– Как ты?
– Ерунда. Кость под глазом сломана. Вижу пока не очень хорошо, но врачи говорят, что вроде бы не смертельно и зрение восстановится. Ты мой телефон не привезла?
– Нет, твои вещи отец забрал, – смутилась я, сильно покраснев.
– А, ну хорошо. Там, наверное, все обзвонились. Вчера, видишь, сколько всего наслали. Бери фрукты, на подоконнике валяются. Хоть магазин фрукты-овощи-игрушки открывай.
– Цветы тоже тебе?
– Поклонницы, – протянул он, сгребая мою руку в свою.
– Почему это вчера произошло? Ты же вылетел из игры. Это ужасно.
– Яра, что ты, как маленькая? – Он смотрел на меня удивленно и даже как-то разочарованно. – Гордеев дисквалифицирован на четыре матча. Это очень сильный игрок, который мешал нам выиграть. Мне пришлось его провоцировать на агрессию. Без Гордеева они никто. Если бы не он, мы бы выиграли всухую. Я задирал его всю игру. Что я только не делал, чтобы он ошибся. И вот в итоге все вышло так, как мы и хотели, даже лучше. Мы устранили соперника. Путь к победе свободен. Я несколько секунд смотрела на него, приоткрыв рот и хлопая ресницами, как кукла. У меня в голове не помещалось, что можно так с кем-то поступать.
– Так это была подстава? – выдавила я из себя.
– Чистейшей воды, – самодовольно улыбнулся Ветров.
– Но это же нечестно. Это же не по правилам. Это неспортивно, в конце концов!
– Это победа, Яра. Нам нужна победа. И мне плевать, как мы ее получим.
– Да, но…
– А кто тебе сказал, что спорт – это честная борьба?
– Я всегда побеждала в честном бою.
– Да? Не ты ли мне рассказывала, как тебе били по рукам?
– Я сама виновата, это хромает техника. Он захохотал.
– О чем ты говоришь? Какая техника? Тебя просто выводили из строя, провоцировали, устраняли. Какая же ты наивная еще. Честно! Спортивно! Может быть, те, кто жрет колеса горстями, а потом приходят к финишу первыми, тоже поступают неспортивно?
– Это подло.
– Ох, какая ты правильная, – вздохнул он. – Мало тебя в жизни били, значит.
– Меня вообще не били.
– Оно и видно. Не была бы ты тогда такой наивной дурочкой.
– Это ты типа меня оскорбил?
– Это я типа тебе комплимент сделал, – передразнил он меня.
Я постаралась успокоиться. Сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Посмотрела на изуродованное лицо, где и я оставила свою отметину.
– Интересно соревноваться самому по себе, а не кто кого перехитрит, – сказала шепотом.
– Там, где крутятся огромные деньги, интересы спортсменов никому не нужны, важен результат. Мне поставили задачу. Я ее выполнил.
– Я понимаю…
Я рассматривала игрушки, Мотя щелкал каналами. Потом бесцеремонно положил мне ладонь на колено и чуть сжал пальцы. Стало щекотно. Я дернулась и рассмеялась.
– Мне даже нравится, что ты такая наивная. Знаешь, в этом есть свое очарование, – улыбнулся он.
– Моть, слушай, я хотела поговорить… – замялась я.
– Нет, я не буду тебя слушать, – вдруг картинно заломил он руку и трагично закатил глаза.
– Что? – перепугалась я. – Ты все уже знаешь?
– Нет. Не знаю и знать не хочу. Тьфу, это шутки у нас такие.
– Моть, я хочу поговорить о нас и наших отношениях.
– Ярик, с утра пораньше с такими вопросами, – сморщился он. – Дай мне банан. Они мягкие, а у меня челюсть болит.
Я достала банан из пакета и вернулась к нему.
– Мотя, это очень важно.
– Зачем ты все портишь? – вдруг разозлился он.
– Что именно я порчу?
– К чему все эти выяснения отношений? Поговорим о нас! Наши отношения! Нет никаких отношений. Нет и не было никогда.
Наверное, со стороны могло показаться, что приз Мисс Спокойствие обязательно должен принадлежать мне. И никому больше. Только вот внутри все дернулось и оборвалось, заломило, закрутило. Я заставила себя улыбнуться. Нет так нет. Почувствовала себя жалкой, никчемной, неудачницей.
– Я вообще-то хотела поговорить о другом, – сказала тихо.
– О чем ты можешь еще говорить? – недовольно выплюнул он.
Я закусила губу, собрала волю в кулак и четко произнесла:
– Твой отец вчера оскорбил меня, запер в своей машине и не выпускал. Мне пришлось разбить окно, чтобы выбраться. Я – не то, что думает про меня твой отец. Я не бегаю за тобой, и у меня нет по поводу тебя никаких мыслей. Мне просто было с тобой интересно, потому что я тоже люблю спорт, и мне казалось, что мы единомышленники. Я не одна из твоих девок с ногами от ушей. И никогда такой не буду.
Повернулась и ушла, чувствуя себя морально уничтоженной.
Я медленно брела к остановке, размышляя о бренности бытия. Сейчас десять часов утра. Я пропускаю занятия ради него второй день, и Матвей это знает. Я не хожу на тренировки из-за него вторую неделю, и Матвей об этом знает. Я практически не гуляю с собаками, потому что вечера провожу с Матвеем, и он тоже это знает. Он не знает только о том, что я ездила на свидание среди ночи, что рассталась ради него с Ахмедом, который никогда не позволял мне ради себя пропускать школу и тренировки, который всегда помогал мне с алгеброй и геометрией, возился с Точкой и ее программами, находил общий язык с Варей и Настей, легко общался с Кириллом и Сережей. Я вчера чуть не умерла от страха за него, а сегодня выяснилось, что все это простая подстава, потому что команде была нужна победа, а для победы им не хватало провокации. Я остановилась и задрала лицо вверх, подставляя его падающим снежинкам. Что с тобой, Ярик? Ты же понимаешь, что все это неправильно? Я люблю его, Яра. Знаешь, как сильно я его люблю… Но это неправильно, Ярик. Вспомни, что говорили тебе карты Вари. Ты остаешься одна, Ярик. Подумай над этим… Но как я могу бросить его, Яра? Я ведь так его люблю и даже не представляю, смогу ли жить без него. Я справлюсь с этим, Яра. Обещаю тебе. Мимо прошла девушка. Я проводила ее грустным взглядом.
– Света! – крикнул кто-то мне почти на ухо.
Я вздрогнула и отпрянула. К девушке подбежал парень и ухватил ее за руку. Она попыталась вырваться, но он не дал. Обнял ее и поцеловал при всех, что-то бормоча. Наверное, просил прощения. Я недовольно пнула комок снега и быстро зашагала прочь. Как же больно смотреть на держащиеся за руки и целующиеся парочки и понимать, что в твоей руке всего лишь пакет…
Я бесцельно шаталась по городу, убивая время. Заходила в магазины, сидела в Макдоналдсе, мучая отвратительный кофе и кроша несвежий маффин воробьям. У меня болели ноги, ломило поясницу и замерзли уши и нос. Домой не хотелось совсем. Голова какая-то пустая. Телефон в кармане завибрировал и затренькал мелодией Женьки.
– Да? – сказала я несколько расстроенно.
– Ну как ты там, сокол наш боевой? – весело спросила подруга. – Уже спланировала своему ненормальному в объятия?
Я вздохнула и печально сообщила горькую правду:
– Нет. Похоже, мой орел нашел себе другую орлицу. И вообще… Я для него как розовый слон в посудной лавке. Вечно не туда, не то и не оттуда…
Мучительно хотелось разрыдаться.
– Какое счастье… В смысле очень тебе сочувствую, конечно, но спортсмены народ такой непостоянный.
– Ой, а ты такая опытная, как я погляжу. Давно ты практикуешься на кошках? В смысле на спортсменах?
– Ты давай без намеков, – ухмыльнулась она. – Это у тебя сеанс психотерапии, а не у меня. Можно узнать причину, по которой ты второй день забиваешь на учебу и своих лучших подруг?
Я медлила. Что я ей скажу? Какая я дура? Тоже мне новость. Я села на лавочку и горько вздохнула.
– Ну? Не ломайся.
– Жень, я не знаю, что делать. Я его люблю, а он сказал, что между нами ничего нет и быть не может. Что мне делать? Как его вернуть?
– Люблю, трамвай куплю! – хихикнула Женька. – Птица, что ты как маленькая. Какая у тебя там любовь за неделю вызрела? Так, максимум увлечение…
– Ты не понимаешь! – Что она задает такие тупые вопросы? Совсем, что ли? – Он лучший! Он капитан! Весь мир объездил! В Америке летом работал. Он такой… Замечательный… А вчера команду спас. Лицом пожертвовал. Он очень благородный.
– Угу, я в Инете читала, что он спровоцировал Гордеева и оставил соперников без сильного игрока. Благородством так и прет. Я бы сказала даже пованивает.
– Нет, ну ты решительно вообще ничего не понимаешь! Команде нужна была победа! Он, капитан команды, подставил себя под удар!
– You\'ve lost me. Или не меня, а себя. Птица, ты у нас спортсмен, тебе, конечно, виднее, но разве победа, которая через подлость завоевывается, это победа?
Нет, конечно, нет. И Точка тут права, даже спорить бесполезно. Какая же это победа, если ты мухлюешь? Но…
– Я понимаю, но по-другому нельзя. Тогда они могли проиграть. А им так нужна была эта победа. Матвей сказал, что там, где водятся большие деньги, не важно, как ты достиг результата.
– Ну да, деньги не пахнут. Девушка, я понимаю, что вы временно заменяете нашу Птицу, пока инопланетяне над ней эксперименты ставят, но верните нам, пожалуйста, нашу Яру. Человека, для которого подлость неприемлема в принципе. Самого достойного человека из всех моих знакомых. Или хотя бы передайте там Ярику, что мы по ней очень соскучились и ждем, когда она вернется.
У меня по щекам потекли слезы. Женечка, как же мне не хватало всего этого, ты даже себе не можешь представить.
– Ярик, ты там что, плачешь? – Я закачала головой, стараясь не всхлипывать. – Серьезно?
– Нет, конечно, я не плачу… Это дождь.
– Хочешь, я приеду, пойдем вдвоем, посидим где-нибудь и поговорим?
– Нет, глупости. Разве я могу плакать? – отнекивалась я. – Жень, а можно, я тебе открою великую тайну моего позора? Ты только никому… Я такая дура… Мне даже стыдно это говорить. Но, может, ты что-то посоветуешь? Потому что я запуталась совсем.
– Не можно, а нужно. Друг я тебе или не друг.
– Ты только не смейся, ладно? Вчера после матча, когда Матвея забрали в больницу, я встретилась с его отцом. Спросила, как Мотя. А он решил подвезти меня до дома. И я… В общем, Жень, я гантелей разбила стекло в машине. Он сказал, что я из многодеток и не достойна встречаться с его сыном. Не хотел выпускать из машины. Просто если бы я не заистерила, не разоралась… А так теперь он будет думать, что я совсем больная и что мы совершенно точно не должны быть вместе с его сыном. Что делать, Жень?
Ответом мне было молчание. Я так четко видела сейчас перекошенное от удивления лицо Точки, что невольно улыбнулась.
– У них там вся семейка двинутая, как я погляжу, – ошарашенно произнесла она. – Он вообще соображает, что ты несовершеннолетняя, а он взрослый мужчина? Дурдом! Ты еще скажи, что виноватой себя чувствуешь. Крышу поймай, балда! Он создал прямую угрозу твоей безопасности, физической и моральной, удерживал тебя против воли, а ты переживаешь, что он сынку расскажет? Яра, очнись, а?
– Ну, я тоже как бы не совсем… – замялась я.
– Птица, ты меня пугаешь. Нет, я понимаю, чем он тебя покорил. Правда. Он такой яркий, звездатый, самоуверенный, на такого очень легко запасть!
– Да, но я все равно не должна была портить чужую собственность. Он же ничего мне не сделал, понимаешь? Мы просто говорили. Ну… Не совсем мирно… Просто он думает, что я чего-то хочу от их сына, понимаешь? У Моти все девушки такими были. А я не такая, ты же знаешь, я же ничего не хочу, мне просто с ним интересно. А он: «Многодетка, многодетка», словно я какая-то убогая. Я вот думаю, может, мне извиниться?
– За что? За то, что ты – это ты? За то, что у твоих родителей четверо детей и они их всех воспитали достойными людьми? Или за то, что его папаша настолько привык ограждать сыночка от жаждущих бабла девиц, что не способен разглядеть нормального человека и заранее обо всех ноги вытирает? Или за то, что ты не ползала по коврику машины, убеждая его, что ты не такая и просто трамвая ждешь? Ярик, вот уж кого в виктимности не подозревала…
– Не обзывайся! Сама ты из Википедии. Просто я повела себя не цивилизованно…
– Виктимность и Википедия – это разные вещи.
Я вдруг вспомнила, как двинула Мотьке по лицу за приставания, а потом расфигачила окно в машине его папаньки, и мне стало так смешно.
– Хи-хи-хи! Прикинь, сначала сыночку по морде съездила за поцелуй, а потом папаше стекло разбила в машине за оскорбления. Спорим, они мое имя до конца своих дней помнить будут!
Точка тоже засмеялась.
– Главное, что это ты их имена через месяц забудешь. Я бы поняла, если бы ты грузилась, что мало им наваляла, но наоборот…
– Ладно, если я и была где-то не права, то все равно они каждый раз первые начинали. Я ж только оборонялась… Эх… Что нам задали в школе? А то я как-то совсем на все забила с этими обормотями.
– Все. Я полностью в шоке. Ярик так сильно жаждет сменить тему, что переключилась на школу. Ты что дальше делать-то планируешь со всем своим мужским гаремом?
Не вышло… Эх…
– Я пока хочу одна побыть. Понимаешь, тренировки я забросила, на йогу не хожу, на скалодром не езжу, с друзьями не встречаюсь. Надо себя как-то в норму привести. С Ахмедом мне стыдно встречаться. Вроде как я его бросила. Славка говорил, что у меня на лбу было написано, что я влюбилась. Да и как-то непорядочно. Что он обо мне подумает: тут не вышло, пойду обратно? Я б не простила себе такого предательства. А Матвей… Думаю, все, он больше обо мне никогда не вспомнит. Я одна, Точечка, я совершенно одна… Она вздохнула и недовольно буркнула:
– А я тогда сложно наведенная галлюцинация? И Варька. И Настя. И вообще, да, Птица, ты совершенно одна. Ни подруг у тебя, ни братьев, ни родителей…
– Вы это… Есть. Но как-то… Как солнце. Оно вон тоже есть… – Я посмотрела на абсолютно серое небо. – Иногда… И вы тоже, как солнце… Есть… Ну вот, ты меня опять запутала! Ты же понимаешь, что я не об этом.
– Ярик, если бы я тебя понимала… Если бы ты, в принципе, сама себя понимала, мы бы сейчас в «Слоне» сообщения на сайте читали и ржали над своей «ненастоящестью». А не обсуждали по телефону, как ты до жизни такой докатилась. Послушай, я понимаю, чем твой Матвей тебя привлек. Но мне ли тебе говорить, что не все то золото, что блестит? Кроме этого, он наглый, самоуверенный…
– Ты плохо его знаешь!
– Да я и не рвусь его знать! Вот ты его знаешь, вот ты и скажи мне, что в нем такого замечательного? Он собачек любит? Детским домам помогает? Искренне интересуется твоими занятиями, разделяет твои интересы? И на тренировки друг к другу вы постоянно ходите, то он к тебе, то ты к нему, да?
– Не все так просто. Он очень занят. Он готовится… Матчи у него отборочные идут. Он должен быть в форме.
– А… Тогда да. Ведь ты совершенно свободна. У тебя не бывает контрольных, тебе не нужно регулярно поддерживать форму. И в Японию весной кто-то другой едет.
– Ну, до Японии еще дожить надо. А то вон Варька съездила на Светлояр и все… Хана Поэту.
– Ну, да, ты до Японии еще не доехала, а Ахмеду уже полный экстерминатус пришел.
И тогда я решила признаться ей в самом главном.
– Я не уверена, что нужна ему, – сказала и замолчала, ожидая упреков. Женя, по всей вероятности, ждала развития мысли. – Он мне ни разу в любви не признался. Правда, Матвей тоже ничего про любовь не говорил, но он другое дело. Ахмед мог хотя бы сделать вид, что любит, мог постараться вернуть. Он же мне даже не звонит! И не гуляет на пустыре. И мне кажется, это он меня бросил. Точка, я вообще запуталась в этой паутине. И чем больше барахтаюсь, тем глубже проваливаюсь.
– Слушай, ты вообще… Ты сама бы ему призналась, будь ты на его месте? Гуляешь ты с парнем, ходишь с ним на выставки, знакомишь с друзьями, стараешься не форсировать события, парень-то у тебя ого-го, чуть что – череп только в путь проломит. И тут раз, видишь, что парень как-то вдруг светиться стал, к другой девушке на хоккей ездить и вообще тебя полностью игнорирует. Самое время в любви признаваться. Если ты клиническая идиотка, конечно. Он поступил единственно возможным способом. Отошел в сторону и предоставил тебе возможность разобраться. Это называется достойное поведение, если ты не в курсе.