"Что-то я его не видел сегодня в этой тусовке", - подумал Джума, направляясь снова к антикварному и скупочному магазинам. Народу тут поубавилось. Но все еще вертелись. Высмотрев молоденького паренька, видно еще неопытного, хотя и не новичка, судя по тому, как он общался с остальными, Джума подождал, покуда тот отделится, и подошел:
- Привет. "Сладкого" не видел? - спросил.
- Уехал он, - ответил паренек.
- Куда, с чего бы?
- А у тебя что, товар есть?
- Куда, говорю, уехал?
- В Донецкую область. Мать где-то там у него померла.
- Давно уехал?
- На прошлой неделе. Зачем он тебе? - спросил паренек.
- Я привез ему из Америки письмо от дяди-миллионера.
Парень понял, что его разыгрывают, отошел. Покинул это злачное место и Джума: пора было идти на встречу с Паскаловой.
Кира ждала Джуму возле подъезда дома, где жил Гилевский. Рядом стояла немолодая женщина в оранжевой безрукавке - дворничиха. С момента смерти Гилевского в квартиру его никто не входил, хоронили из музея. Паскалова и Джума пришли тогда в музей. Похороны получились какие-то жиденькие, бедные, народу было маловато. На церемонии в музее еще так-сяк, а на кладбище и вовсе негусто. Выяснилось, что никто не знает, есть ли у покойного какие-нибудь родственники - настолько он жил одиноко и замкнуто. Потом задавались вопросом: приглашать ли священника для отпевания, не знали: верующий был Гилевский или нет. Но учитывая его возраст, решили позвать священника из церкви святых Петра и Павла. Суетливый и беспомощный замдиректора Ребров произнес у гроба небольшую скучную речь, отмечая в основном заслуги Гилевского, как ученого, отдавшего музею сорок лет своей жизни. Паскалову тогда поразило, что так мало народу, она поделилась этим с Джумой. Он сказал с присущей ему профессиональной прямотой: "А может он досадил всем?.."
Вот о чем вспомнил Агрба, подходя к Паскаловой. Кира послала дворничиху к соседям, чтоб присутствовали в качестве понятых. Нашлась молодая женщина, врач, сидевшая дома в декрете. Как и предполагала Кира, маленький ключ на связке прочих ключей, найденных у Гилевского, оказался от английского замка на входной двери. Вошли вчетвером. Обдало тяжелым застоявшимся воздухом, из маленькой прихожей ступили в первую комнату. На всем лежала пыль - на полированном столе, небольшом серванте с красивой посудой, на стульях и книжных полках, прикрепленных к стенам дюбелями. Полки были заставлены книгами плотно, без просветов.
- Пожалуйста, стойте в сторонке, ни к чему не прикасайтесь, - сказала Кира дворничихе и беременной женщине, сложившей руки на большом животе. Она прошла вдоль полок, обратила внимание, что никаких новых изданий, собраний сочинений тут не было - в основном книги с потертыми корешками, большинство в мягких обложках, много книг на немецком и французском языках, и все они - по искусству. Осмотрев поверхности стола, полок, стульев Паскалова не нашла ни сантиметра, где бы тронута была пыль. Затем прошли в другую комнату. И тут Паскалова едва не ахнула: стены были завешаны старыми иконами, оригиналами офортов под стеклом в рамочках, картин не было, но висело шесть больших портретов казацких гетьманов. Тоже, видимо, старые работы, о чем свидетельствовали мелкие паутинки-трещинки. В оконном простенке возвышалась орехового дерева горка, за стеклом которой стояли фигурки, вазочки, блюда из мейсенского фарфора. "Как же он не боялся, что его обворуют? - удивилась Паскалова. - Дверь запиралась всего на один хлипкий замок!" Она мало смыслила во всем этом, но понимала, что такой знаток, как Гилевский, едва ли собирал бы то, что не относилось к произведениям искусства...
У противоположной стены стояли диван с бельевой тумбой, узкий платяной шкаф, а в углу, у самого окна, небольшой письменный стол. И всюду нетронутая пыль, не сдвинутые с места вещи. В платяном шкафу на полках лежала невысокая стопка белья, а на вешалках висело несколько не новых сорочек, два ношеных костюма и плащ с залоснившимся воротником.
Кира присела к письменному столу, аккуратно открыла тумбу, ящики. Пока она просматривала бумаги, Джума вышел на кухню. Она была скромна до удивления: маленький шкаф с минимумом посуды, столик, на котором стоял телефон, и газовая двухконфорочная плита. Все было прибрано, чистенько, если опять же не считать пыли. Из кухни Джума направился в прихожую, где на настенной вешалке висело демисезонное пальто. Джума осмотрел его карманы. Они были пусты, лишь в боковом он нащупал клочок бумаги - обрывок странички из настольного календаря. Страничка за восьмое апреля. На бумажке было написано: "Вадим" и номер телефона. Джума сунул клочок бумаги в карман и вернулся в комнату, где Паскалова заканчивала осмотр письменного стола. Бумаг в нем оказалось немного. Большая часть их старые, пожелтевшие странички каких-то музейных справок. Единственное, что привлекло ее внимание, - узкий белый конверт с напечатанным на компьютере по-английски и по-русски адресом Гилевского. В конверте на специальной почтовой бумаге тем же шрифтом - текст по-английски: "Дорогой мистер Гилевский". Понять это Кириного английского хватило. А вот текст осилить не смогла. Стояла дата и подпись: "18 мая. Кевин Шобб". Конверт и письмо Паскалова изъяла. Подошел Джума, наклонился и прошептал:
- Проверьте карманы костюмов.
В ответ она благодарно кивнула, направилась к платяному шкафу. Но в карманах было пусто. Можно было заканчивать, она видела, что понятые уже нетерпеливо переступают с ноги на ногу...
Когда вышли, Кира опечатала квартиру и спросила у беременной женщины:
- Вы хорошо знали Гилевского?
- Нет. Случалось, что по месяцу не встречала его. Он был человеком замкнутым и, пожалуй, не очень любезным. При встрече на лестнице кивнет и пройдет мимо. Все соседи знали, что он существует, работает вроде в каком-то музее, а больше ничего.
Когда, попрощавшись в понятыми, Джума и Кира отошли, Джума протянул ей обрывок календарного листка:
- Возьмите. Тут какой-то телефон записан. Мелочь, а кто знает, что она означает?
- Где вы взяли?
- В прихожей, в кармане пальто.
- Почерк вроде не его. Тут наклон влево...
Они дошли до угла.
- Вы куда сейчас? - спросила Кира. - Я хочу зайти в "Интурист" к переводчикам, письмо показать им. Потом буду в прокуратуре.
- У меня тут недалеко есть один маленький интерес, - ответил Джума. Увидимся в прокуратуре...
В "Интуристе" в сервисном бюро Кира проторчала час: ни переводчицы, ни завбюро не было, ушли с какой-то делегацией. Наконец появилась завбюро и узнав, кто такая Кира и по какой нужде здесь, сказала:
- Учитывая откуда вы, в порядке исключения обещаю вам перевод на завтра и даже бесплатно: у нас теперь все услуги платные. Переводчицы сегодня уже не будет. Вы оставьте мне свой номер телефона. Перевод заверить печатью?
- Можно, - согласилась Кира, и назвав свой служебный номер, вышла...
В субботу Джума снова отправился к скупке и антикварному магазину. "Сладкого" увидел еще издали, узнал, хотя и не видел его очень давно. То же очень бледное лицо, тоненькие усики над улыбчивой губой, так же неопрятно одет, с той же холщовой сумкой в руке. Джума приближался так, чтобы попасть в поле зрения "Сладкого". Затея удалась, тот издали приветственно поднял руку, Джума ответил таким же взмахом и указующе согнул кисть, мол, зайди за угол и сам направился туда, остановился за овощным ларьком. Вскоре появился "Сладкий". Поздоровались.
- Давно не видел тебя. Как поживаешь? - Джума по старой памяти обратился на "ты", хотя было "Сладкому" лет за сорок.
- Как сегодня поживают такие, как я? Уважают закон и живут впроголодь. Мать похоронил, ездил в Макеевку.
- Слышал уже. Прими мои соболезнования.
- Спасибо. Вы случайно здесь или я нужен?
- Нужен. До твоего отъезда в Макеевку тут не появлялся кто-нибудь с интересными предложениями?
- Если действительно с интересными, то никто ничего.
- А залетных не было?
- Приезжал один. Солидный барин.
- Когда это было?
Поразмыслив, "Сладкий" назвал число. Получалось за четыре дня до убийства Гилевского.
- Что он продавал?
- Он не продавал. Интересовался старинной мебелью.
- Ты ему помог?
- Нет. Такие вещи сразу не делаются. Пообещал ему поискать, обменялись адресами, и он уехал.
- Откуда ты знаешь, что он уехал?
- Я провожал его, помогал вещи в вагон внести.
- Он что, был так нагружен?
- Да. Купил сервиз "Мария" на двадцать четыре персоны. "Зеленые мечи", Розентхаль, Бавария.
- Сколько отвалил?
- Не знаю, такие вопросы не задают.
- На руках?
- Нет, в антикварном. Вы скажите, что конкретно вас интересует, так легче будет. Вы же знаете, что я храню конфиденциальную информацию.
- Точно не знаю сам, - признался Джума. - Но что-то музейное. Не мебель, а такое, что можно легко вынести.
- Понятно.
- У тебя ведь клиенты не только покупающие, но и продающие.
- Но я стараюсь иметь дело с людьми достойными, с интеллигенцией, с реставраторами, скульпторами, с научными работниками. Теперь, правда, и нувориши полезли в собиратели. С ними не очень охотно связываюсь. Сегодня он бизнесмен, завтра - в тюрьме. Уж я-то эту публику знаю.
- И сколько у тебя таких клиентов? Человек двадцать-тридцать?
- Да вы что! Те времена давно ушли. У меня человек семь-восемь.
- Списочек дать можешь?
- Это возможно, но при условии... без ссылок на меня.
- Я тебя никогда не подводил.
- Это я ценю... Пишите. - "Сладкий" задумался, Джума вытащил блокнот и ручку. - Член-корреспондент, профессор медицины Бруевич Иван Севастьянович, собирает старинные шахматы и только. Далее. Скульптор Огановский Борис Никитич, собирает восточную резьбу по кости. Художник-реставратор Манукян Давид Ованесович, старые офорты, в основном на библейскую тему. Кандидат искусствоведения, сотрудник Фонда имени Драгоманова Жадан Святослав Юрьевич, интересуется бронзовым литьем, но только до XX века, пианистка, лауреат международных конкурсов Всесвятская Надежда Николаевна, ее интересы ограничены оригиналами нотных записей храмовой музыки XVII-XIX веков. Генерал в отставке Клюев Павел Павлович собиратель старинной мебели. Кандидат искусствоведения, сотрудник Фонда имени Драгоманова Чаусов Алексей Ильич. Собирает все дореволюционные и современные публикации о Фаберже и Диомиди... Ну кто там еще? Ага, Вяльцева Клавдия Васильевна, художник-модельер Дома моделей. Собирает старинные кружева и бисерное шитье. Вот, собственно, и все.
- И находишь для них что-нибудь?
- Редко, но случается. Бруевичу нашел шахматы XVIII века. Вяльцевой кружева у одной старухи. Всесвятской какие-то ноты откопал на складе макулатуры. Это за последние два года.
- Тяжелый у тебя хлеб, - посочувствовал Джума.
- Предложите другой, - усмехнулся "Сладкий".
- Нечего мне, дорогой, тебе предложить... Ладно, спасибо. Ты иди, чтоб нас вместе не видели.
"Сладкий" ушел на свой тяжелый промысел. Выждав какое-то время, Джума снова зашел в конторку к заведующему антикварным магазином. Тот удивленно вскинул глаза.
- Только один вопрос, - поднял руки вверх Джума. - Сервиз на двадцать четыре персоны, с мечами, называется "Мария" - был такой?
- Был. Полторы недели назад ушел. Какой-то приезжий взял.
- Все! Больше вопросов нет, - Джума удалился...
6
Кира понимала, что накапливавшиеся с каждым днем какие-то данные глушат в памяти мелочи, которые могут вообще остаться за пределами ее внимания, пусть даже неизвестно, стоят ли они того, не окажется ли зря потерянным время на их прояснение. А мелочи эти проскакивали в деле, как маленькие искорки, они не давали пищу уму. Кира просто обещала себе вернуться к ним, но каждый день на них накладывались новые, а предыдущие она забывала. Вот почему сейчас решила перечитать весь накопленный в деле материал и свои беглые записи в блокноте, выписать отдельно эти детальки и уже идти по ним, решить сперва с ними, а затем уж двигаться дальше. Листая, она записывала: 1. Анкета для выезда за рубеж в бумагах Гилевского на работе. 2. На формулярной карточке рукой Гилевского: "Второе обязательно на хранение нотариусу". 3. На такой же формулярной карточке его же почерком: "Затея проста по замыслу, сложна по исполнению. Его надо убедить, что мое согласие лишено любых меркантильных помыслов". 4. На обрывке календарной странички написано "Вадим" и номер телефона. 5. Письмо от некоего Кевина Шобба из США. Письмо интригующего содержания, но ни с какой стороны Кира истолковать его не могла. И наконец - 6. Копия докладной на имя директора музея, почему-то подчеркнутая фраза в ней: "Отмечать 100-летие со дня рождения Диомиди безусловно надо. Однако издание юбилейного сборника о нем в университетском издательстве считаю нелепой затеей. Что в нем можно опубликовать, кроме выдумок Чаусова, если у нас _н_и_ч_е_г_о_ не существует? Ни переписки, ни дневников?..