В разгар веселья на станцию ворвалась группа партизан и забросала помещение ресторана ручными гранатами. Затем партизаны прошлись пулеметными и автоматными очередями по вагонам, в которых, естественно, пили оставшиеся в них солдаты. Не дав уцелевшим немцам опомниться, партизаны захватили, сколько могли унести, трофейного оружия и скрылись.
Под утро советские самолеты успешно бомбили зикеевскую пробку. При бомбардировке только в здании одной из местных школ было убито около семидесяти разместившихся в ней немецких солдат и офицеров.
Самые трудные испытания выпали на долю семидесяти партизан, которые под командованием Георгия Кулакова и Михаила Сиповича на двенадцати санях отправились к станции Киров. Им пришлось преодолеть пятьдесят километров в сильный мороз. Из продовольствия у них была только мороженая конина.
С самого начала рейда выяснилось, что главным препятствием оказался вовсе не сорокаградусный мороз, а глубокий, местами более чем метровый плотный снег. Выручили могучие бельгийские лошади, тяжеловесы першероны, доставшиеся партизанам в качестве трофеев. Они пробивали дорогу санному обозу.
В районе Людинова партизаны натолкнулись на группу немцев, произошла короткая стычка. Чтобы не ввязываться в ненужный бой (на выстрелы к противнику могло подоспеть подкрепление), партизаны обошли немцев по замерзшему людиновскому озеру и устремились дальше. Чтобы дать отдых лошадям, да и самим обогреться, решили сделать короткую остановку в глухой лесной деревушке Шепиловке. Когда подходили к ее околице, головной дозор под командованием людиновского партизана Василия Копырина заметил и задержал подозрительного человека. При обыске у него обнаружили подвешенный на шнурке к шее русский наган и… донесение со списком крестьян, помогающим партизанам, в людиновскую полицию. После короткого допроса вражеского агента расстреляли. С наступлением темноты боевая группа двинулась дальше, к намеченному для диверсии пункту магистрали Киров—Рославль в районе станции Бетлица, примерно в двадцати пяти километрах от Кирова.
Расположившись на железнодорожном полотне, партизаны заложили под рельсы четыре мины с натяжными шнурами длиной по 60–80 метров. Установили мины расчетливо, с целью достигнуть максимального взрывного эффекта: две под паровоз, одну под предполагаемую середину состава и одну в хвост.
Через час со стороны Кирова показалась разведывательная мотодрезина, ее пропустили беспрепятственно.
Работать нужно было быстро и сноровисто, соблюдая все меры боевого охранения — немецкие гарнизоны располагались совсем неподалеку.
Наконец появился эшелон смешанного состава — и с живой силой, и с техникой, следовавший, как уже было ранее сказано, на Восточный фронт из Франции. По общей команде все четыре мины были взорваны практически одновременно, после чего на искореженные вагоны обрушился еще и интенсивный пулеметный и автоматный огонь. Потом звуки стрельбы перекрыл гром рвущихся в вагонах боеприпасов.
Когда с эшелоном было покончено, партизаны с обеих сторон пути установили две электромагнитные мины. На одной из них вскоре подорвалась уже знакомая партизанам разведывательная мотодрезина.
А утром советская авиация уже успешно бомбила железнодорожные станции Рославль, Киров и Фаянсовая.
На станцию Судимир, расположенную между Зикеево и Брянском, Медведев направил настоящую ударную группу — свыше ста партизан из трех отрядов. На этой станции тоже застрял воинский состав — партизаны разгромили его, забросав гранатами и прострочив пулеметными и автоматными очередями.
Примечательно, что, пытаясь скрыть от населения успех партизанской операции под Бетлицей, немцы распространили по округе слух, что, дескать, в этом месте произошло случайное столкновение двух поездов. Но шила, как известно, в мешке не утаишь. Через несколько дней жители всех окрестных городков и сел знали правду.
Во всех этих сводных боевых группах находились и партизаны людиновского отряда. Кроме того, уже вполне самостоятельно, хотя и в рамках общего плана, людиновцы подорвали мост на большаке Людиново—Жиздра и железнодорожное полотно на участке Куява—Людиново, при этом был разбит паровоз и вагон, убито три немецких солдата.
Вечером 24 декабря группа медведевцев из семи человек под командованием пришедшего в отряд из окружения старшего лейтенанта Василия Починикина совершенно спокойно — якобы везли на базар сено — проникла в Жиздру. Зная от разведки, что почти все немцы отправились в Зикеево отмечать Рождество, партизаны беспрепятственно проехали на санях через весь город и ворвались в полицейское управление. Находившихся в помещении полицейских уничтожили.
На шум примчался на великолепном рысаке в сопровождении трех полицейских сам начальник жиздринской полиции Новосельцев. Их истребили тут же, у входа в здание.
Желая выяснить, дошла ли до Зикеева весть о налете на Жиздру и поднялась ли там уже тревога, следовательно, ждать ли встречного боя, Починикин из кабинета Новосельцева позвонил его зикеевскому коллеге. Произошел следующий разговор.
— Зикеево?
— Зикеево.
— Кто у аппарата?
— Дежурный полицейский.
— Указание бургомистра Матусова получили?
— Какое указание?
— Разве вам еще не передали?
— Нет.
— Ну, тогда ждите…
На сем Починикин оборвал провод.
Рассчитав, что поскольку в Зикеево все спокойно и, следовательно, он располагает по меньшей мере часом времени, Починикин дотла сжег Жиздринский лесозавод, поставлявший на фронт пиломатериалы для фортефикационных работ.
Затем с захваченными в управлении документами и большой суммой денег группа, уничтожив попутно немецкую грузовую машину, благополучно вернулась в отряд.
Верный своему принципу ничего не откладывать на «потом», Медведев, как ни был он занят в эту ночь, тут же бегло просмотрел трофейные бумаги. Прочтение одной из них привело его в крайнее возбуждение…
Дело в том, что при последнем переходе в район Людинова, да и уже здесь, на месте, отряд «Митя» стал объектом пристального внимания со стороны гитлеровских спецслужб, прежде всего СД. Видимо, по «почерку» медведевцев немецкие контрразведчики вычислили, что имеют дело с не совсем обычным партизанским отрядом, и устроили за ним настоящую охоту. Партизаны задержали несколько подозрительных лиц, крутившихся на подступах к лагерю. Они оказались фашистскими агентами, перед которыми была поставлена задача установить численность отряда, вооружение, намерения и планы командования и т. п.
На допросах все агенты показали, что их завербовал в Жиздре и некоторых других местах один и тот же человек, вроде бы из числа военнопленных — высокий, худой, с длинным искривленным носом и короткой стрижкой, лет под сорок, носивший на рукаве потрепанной красноармейской шинели повязку санитара с красным крестом. Человек этот, по фамилии Корзухин — русский, хотя свободно говорит по-немецки. Не оставалось ни малейшего сомнения — похоже, именно Корзухину, русскому по происхождению, гитлеровские спецслужбы поручили «взять» командование отряда. К слову сказать, подготовка этих агентов, хоть и краткосрочная, свидетельствовала о том, что Корзухин не какой-нибудь там обычный полицейский, а явный разведчик-профессионал.
Документ, который привлек внимание Медведева, был прошением на имя немецкого коменданта Жиздры. В нем, в частности, говорилось:
«Я представляю при этом прошении свою автобиографию и прошу разрешить мне до конца войны жить и работать в г. Жиздре при местной городской управе.
Я думаю, что репутация моей семьи и моя прошлая деятельность позволят Вам удовлетворить мою просьбу. Однако, если германское командование либо гражданские власти моей освобожденной от большевиков родины будут считать, что я должен работать в ином месте или на иной работе, я сочту за счастье выполнять любую работу по установлению нового порядка в России. Я думаю, что оправдаю доверие моего народа, работая в духе понимания великой исторической миссии германского народа, предначертанной ему Провидением.
Некоторые другие бумаги, а также собственные размышления позволили Медведеву прийти к заключению, что автор вышеприведенного прошения «Львов» и «санитар Николай Корзухин» одно и то же лицо. И лицо это необходимо немедленно, пока немцы не очухались, из города Жиздры изъять и переместить для начала в штаб отряда.
Искать санитара следовало, скорее всего, в госпитале для советских военнопленных, но как найти сам госпиталь? Как вообще сразу после налета проникнуть в город по возможности тихо, без пальбы, и так же тихо из него убраться, уже с Корзухиным?
И тут неожиданно на выручку пришел Золотухин, по счастью, находившийся в этот момент рядом с ним.
— Дмитрий Николаевич, — сказал командир людиновцев, — в нашем отряде есть партизан Алексей Белов, это бывший председатель Жиздринского райсовета. В Жиздре знает не то что каждую улицу — каждый дом. Проведет и выведет так, что никто и не заметит.
— Он не на задании? — с надеждой спросил Медведев.
— Оставлен в расположении, в охранении. Так звать?
— Непременно!
То была настоящая удача. Белов точно, кратчайшими проулками и дворами вывел группу медведевцев под командованием лейтенанта Абдуллы (впрочем, в отряде все почему-то называли его Володей) Цароева к госпиталю, который располагался в двухэтажном здании бывшей школы. Уже в дверях в нос ударил тошнотворный запах крови, пота, гноя, заживо разлагающегося человеческого мяса. А внутри здания, в палатах и коридорах, партизанам открылась страшная картина. Здесь, вперемежку с умершими, лежали около ста пятидесяти тяжелораненых бойцов и командиров Красной Армии, все — ампутанты, кто без одной, кто без обеих ног, а то и без рук. Никакой медицинской помощи им фактически не оказывалось. Люди умирали, кто от гангрены, кто просто от голода, и некому было даже вынести трупы. И ничем, решительно ничем не могли им помочь несколько партизан. Кроме как оставить им свои индивидуальные медицинские пакеты и поклясться, что отомстят оккупантам за смертные муки своих соотечественников и братьев по оружию.
Человека в потрепанной красноармейской шинели с повязкой на рукаве партизаны обнаружили в маленькой подсобке возле бывшего буфета — единственном теплом помещении во всем здании. Никакого сопротивления он оказать не сумел, да и не смог бы. При нем оказалось выданное местными властями удостоверение на имя Николая Владимировича Корзухина, кое-какие бумаги и… старая групповая фотография. Среди двух десятков преимущественно бородатых господ в сюртуках и визитках Цароев легко опознал одного безбородого с прической ежиком — Александр Федорович Керенский, вначале министр юстиции, а затем министр-председатель Временного правительства. Один из министров на фотографии обладал поразительным сходством с «санитаром Корзухиным».
В отряде на допросе все выяснилось: агент СД Николай Корзухин был сыном богатейшего самарского помещика (18 тысяч десятин земель в трех губерниях!), бывшего депутата III Государственной думы, члена Временного правительства, обер-прокурора Святейшего Синода Владимира Николаевича Львова (не родственника, а однофамильца первого главы Временного правительства князя Георгия Евгеньевича Львова). Львов-младший совсем юным воевал прапорщиком в отряде атамана Дутова, а затем в армии Колчака. По окончании Гражданской войны после многих приключений, включая трехлетнее пребывание в томской тюрьме, Львов, сменив незаконным путем фамилию и документы, перебрался в Москву, где у него был двоюродный брат.
В Москве «Корзухин» вступил в «Общество по изучению Сибири», одновременно сотрудничая с… японской разведкой, чьим давним агентом являлся. К началу Великой Отечественной войны Корзухин работал в Торжке, преподавал географию в сельскохозяйственном техникуме. Его призвали в армию. Уже в августе при первой же возможности он сдался в плен и предложил гитлеровским спецслужбам свои услуги, которые и были приняты. На допросе Корзухин признался, что именно он вербовал, готовил и засылал в отряд «Митя» и некоторые другие отряды лазутчиков и агентов.
26 декабря нарком НКВД СССР направил Сталину, Молотову, Маленкову, Шапошникову и Василевскому следующее спецсообщение:
«Командир партизанского отряда НКВД СССР капитан госбезопасности тов. Медведев сообщает:
25 декабря 4-мя минами подорван воинский эшелон на железной дороге Рославль—Сухиничи, шедший в сторону фронта. Разбиты паровоз, 15 вагонов, убито до 300 солдат, много раненых. Движение остановлено на несколько дней. Созданы пробки на станциях Киров, Фаянсовая в сторону Рославля.
Того же числа при вторичном налете окончательно ликвидирована немецкая комендатура полиции, разбита грузовая машина, захвачено пятьсот тысяч рублей, взят живым Львов — Корзухин, сын князя Львова, перешедший к немцам».
Как видим, в этом сообщении нарком допустил неточность, решив, что Корзухин является княжеским отпрыском. Как бы то ни было, двойной — немецкий и японский — шпион представлял значительный интерес для советской контрразведки, и за ним был выслан из Москвы специальный самолет. После двух ранений Медведеву было трудно ходить, а ближайшая площадка, пригодная для приема легкомоторного самолета, находилась в нескольких километрах от лагеря. Поэтому Дмитрий Николаевич поручил доставить туда Корзухина Золотухину. Две ночи кряду Василий Иванович ходил с группой партизан и арестованным к этой площадке, а точнее, к обычной, не такой уж и большой поляне, которую еще надо было расчищать от снежных сугробов. Стояла непогода, и самолет смог совершить посадку на партизанские костры на лыжах лишь на третью ночь, 4 января. Летчик майор Зонов доставил партизанам медикаменты, батареи к рации исвежие газеты. Меставбиплане было лишь надвух — ито в страшной тесноте — пассажиров, поэтому майор Зонов не смог принять на борт ни раненых, ни мешки с деньгами, а лишь арестованного со связанными руками да пачку партизанских писем на «Большую Землю».
Буквально через считаные минуты (летчик даже не глушил мотор) самолет взмыл в черное ночное небо, чтобы пересечь линию фронта (причем его несколько раз едва не сбили, сначала немецкие зенитчики, потом наши) и совершить посадку, опять же с большими приключениями, на советской территории.
Разведчики медведевского, людиновского и других местных отрядов держали под контролем не только железные дороги, но и три большака: Людиново — Жиздра — Дятьково и Киров — Фаянсовая. Поэтому они своевременно заметили, что в эти же дни к Жиздре движутся своим ходом танки и автомашины, как с живой силой, так и с грузами. В Центр немедленно — это произошло уже после встречи Нового 1942 года — была отправлена очередная шифровка.
3 января 1942 года нарком НКВД СССР доложил Сталину и Шапошникову:
«Медведев сообщает о необходимости бомбежки центра города Жиздры, где в настоящее время замечено скопление большого количества немецких автомашин.
Налет нашей авиации на станции Зикеево 25/X1I-41 г., по данным тов. Медведева, был весьма удачным».
На следующий день на основании сообщения Медведева было доложено и о прибытии в Жиздру танков противника.
Разумеется, на Жиздру были совершены налеты наших бомбардировщиков, и их результаты также «были весьма удачными».
Обращает на себя внимание, что в этих спецсообщениях нарком уже не указывает должность и звание Медведева: у обоих — и Сталина, и Шапошникова — была отменная память, они запомнили и название отряда, и звание его командира, к тому же имели возможность убедиться как в достоверности его информации, так и эффективности его боевой деятельности.
Успехи отряда «Митя», людиновцев, других партизанских отрядов нынешних Брянской, Калужской, Орловской областей, помимо чисто военного, имели еще одно принципиально важное значение: они убедили командование Красной Армии и высшее руководство страны в том, что всенародное партизанское движение на оккупированной территории может стать и действительно стало важным фактором в разгроме немецко-фашистских войск.