Богоев, очевидно, не один. С ним едут и его соучастники. Может быть, и тот, кто позвонил по телефону.
«Пожалуйста, билеты! — прокричал напевно кондуктор. — Пожалуйста, ваш билет».
Ковачев показал свой билет в вагон первого класса. Кондуктор удивленно посмотрел на него, но ничего не сказал.
Спросить его? Может быть, он что-нибудь заметил? Впрочем, едва ли. В Пловдиве сошло столько народу.
На каком-то полустанке поезд неожиданно остановился на несколько секунд. И снова тронулся. Ковачев продолжал стоять, облокотившись на раму, совсем один в безлюдном коридоре.
А почему бы ему не устроиться в купе Богоева? как обыкновенный пассажир, который сел в Пловдиве. Да и билеты уже проверили.
Нет, если Богоев выйдет, как он последует за ним?
Ковачев быстро возвратился в свой вагон взять портфель.
У открытой двери второго купе стоял милиционер. Сквозь шум колес Ковачеву послышалось, что он назвал его фамилию. Когда милиционер закрыл дверь, Ковачев спросил его:
— Кого вы ищете?
Милиционер посмотрел на него подозрительно, но все-таки сказал:
— Одного товарища, Ковачева.
— Я Ковачев, что вам нужно?
Пришлось показать служебное удостоверение. И только убедившись, что перед ним действительно майор (да, тогда еще майор) Асен Ковачев, милиционер объяснил ему:
— Срочная телефонограмма из Пловдива. Я с участка Поповица. Пришлось остановить поезд. Вот, возьмите, товарищ майор.
Ковачев развернул листок.
«Получилась ошибка. Мне показалось, что он сошел в Пловдиве. Когда я понял, что ошибся, поезд уже уехал. Настоящий остался в купе. Подробности в Димитровграде. Петев».
Слава богу! Петев жив и здоров. Богоев сидит в своем купе. Могло быть хуже.
— Вы, товарищ, — сказал он милиционеру, — поедете со мной до Димитровграда. Сядете в первое купе соседнего вагона, а я стану в коридоре напротив купе. Если вы мне понадобитесь, я подам вам знак.
— Понятно, товарищ майор, — ответил милиционер с заговорщическим видом.
Как только поезд остановился в Димитровграде, в вагон вошел майор Милев. Поздоровавшись, он сразу спросил:
— Здесь еще?
— В купе.
— Мне позвонил Петев. Провели его на вокзале в Пловдиве. Ему показалось, что в последний момент наблюдаемый сошел. Петев последовал за ним. И только у стоянки такси, рассмотрев лицо человека, за которым он следил, понял свою ошибку. Вернуться уже не успел — поезд ушел.
— Но как он мог ошибиться?
— Говорит, что тот был в таком же плаще и шляпе, с таким же чемоданом и портфелем, что и Богоев. А что этот?
— Ничего. Все еще сидит в купе. Жду, когда выйдет.
— Пора бы. Поезд скоро тронется. Снаружи ждут двое моих ребят. Петев нам описал его.
— Вы сообщили полковнику Маркову?
— Конечно.
В этот момент поезд свистнул и медленно тронулся. Оба краем глаза следили за дверью купе. Но она не шелохнулась. Поезд набрал скорость и понесся вперед.
— Что же это такое? — спросил Милев. — Вроде бы взял билет до Димитровграда, а не удостоил нас своим посещением.
Да, это было новой неожиданностью. Богоев, который «официально» находится в командировке в Русе, с билетом, взятым до Димитровграда, сходит в Пловдиве и... продолжает поездку до Свиленграда!
Даже тогда, убедившись, что наблюдаемый едет не в Димитровград, а в Свиленград, Ковачев не смог разгадать ход врага. Он только удивлялся и выслушивал догадки Милева.
— Мне кажется, ошибка в Пловдиве — просто случайность. Мало ли людей имеют одинаковые портфели и чемоданы? А Богоев понял, что за ним следят и... Подожди! — внезапно прервал себя Милев. — А не решил ли он спрыгнуть на ходу? Я пойду встану у второй двери.
— Хорошо, — согласился Ковачев. — Только сначала найди кондуктора и скажи ему, чтобы проверил билеты.
Случайность ли ошибка в Пловдиве или это умышленно разыгранный трюк? Тогда... Богоев — не один. Их двое, а, может быть, больше. Они знают, что находятся под наблюдением, и от них можно ожидать всего.
Через несколько минут прошел кондуктор.
Поговорив с ним в конце коридора, Милев с озадаченным видом направился к Ковачеву.
— Эй, Асен, вы что-то напутали. Твой Богоев не знает болгарского. Билет у него до Стамбула. Кондуктор даже не стал проверять его второй раз.
— Гм, — промычал в ответ Ковачев.
— Неужели Петев в Пловдиве упустил настоящего Богоева? — спросил Милев.
— Да нет... не может быть. Ведь я же его видел после этого. Это Богоев, я хорошо рассмотрел его лицо. А того, который сошел в Пловдиве, Петев потерял из виду?
— Тот сел в единственное такси и исчез. А Петев пошел в городское управление звонить. Ты на том поставь крест, смотри, как бы нам не прозевать этого. Который едет к границе. Если это, конечно, ваш Богоев.
Поезд подошел к Свиленграду.
Они вышли на перрон. Среди сходивших с поезда малочисленных пассажиров Богоева не было.
Через некоторое время дежурный офицер пограничного управления докладывал:
— В спальном вагоне едут две семьи из Западной Германии, трое иранцев, один турок. В вагоне второго класса — один югослав, трое турок, один австриец и две девушки чешки. Вот их паспорта. Болгар нет. Но посмотрите, не он ли это?
Он взял фотографию Богоева и вложил ее в паспорт австрийца Дитмара Фогеля, торговца из вены.
Милев перелистал паспорт.
— «Въезд — 12.06.63. — Драгоман», — прочитал он машинально.
— А сейчас мы поставим: «выезд — 14.06.63. — Свиленград», — сказал пограничник.
— Нет, не поставите. Он не переедет границу.
Ковачев сказал это твердым, решительным голосом, хотя сам не был уверен в правильности своих действий. А если это всего лишь безобидный австрийский торговец? Будет международный скандал.
Но он поразительно похож на Богоева!
Вот фотография. Вот паспорт. Несомненно, и там, и там снят один и тот же человек. Этого Фогеля нельзя упускать. Ни в коем случае!
— А на каком основании мы его задержим? — спросил пограничник. — Транзитная виза у него в порядке.
— Свяжите меня срочно с Софией, с министерством...
Следствие по делу Валентина Христова Богоева, пытавшегося пересечь границу, окончилось быстро.
В Свиленграде он устроил страшный скандал. Хорошо разыграл роль иностранца, возмущенного «варварским отношением коммунистов к европейцам». И к тому же на чистом немецком языке. Хотя и без венского акцента. Но по пути в Софию обмяк. А когда ему устроили очную ставку с начальником отдела кадров и секретарем парторганизации учреждения, где работал Богоев, он вдруг перешел на болгарский язык и, не запираясь, рассказал органам Государственной безопасности все.
Нет, он не был шпионом. Очевидно, он стал бы им впоследствии.
Прошлым летом в Варне Богоев познакомился с гостями из «свободного мира». Поделился своей мечтой жить в «Европе», «на свободе». И они пообещали помочь ему.
Больше он с ними не встречался. Они даже не оставили ему адреса.
И лишь неделю тому назад к нему домой пришел незнакомый человек. Болгарин. Сказал, что его прислали «друзья, его друзья по Варне». Принес ему подарок — плащ, рубашки, шляпу. И самое главное — сообщил, что «друзья» не забыли своего обещания. Теперь он может безо всякого риска уехать из Болгарии, если он еще не передумал...
В понедельник они встретились на Центральном вокзале. Человек сообщил ему, что через страну проедет Дитмар Фогель, с которым Богоев должен поменяться местами, и дал ему чемодан и портфель, предназначенные для Фогеля. Они были закрыты на замок, и что в них, Богоев не знал. Ему было приказано купить билет второго класса до Димитровграда и положить его вместе с паспортом в карман плаща.
Как только Фогель приехал в Софию, Богоеву сообщили по телефону, где они должны встретиться. В кафе он только издали увидел его и узнал по слуховому аппарату для глухих и по трем ручкам в кармане пиджака.
Командировка в Русе была ему нужна, чтобы отсрочить на какое-то время поиски.
Богоев ничего не знал о Фогеле — кто он и для чего ему надо было остаться в Болгарии.
Согласно уговору, Богоев сел в вагон, прицепленный к вагону первого класса, в то же купе, где был Фогель. В купе они не разговаривали. Он заметил, что у Фогеля такой же плащ, как у него. Ему было известно, что в кармане этого плаща находится билет до Стамбула и австрийский паспорт, выданный на имя Дитмара Фогеля. Еще в Софии на место своей фотокарточки Фогель приклеил фотокарточку Богоева, с печатью, поставленной на границе.
На вокзале в Пловдиве неожиданно даже для самого Богоева Фогель надел его плащ, шляпу, взял чемодан и портфель и сошел с поезда в последний момент перед отправлением.
Вся операция «Прага, тринадцать» была проделана для того, чтобы забросить агента в нашу страну.
Так поступают только с агентами, которым поручены особо ответственные, трудные задачи, как, например, собрать сведения о производстве ядерного сырья.
Таких агентов снабжают новейшей техникой. Такие агенты не останавливаются ни перед чем.
Ковачев помнит, как после операции «Прага, тринадцать» они сидели вдвоем с бай Крыстьо в его кабинете. Было за полночь. Полковник устало потянулся, захлопнул папку и сказал:
— Ясно. Надо расставить силки для этой птички. Ведь Фогель по-немецки значит птица.
— Но пока мы поймаем ее, кто знает, в какие уголки нашей родины она залетит, какие песни пропоет...
И птица не сидела на месте. Уже двое были убиты.
Птица пела. Посылала радиограммы.
Очень возможно, что это было делом Дитмара Фогеля. Проверить это было легко. Достаточно показать Богоеву фотографии всех поступивших на работу в управление «Редкие металлы» после прибытия Дитмара Фогеля в Болгарию.
Ковачев набрал телефон полковника Маркова.
— У меня есть одна идея! — почти прокричал он.
— А я получил новую радиограмму, — мрачно произнес Марков. — Приходи, послушаем, что ты надумал.
Был перехвачен — на этот раз уже на волне девяносто семь сантиметров — конец новой радиограммы, только последние слова: «...ирую тон Кардам». Хорошо было уже то, что теперь они знали длину волны.
— Это теперь не имеет значения, — смело произнес Ковачев.
Марков в ожидании смотрел на него.
— Предполагаю, что это последняя радиограмма Кардама. Через несколько часов он будет сидеть в вашем кабинете.
— Громкие слова! — пробормотал Марков. — Говори, послушаем.
Но когда Ковачев рассказал ему о своем плане, полковник сразу оживился. Вызвал Радкова и приказал ему пойти в управление «Редкие металлы» и взять личные дела всех служащих, поступивших на работу в течение последних трех месяцев.
Но Радков вернулся с пустыми руками. В управлении работали до пяти часов, и Лозенский уже ушел.
На следующее утро Ковачев ждал его сам перед управлением.
Как только пришел Лозенский, они заперлись у него в кабинете и проработали там целый час. Начальник отдела кадров не отзывался на стук в дверь, не подходил к телефону. Доступ к ним через внутреннюю дверь имела только Гаврилова. Она приносила личные дела в пачке по десять штук и потом ставила их в стальной шкаф.
Ковачев позволил себе все-таки подготовить начальнику маленький сюрприз. В сущности, он рисковал всего лишь несколькими метрами пленки.
К десяти часам все было готово.
Радков ввел Богоева в кабинет. Полковник сидел за письменным столом, а Ковачев стоял около него.
— Надеюсь, что у вас было достаточно времени хорошо обдумать свое положение, оценить до конца свой поступок, — произнес неопределенно полковник Марков, глядя прямо в глаза Богоеву.
Тот как будто примирился со своей судьбой. Даже несколько пополнел. Только его лицо, бледное и отекшее, показывало, как тяжело было ему привыкать к мысли, что он уже не полноправный гражданин своей страны, а преступник, которого будут судить. Богоев уныло кивнул.
— Вам предоставляется возможность искупить в какой-то мере свою вину перед родиной, — продолжал Марков. Это счастливая для вас возможность может благоприятно отразиться на вашей судьбе.
Лицо Богоева на мгновенье озарилось радостью и сразу же померкло.
— Правда?
— Я ничего вам не обещаю. Но вы сами понимаете, что если вы будете искренен до конца, то это будет учтено.
— Я сказал все, что знал. Я был искренен до конца.
— Я не говорю о том, что было. От вас требуется и впредь оставаться искренним. Сейчас мы покажем вам фотографии нескольких человек. Рассмотрите их внимательно и скажите, знаете ли, видели ли вы кого-нибудь из них и при каких обстоятельствах.
— Подойдите сюда.
Богоев сделал несколько шагов и остановился около письменного стола, застланного белыми листами рисовальной бумаги.
Подполковник Ковачев медленно поднял один из листов.
Под ним лежали одинаковые по формату фотографии. Они были еще влажными.
Полковник Марков не одобрял инициативы Ковачева. Но возражать уже не имело смысла. Ковачев переснял фотографии всех служащих управления «Редкие металлы», и они уже были отпечатаны.
— По твоему методу мы должны были бы показать ему фотографии всех жителей Софии. Жалко материала и труда. Но ничего. Это останется нам на память о твоем усердии.
Богоев внимательно рассматривал снимки. Подолгу останавливал взгляд на каждом. Марков и Ковачев внимательно следили за выражением его лица.
— Нет, — произнес, наконец, Богоев. — Никого не знаю.
Среди этих фотографий была и фотография автомонтера Ивана Костова.
Ковачев открыл вторую группу снимков.
Богоев стал рассматривать их, и было видно, что он старается узнать хотя бы кого-нибудь из них. На его лице не дрогнул ни один мускул. Он был спокоен. Наконец он поднял голову и сказал:
— И среди этих я тоже никого не знаю.
— Только... смотрите... не ошибитесь, — предупредил Марков. — Пойдем дальше.
В третьей группе фотографий Ковачев и Марков сразу увидели снимок Петра Хаджихристова и внутренне напряглись.
— Вот он, — закричал Богоев. — Это он!
— Кто — он? — быстро спросил Марков.
— Тот, кто дал мне на вокзале чемодан и портфель. Кто втравил меня в эту историю.
Ковачев и Марков переглянулись.
Богоев не заметил, какой эффект произвели его слова. Он всматривался в другую фотографию, но словно колебался.
— Прежде, чем продолжить, — нарушил молчание Марков, — давайте запишем ваши показания в протокол. Значит, вы утверждаете, что фотография...
Полковник взял в руки фотографию, указанную Богоевым. На ее обороте красным карандашом была написана цифра восемнадцать.
— ...Под номером восемнадцать принадлежит лицу, которое представилось вам в качестве знакомого иностранцев. Что этот человек принес вам подарки, организовал ваш побег и на вокзале передал чемодан и портфель.
— Да, это он, — твердо ответил Богоев. – Но я здесь знаю и еще одного человека. Но, может, это вас не интересует?
— Говорите, говорите.
— Но она не имеет ничего общего с этой историей.
— Неважно. Кто «она»?
Я не помню точно ее фамилии. Я с ней познакомился у общих знакомых. Она была со своим мужем. Кажется, ее фамилия Гюлева... или Гюзелева.
И эти показания были вписаны в протокол.
Среди фотографий четвертой и пятой группы Богоев не узнал никого. Оставался последний, шестой лист.
Ковачев открыл его и почувствовал, как застучало сердце.
Неужели и сейчас они не нападут на след таинственного асса, агента иностранной разведки, заброшенного со специальной задачей в их страну?
— Дитмар Фогель! — Возбужденно воскликнул Богоев. — Вот! Да, это он.
Он инстинктивно протянул руку к фотографии, но Ковачев опередил его. Взял ее в руки, перевернул и продиктовал секретарю:
— В лице, снятом на фотографии под номером семьдесят два, арестованный узнал человека, который приехал в нашу страну под именем Дитмара Фогеля.
— Значит, это он? — спросил Марков. — Вы уверены?
— Да. Вполне уверен. Нет никаких сомнений. Я хорошо рассмотрел его в кафе. Да и в поезде. Мы же три часа сидели рядом. Всю жизнь буду его помнить.