: «Ладно, ребята, познакомились, пообщались и будет. Погорячился я — неужели не понятно? Полуголая девка, драка, менты, погоня… разве ж можно под воздействием этакого коктейля принять умное, взвешенное решение? Нет, конечно. А потому отпустите меня с Богом, а?..»

Однако ж ничего подобного вслух он не произносил, а на вопрос начальника «все ли понятно?», неизменно качал головушкой и отрешенно шептал:

— Все ясно, как дорога в тумане. А главное — ничего не забудешь…

Вот и вспоминал с тоской об инструменте, о музыке, о струнном квинтете, покуда Сергеев сам не переключился на дорогу и не приказал шоферу завернуть на стоянку возле современного здания с четырьмя кольцами на фасаде. Поблагодарив двух водителей и охрану из неотступно следовавшей сзади второй машины, Вадим отпустил их. А, дождавшись, когда машины исчезнут в потоке транспорта, обернулся к Яровому, хитро прищурился и раскрыл объятия:

— Ну, здорово, чертяка!

— Значит, узнал? — заулыбался Яровой.

— Сам-то как считаешь?!

— Надеялся, что узнал. Просто вида при начальстве не показывал.

— Так и есть. Старая привычка не выдавать эмоции на людях, — потряхивая молодого человека за плечи Сергеев. — И все-таки изменился, Костя, изменился! Патлы отрастил, в одежку странную приоделся, в музыку вдарился. Ну и возмужал, заматерел, что ли…

— Ты тоже, Вадим, не помолодел.

— Сколько же лет мы не виделись?

— Лет пять-шесть. Или около этого.

Полковник подтолкнул старого боевого товарища в сторону салона:

— Слушай, мы с тобой тогда все пешком по горам шарахались. А на приличных аппаратах тебе ездить доводилось?

— А то! — перехватил тот поудобней футляр.

— Да? И на каких же?..

— БТР-80, БМД — с «двойки» по «четверку», БМП-3, БМРД — штабной вариант, немного на Т-80…

— Стоп-стоп-стоп, — вскинул ладони Сергеев, — дальше не надо — я не ту имел в виду технику.

— А какую?

— Которая полегче, покомфортабельнее и без гусениц.

— УАЗ подойдет?

— Уже теплее. Водительское удостоверение с категорией «B» есть?

— Имеется.

— Отлично. А с правилами дорожного движения хоть немного знаком?

— Чего с ними знакомиться! На наших дорогах все знаки предупреждающие. Из запрещающих знаю один — полосатый бетонный блок.

Назад Дальше