– Яра, ты где? – недовольно спросил он.
– Я тут… – рассеянно закрутила головой. – Около центрального входа…
– Что ты там делаешь? – раздраженно поинтересовался Матвей, явно с трудом сдерживая себя. – Мы где вчера договаривались? Ты позвонила Оливке?
Договаривались? Я не помню… На лбу выступила испарина.
– У меня нет ее телефона, – пискнула я.
– А позвонить и спросить нельзя было? – злился он.
Я промолчала. И как я сама не догадалась?
– Иди к служебному входу, я попрошу Оливку тебя встретить, – грозно велел Матвей и отсоединился. Я хотела спросить, где он находится, но постеснялась. Покрутила головой, не понимая, у кого можно спросить. И пошла вдоль стены, в надежде найти этот загадочный служебный вход.
Я плелась вдоль здания и тут заметила, как ко мне навстречу спешит Оливка, кутаясь в легкую кофточку. А дальше все вышло, как в сказке: «Иван-царевич сел серому волку на спину, а волк побежал так скоро, аки стрела, и бежал он долго ли, коротко ли, наконец прибежал в государство царя Афрона ночью», то есть таки мы попали в «Лужу» и понеслись куда-то тайными тропами не то в раздевалку, не то куда-то еще.
– Ты что? – тихо ругала меня Оливка. – Как ты могла опоздать! Моте нельзя волноваться перед матчем. Ему настрой нужен. А ты… Как ты можешь быть такой безответственной.
– Я очень долго ждала вас около центрального входа, – робко оправдывалась я, привнося в свои слова немного неправды.
– Зачем ты там стояла? Это же какая глупость! Надо же было сразу сюда идти! Эх, Ясень, как ты могла?
– Не называй меня так, – скромно попросила я.
– Проходи, садись на второй ряд к Лапе, – открыла она дверь и кивнула куда-то в сторону.
Я несмело вошла в помещение. Здесь было полно мужчин, фотографов и еще кого-то.
– Что это? – шепотом спросила я.
– Тут пресса сидит. В VIP пропусков не было, ребята договорились, чтобы мы тут побыли.
Мы прошли на свои места. Лапа, увидев меня, заулыбалась, поздоровалась и даже спросила, как дела. Будто мы такие подружки, куда деваться. Я осторожно вытянула начинающие гудеть ноги. Скоро начало матча. Ох, чем бы себя занять…
– Эх, жалко, что ты пропустила раскатку, – счастливо захлопала ресничками Юля. – Они сегодня такие классные.
– Такие же, как и на той неделе, – снисходительно улыбнулась Оливка, пропуская какого-то фотографа вперед.
Наблюдать за журналистами оказалось очень интересно. Они лениво перебрасывались фразами, настраивали технику и поругивались между собой, кто где будет стоять. У них была какая-то сложная субординация – кто-то пытался доказать, что, кто первым встал, того и тапки, кто-то суетливо бегал вдоль бортика в поисках лучшего места, кто-то активно отгонял фото-«мух» от своего лакомого места-кусочка. Я едва держалась, чтобы не расстегнуть молнию голенища. Все-таки все дело в сапогах – они мне жмут, поэтому так неудобно. Когда же начнется? Ждать – это так утомительно. По льду ползала машина, которая не то заливала лед еще раз, не то чистила его. В громкоговоритель монотонно объявляли состав обеих команд. На трибунах народ дудел в трубы и махал флагами. Музыка орала на всю. Фотографы оживились и принялись настраивать оборудование. Я выглядывала из-за их спин и пыталась понять – будет ли мне видно или нет. Лапа и Оливка над чем-то хихикали в сторонке.
Прошло еще минут десять. Наконец-то свет погас. Луч выхватил какого-то мужика на льду, который что-то зычно говорил в микрофон. Трибуны с переменным успехом реагировали на голос. Я едва сдерживала зевоту. Все-таки футбол гораздо интереснее хоккея. И вот чудо случилось!
– Приветствуем вратаря и стартовую пятерку команды гостей! – объявил мужик на льду.
И трибуны начали шуметь. Я заметила, что игроки толкутся перед бортиком. Что же они не идут?
– Вратарь команды Леонид Петров! – торжественно объявил дядька. И на лед выскользнул игрок в форме вратаря. – Защитники…
Аааа! Так вот оно что! Он всех по одному представляет. Как сложно жить… Между тем народу на льду становилось все больше и больше. Я внимательно рассматривала спортсменов. Когда же будет Матвей? Где же он? Потом зал громко приветствовал команду хозяев. Вот и Матвей Ветров. Его номер семнадцать. Я расправила от удовольствия плечи – это мой парень, и я горжусь им. Под табло скакали девушки в коротких юбчонках и с мочалками в руках. Они браво дрыгали ногами, махали руками и строили какие-то пирамиды. Иногда я косилась на них и не могла понять, что такого интересного в этом черлидинге? Настя занималась им, пока ее не выгнали из группы из-за глупости, ну и чего? Вот прелесть – все игру смотрят, а ты вместо этого ногами машешь. Фу!
Хоккей оказался весьма увлекательным занятием, как я поняла буквально минут через сорок. Я внимательно следила, как шайба летает надо льдом, как ребята жестко сталкиваются у бортиков, как несутся вперед, кажется, не замечая ничего на свете. Трибуны кричали, ревели, скандировали. Журналисты азартно переговаривались и тоже кричали от радости. Оливка и Лапа, стоящие чуть в стороне от меня, радостно попискивали и что-то выкрикивали типа: «Давай-давай! Не будь лохом! Бей!» Потом мы дружно орали: «Шайбу! Шайбу!» И я решила купить себе дуделку, чтобы поддерживать ребят на льду. Матч был горячим. Его нельзя было сравнить с тренировкой, на которой я ужасно замерзла. Тут меня то в холод бросало, то в жар. Я то подскакивала, то садилась на место. То ерзала в кресле, то едва ли не крошила пластмассовое сиденье пальцами от напряжения. Я ловила взгляд Матвея, но он был целиком и полностью сосредоточен на игре. Хотя пару раз мне казалось, что он заметил меня.
Финальная сирена поставила точку в матче. Пять – два в нашу пользу! Мы с девчонками кричали, прыгали, обнимались и целовались. Я забыла про ноги и сапоги. Я не подумала, что девочки какие-то не мои. Я была счастлива! Это было так восхитительно. Столько эмоций, столько адреналина, столько восторгов! Мотька! Мой Матвей! Забил три шайбы из пяти! Три! Он лучший! Он самый крутой! Он самый-самый! Ребята радовались по-своему. Они ликовали, стукали друг друга по головам тяжелыми перчатками, иногда зацеплялись клюшками и орали! Это был такой момент, я так была за них рада…
– Какая тренировка? – искренне недоумевал Матвей, когда мы стояли в холле у выхода.
– Ну, моя тренировка, по японскому фехтованию… – оправдывалась я. – Просто нас, девушек, мало в группе. Ларисе будет не с кем тренироваться. У нас ребята хорошие, но мы с ней давно в паре. Мы всегда стараемся ходить в паре…
– Какая может быть твоя тренировка, когда я выиграл? – нахмурился он.
И я поняла, что сейчас меня поставят перед выбором. Лариска мне этого не простит.
– Ну, хорошо, – нехотя согласилась я. – Только это нездорово – пропускать занятия.
– Ха, – усмехнулся Матвей. – Можно подумать, ты добилась каких-то результатов, из-за чего твои тренировки нельзя пропускать.
Я так обалдела от этих слов, что даже задохнулась от возмущения. Матвей, не обращая на меня никакого внимания, подхватил сумку и пошел вперед. Я, стараясь выглядеть хотя бы на 25 баллов в Настькиной системе исчисления внешнего вида принцесс, гордо захромала за своим принцем. В конце концов, он же сегодня победитель, могу я позволить себе ради такого праздника побыть рядом с ним? Когда еще возможность представится?
Матвей молча шел к машине. Все равно, ну как Лариска будет без меня? Как я без тренировки? Я же так привыкла к ним…
– Пап, познакомься, это Ярослава, – кивнул в мою сторону Матвей вышедшему из машины мужчине.
Я криво улыбнулась:
– Здрасте.
Он окинул меня внимательным взглядом.
– Кто такая? Откуда? – спросил строго.
– Девушка, – отозвалась я.
Ему что, всю биографию надо выложить?
– Я вижу, что не мальчик, – фыркнул мужик и потерял ко мне всякий интерес.
Матвей загрузил сумку в багажник, о чем-то перекинулся несколькими короткими фразами с отцом. Тот дал ему пару тысячных купюр, еще раз покосился на меня, сел в машину и уехал. Фуф, слава богу, я уж думала, что он никогда не свалит.
– Куда пойдем? – обернулся ко мне парень.
– Куда хочешь. Мне все равно, – пожала я плечами.
Он, кажется, даже подавился, когда услышал такое.
– То есть тебе все равно? – округлил Мотя глаза.
– Ну, вот так, такое бывает, да, – начала психовать я.
Тренировки для меня самое дорогое… Я еще успею домой переодеться…
– Еще скажи, что кафе-мороженое тебя тоже устроит, – презрительно изогнул он губы.
– Угу, пельменная в самый раз будет, – ухмыльнулась я ядовито.
– Как все сложно, – закатил он глаза и шумно выдохнул. – Ладно, пойдем, куда я хочу. Осталось понять, пускают ли туда малолеток.
– А сам-то! Ты всего на полгода старше меня.
– Да, но я уже полмира объездил и многого добился, приятно познакомиться. А кто ты? – рассмеялся Матвей.
Я сначала хотела обидеться на его выпад, а потом передумала. Ведь правда, кто я? Обычная девчонка. Он – лучший нападающий и капитан команды… А я ведь даже не староста класса.
Матвей потащил меня в центр, сказав, что только там можно найти приличную забегаловку. Я изо всех сил старалась сделать три вещи – не сломать больные ноги в гололед, не потерять из-за всего этого лицо и поддерживать по возможности разговор. Впрочем, последнее не очень-то и надо было, ибо Матвей не затыкался ни на секунду. Он рассказывал мне о поездках, тренировках, о том, как мечтает попасть в НХЛ, потому что только там оценят его талант и мастерство, только там можно действительно зарабатывать деньги, которые позволят иметь ему все. Он говорил о своих друзьях, называл известные фамилии и обещал познакомить с самим Владиславом Третьяком – вратарем-легендой. И хотя я никогда не фанатела от хоккеистов и была далека от самой игры, но имя этого человека знали абсолютно все. Если Матвей меня с ним познакомит… Оооо! Это будет самый счастливый день в моей жизни!
Красная площадь – это не для слабонервных. Никогда не думала, разгуливая по ней, что она такая ужасная… Нет, все было так, как было до меня и будет после: собор, лобное место, музей, мавзолей и звезды на башнях, но я неожиданно обнаружила под ногами… брусчатку! И через дюжину шагов это «открытие» заставило меня потерять самое главное – лицо. Каблуки скользили по отшлифованным миллионами ног камням, проваливались в расщелины между булыжниками, ноги подворачивались, я кое-как удерживала равновесие, а вцепиться в Матвея не могла – вдруг он подумает, что я не умею ходить в такой обуви. Он продолжал балаболить, я пыталась улыбаться, хотя все мысли были заняты только одним – надо как-то добраться до асфальта.
– Матвей, давай зайдем в ГУМ. Там есть кафешки, – потянула я парня за рукав в сторону магазина, когда поняла, что пересечь площадь не смогу физически.
Он оторвался от своего рассказа, удивленно повернулся ко мне и спросил:
– Ты вообще представляешь, о чем меня просишь?
Да! Да, черт побери! Я очень хорошо это представляю. Я закатила глаза, взмахнула руками не хуже Насти и восторженно выдала:
– Ты такой классный! Неужели ты готов нести меня на руках до самого конца?
– А что не так?
– Брусчатка. Она очень скользкая и вся кривая, я вот-вот сломаю ноги.
Матвей захохотал:
– Да ты и на асфальте-то явно далека от эталона.
– Зато у меня джинсы настоящие, а не поддельные, – зачем-то ляпнула я. На самом деле я понятия не имела, какие у него джинсы, но почему-то захотелось его как-то «ущипнуть».
Он резко остановился:
– Это ты типа меня только что оскорбить решила?
Я насупилась.
– У меня настоящие джинсы.
Качнула головой.
– Мне отец привез из Штатов.
– У меня такие же, только женские. Там ткань другая.
– Да ладно, – хохотнул он, но глаза сверкали от гнева.
– Клянусь! – никак не могла остановиться я. В конце концов, почему я должна ему уступать? И у меня болят ноги, почему он не хочет понять меня? – Там ткань другая.
Я выдула большой пузырь из жвачки и лопнула его.
Матвей поморщился и прищурился:
– Врешь!
– Я завтра буду в них, сравнишь, – растянула я губы в умильной улыбочке, еще раз надувая пузырь. Почему-то хотелось действовать ему на нервы. А еще хотелось сесть! Просто сесть и вытянуть ноги. Прямо сейчас.
– О’кей, заметано! – тряхнул он челкой и (какое счастье!)… потопал в сторону ГУМа. А вот Ахмед подал бы мне руку…
Домой я приползла поздно вечером еле живая. Уже в лифте вспомнила, что не гуляла с собаками, что забыла про Ахмеда, что не позвонила маме и что вообще все-все вылетело из головы. Зато вечер я провела чудесно. И хоть ноги гудели и отваливались, хотелось встать на четвереньки и так ползти домой, все равно настроение было приподнятое. Матвей выиграл матч, развлекал меня, гулял со мной, смотрел на меня – что может быть лучше? Только я одного не понимаю – что он чувствует? Ахмеда я тоже не понимаю, но его действия по отношению ко мне какие-то более выраженные, что ли? Ну то есть я вижу, как он на меня смотрит, как дотрагивается, всегда подает руку, когда я выхожу из транспорта, как поддерживает, как мы занимаемся с собаками… Он какой-то другой, мне с ним спокойнее. Зато с Матвеем однозначно интереснее. Он такой же, как я, – веселый, активный, спортивный.
– Ярило, рассказывай! – потребовал Варькин голос в трубке.
Я только-только выползла из ванной и развалилась на кровати, вытянув ноги. Ферри протиснулся между мной и стеной и лег так, что мне пришлось подвинуться на самый край.
– У меня конечности сейчас отвалятся, – честно призналась я, почесав щенка за ушком. – Весь день на каблуках… Кажется, мне ступни в жерновах помололи.
– Я не понимаю, с какой целью ты на них зимой влезла. Разве что решила сломать лодыжку и не поехать в Японию весной.
– Типун тебе на язык, ведьма, – огрызнулась я с улыбкой.
– Рассказывай, не томи, – приказала она.
– Да чего рассказывать? Выиграли мы матч, потом пошли в кафе. Прошагали полгорода, посидели в «Япоше»… Ели суши там… Роллы всякие… Варь, да чего я тебе рассказываю, ты небось с Поэтом так же гуляешь…
– Но, в отличие от тебя, я его не бросаю, – буркнула подружка.
– А я никого не бросала, – жестко отрезала я. – Ахмед мой друг, Матвей… – запнулась… А кто для меня Матвей?
– Вот, да, и кто же для тебя Матвей? – как будто подслушала Варька.
– Друг… – неуверенно протянула я.
– Это ты мне заливаешь?
– Варь, чего ты от меня хочешь? Я не собираюсь никого бросать. Просто мне нравятся оба. Каждый по-своему.
– Ну-ну, не рассказывай мне сказки, я уже большая.
– А чего задаешь вопросы как маленькая? Разложи мне карты на Матвея. Хочу узнать, что он за человек.
Она как будто бы только этого и ждала. Сразу оживилась, ящиками стола захлопала, бумажками зашуршала. Я довольно улыбнулась. Все-таки Варька хорошая. Ее так легко «сбросить» с неудобной темы.
– Я тебе короткий пасьянс разложу, а то мне лень ковыряться в ваших событиях, – явно врала она, потому что, насколько я знаю Варвару, ее хлебом не корми, дай только поковыряться в чьих-то событиях.
Варя что-то пробормотала невразумительное. Я поудобнее закинула ноги на стену и принялась ждать резюме нашей главной предсказательницы будущего. Щенок положил голову мне на грудь, глянул в глаза и вильнул хвостом.
– У тебя выпало Восьмерка Чаш – прошлое, Двойка Пентаклей – настоящее и Суд – будущее.
– Гениально. А главное, все так понятно.
– Вот если ты две секунды помолчишь, то я тебе объясню все. Слова не даешь вставить, – выговаривала она немного сбивчиво. Варя так всегда говорит, когда пытается одновременно думать. – Вот смотри, что было. Восьмерка Чаш в разных раскладах обозначает разное. Ты находилась в том периоде жизни, который можно назвать созерцательным, и держала дистанцию.
– Ну, что-то в этом есть, да, – кивнула я.
– И у тебя был какой-то период охлаждения к партнеру. Надо было бы ваши отношения отложить на потом. Так было бы лучше во всем.
– И чего теперь об этом говорить. Давай о будущем.