— Черт подери, скажи, Лали, чтоб земля остановилась!
Бросив Виктора, Лали кинулась к Рафе, схватила его за руку и потащила к автомобилю, но не успела она дойти, как увидела, что Виктор уже опять вылез и стоит, прислонившись к капоту; тогда она оставила Рафу, уцепившегося за дерево, и кинулась к Виктору, но, еще сражаясь с ним, заметила, что из подъезда показалось пестрое шерстяное платье Хулии, и громко позвала ее; за Хулией появился Хуанхо в красном свитере, и последним выскочил Анхель Абад, волоча по тротуару правую ногу.
Хулия подошла к Лали.
— Ну, Лали, ты не женщина, а боевой конь. — И, поглядев на Виктора с Рафой, спросила: — Что с ними такое?
Лали глухо сказала:
— Помоги мне отвести их наверх.
Люди, стоявшие у дверей, не сводили с них глаз. Виктор и Рафа не слушались, выкрикивали что-то бессвязное, рвались в разные стороны. Хуанхо крепко схватил Виктора за руку.
— Ах ты дерьмо собачье, депутат, ну и набрался, — бормотал он. — Как это вышло?
Лали с Хулией, взяв Рафу с обеих сторон за руки, как пленного, старались принять непринужденный вид, но Рафа сопротивлялся, рвался из рук и твердил: «Пустите! Партия — за свободу!» Когда они проходили мимо группки у дверей, один из мужчин сказал: «Какой стыд!», на что Рафа ответил: «Иди в задницу», — и тут Хулия втолкнула его в подъезд.
В помещении ячейки царило всегдашнее оживление. Вышедший из первой комнаты Айюсо остановился при виде вошедших, и сразу же замерла вся деятельность и смолкли все разговоры. Дарио смотрел на Виктора открыв рот.
— Вот так депутат, — проговорил он, — волокут, точно мертвое тело…
Из-за плеча Айюсо выглянула лысина Кармело. Он нервно задвигал руками, пальцем поправил очки, спросил:
— Это они?
Айюсо пожал плечами. Вчерашний синяк у него стал еще больше, расползся до самой вспухшей губы. Он сказал еле внятно, краешком рта:
— Депутат на своем боевом посту.
Кармело сказал «Дай пройти», оттолкнул его и очутился перед группкой, шествовавшей по коридору к штаб-квартире Дани. Он открыл дверь. Дани, худой и зеленый, несколько напоминавший инквизитора, сидя в кресле, разговаривал по черному телефону. По другую сторону стола на подлокотнике красного кресла сидел и курил Мигель. Кармело победно провозгласил:
— Вот они!
Дани взмахнул рукой, прося тишины.
— Да, — говорил он. — Так и сделаем, идет, дорогой… Ну, ладно. — Он с возрастающим удивлением глядел на вошедших, на грязные лица, растрепанные волосы Виктора и Рафы. — Да, они здесь… хорошо… Пока… Обнимаю.
Он повесил трубку и, облокотившись на стол, уставился на покаянно остановившихся в дверях Лали, Хулио, Хуанхо, Виктора, Кармело, Рафу и Анхеля Абада. Наконец сказал, подняв густые брови:
— Поучительное зрелище.
Рафа, смеясь, неуклюже подошел к столу:
— Короче, Дани, мы собрались спасать спасителя.
Дани не удостоил его взглядом. Золотым обручальным кольцом он постукивал по краю стола, и брови его ходили вверх-вниз, вверх-вниз. Виктор тяжело опустился в красное кресло, прижимая правую руку к груди, остальные покорно стояли в ожидании. Дани обратил к Лали вопрошающий взгляд.
— Полагаю, этому есть какое-то объяснение, — сказал он.
Лали не дрогнула:
— Чего ты от меня хочешь?
Дани взорвался:
— Как это, чего я хочу, елки-моталки! Сдерживать должна была, пропади они пропадом! И если надо — вздрючку дать! Ты понимаешь, как это выглядит за четыре дня до выборов?
— Понимаю, — спокойно сказала Лали. — Но как я, по-твоему, могу их сдерживать?
Дани ударил кулаком по столу и поднялся:
— Черт подери! Ты что, хуже мужика?
— Не дури, Дани, ты нервничаешь и говоришь глупости.
Рафа смешно сморщился. И опять повторил:
— Знаешь, Дани, мы собирались спасти спасителя.
Дани схватился за голову.
— Заткнешься ты когда-нибудь, поганый твой язык! — Он обратился к Мигелю и Хуанхо: — Ну-ка выкиньте этого мерзавца отсюда куда угодно, только вон отсюда. Пусть Примо принесет ему кофе, а потом отправьте домой — проспаться.
Рафа, заикаясь, возразил:
— Ну это уж слишком, старик.
Мигель схватил Рафу за плечи:
— Пошли, борец за свободу.
Они вышли вместе с Хуанхо в узенькую дверь. Виктор, не вставая с кресла, наклонился вперед и сказал мягко, но с неожиданным напором:
— Погоди, Дани, ты же его не видел, ты судить не можешь.
Дани наморщил нос.
— О ком речь? — спросил он у Лали.
— О сеньоре Кайо, старом крестьянине из Куреньи.
Виктор опустил голову.
— Уму непостижимо, Дани. Он как бог — все умеет и все делает так легко и просто. А что мы ему можем предложить, спрашиваю я тебя. Слова, слова и еще раз слова… Это единственное, что мы научились производить.
Дани сел на место. Правая рука его беспокойно барабанила по столу.
— Я полагаю, руководители были во все времена, — заметил он.
Виктор поднял голову:
— Руководители? А зачем сеньору Кайо руководитель? Не обольщайся, Дани, мы ему не нужны.
Глаза Дани нервно забегали по лицам присутствующих. Он почувствовал, что присутствующие словно теряют почву под ногами, словно теряют уверенность и с тревогой начинают осознавать свою бесполезность. Анхель Абад сказал после паузы:
— Чудное опьянение у депутата, Дани.
Лали уточнила:
— Я бы сказала, с озарением.
Дани посмотрел на нее:
— Ты что — заодно с ним?
— Скажем, я его понимаю.
Анхель Абад сказал:
— Селения в горах пустые. Дани, я тебя предупреждал.
Дани под столом пинал воздух ногами.
— А почему вы не вернулись, когда увидели, что там никого нет?.
Ответила Лали:
— Нам следовало знать об этом заранее, Дани. Вот в чем ошибка.
Дани опять пришел в бешенство:
— Ты хочешь сказать, я виноват, что селения опустели? Хочешь сказать, так-разэтак, я виноват: зная наперед, что селения пусты, я двух наших лучших людей послал туда прошвырнуться ради забавы?
Виктор опустил тяжелый кулак на стол, да так, что телефоны, пепельницы и бутылки звякнули. Дани осекся. Виктор вцепился в край стола — ногти и пальцы побелели.
— Слушай, Дани, — сказал он отчаянно, — ты не хочешь меня понять. Этот старик может спокойно себя прокормить, он сам себе хозяин и ни от кого не зависит, понимаешь? Вот это и есть жизнь, Дани, настоящая жизнь, а не наша. — Он предостерегающе поднял вверх указательный палец и продолжал: — Мы перемудрили: ты, я, он, мы погрязли в словах. И не сумели понять этих людей вовремя, а теперь поздно. Мы говорим на разных языках.
Он замолк и уставился перед собой, куда-то за спину Дани, на погасшие стекла домов за окном. В глазах его не было пьяного блеска, они светились возвышенным сомнением провидца. Несколько секунд все молчали, потом Кармело робко кашлянул. Правый глаз Дани нервно мигнул несколько раз:
— Я говорю, что Лали… — начал было он.
— Минутку, — прервал его Виктор. — Я еще не кончил. — Он неторопливо приподнял над столом обе руки. — Вот такая гипотеза, Дани, абсурдная, какая угодно, но все-таки гипотеза. Вообрази на минуту, что в один прекрасный день все эти пресловутые американцы все-таки сделают бомбу наподобие нейтронной, которая убьет всех подчистую, кроме сеньора Кайо и меня, представляешь? Гипотеза дурацкая, я знаю, но нам годится. Итак, случись такое, мне пришлось бы рвать когти в Куренью и на коленях умолять сеньора Кайо, чтобы он спас — накормил меня, понимаешь? — Виктор чуть не плакал. — Сеньор Кайо может прожить без Виктора, а вот Виктор без сеньора Кайо не проживет. А раз так — на каком основании прошу я этого человека голосовать за меня? Дани, скажи, пожалуйста.
Глаза Виктора блестели странным блеском. Закончив свою речь, он откинулся на спинку кресла, прижимая правую руку к груди, как будто выложился до отказа.
Анхель Абад улыбнулся снисходительно.
— Совсем зашелся, — сказал он. — Видно, дело дрянь, депутат эту поездку профукал.
Дани встал. Сказал Виктору:
— Ладно, тебе надо отдохнуть. Завтра, может, ты будешь смотреть на вещи иначе. — И уже тише обратился к Лали: — А в других селениях как дела?
— Других селений не было, Дани. В Кинтанабаде вообще нет людей, а в Мартосе осталось полтора человека.
Зазвонил белый телефон. Дани повелительно сказал Кармело:
— Возьми трубку.
— Да? — сказал Кармело в трубку и посмотрел на Дани. Дани жестом показал, что его нет.
— Вышел, — сказал Кармело, поправляя указательным пальцем очки на носу. — Понятия не имею… Думаю, да, но не знаю… Если срочно, лучше завтра утром… Хорошо… ладно… идет… Привет. — Он положил трубку. Сказал мягко: — Феликс.
Дани в молчании широкими шагами мерил комнату, опустив подбородок на грудь, — он думал. До груды листовок у алькова — и обратно к столу. На второй раз остановился перед Лали. Сказал раздраженно:
— Напортачили, одним словом.
— Это уж слишком, Дани.
— По-твоему, слишком.
— Я полагаю, другого выхода не было.
— Полагаю-полагаю… Ты полагаешь, что и надираться было необходимо?
Лали решительно тряхнула головой:
— Не будем, Дани, прошу тебя.
Дани скрестил руки на груди. Виктор, казалось, задремал в красном кресле. Анхель Абад закурил и сел на край стола.
— Ладно, не будем об этом, — сказал Дани. — Теперь у нас проблема — что с ним делать. Отпускать его нельзя. Кто-нибудь видел его в таком состоянии?
— Несколько человек внизу, у кафе.
Дани поджал губы:
— Их было много?
— Четверо или пятеро.
— Его узнали?
— Откуда я-то знаю, Дани!
Правая бровь Дани взлетела почти до самой шевелюры. Рука нерешительно опустилась на пишущую машинку и стала нервно перебирать клавиши. Словно отвечая на сложные внутренние размышления, Дани сказал:
— Не было среди них журналистов?
— По-моему, нет.
Он оставил в покое пишущую машинку и снова зашагал по комнате, продолжая говорить:
— Подумать страшно, что это приключение может попасть в газеты. Представляете? «Кандидат Виктор Веласко, широко известный как В. В., нализавшись в стельку, объезжает провинцию перед выборами». — Он сжал кулаки. — Ах ты, сволочь, только этого нам не хватало!
Он осекся и снова повернулся к Лали.
— А на местах? — допытывался он. — Давай рассказывай все. Воображаю, какой вы там произвели фурор.
— Только в Мартосе, — признала Лали, — но видела одна трактирщица.
— А машину-то видели? С эмблемой партии — славную оставили визитную карточку.
Лали глубоко вздохнула. Постаралась взять себя в руки. Сказала:
— Успокойся, Дани, машину никто не видел. Та женщина из трактира не выходила, а на улицах не было ни души. От Мартоса до дома мы вообще не останавливались.
Дани снова скрестил руки на груди. Заговорил мягче, как будто хотел успокоиться сам:
— Я понимаю, что это просто ребячество, не более, но как получилось-то, Лали, с ума сойти, сознайся… Если газетчики пронюхают — все, можем складывать чемоданы.
Лали подошла к нему совсем близко. Решительно посмотрела ему в глаза.
— Хватит, Дани, переливать из пустого в порожнее, — сказала она. — Что было, то было, назад не вернешь. Самое разумное сейчас — подумать, какие еще меры можно принять.
— Совершенно верно, — отозвался Дани, — какие меры. Куда его деть на ночь, мать его за ногу? Здесь он не может оставаться, в отель в таком состоянии отправлять его немыслимо.
Звякнула маленькая дверь, и вошел Педрито Недотепа.
— Чего тебе надо? — взорвался Дани.
— Плакаты, — испуганно ответил тот.
— Бери и вали отсюда.
Перепуганный парень наклонился и взял с полу несколько свернутых в трубочку плакатов. Когда он выходил, Дани окликнул его:
— Эй, постой, вели Примо принести двойную порцию кофе, да покрепче, сделай одолжение! — Обернулся к Лали: — Наверное, с этого надо начать. — Он посмотрел на кресло, в котором спал Виктор. — Не думаю, чтобы этот словесный понос прошел у него раньше чем часа через два. Представляешь, какую предвыборную кампанию он мог бы развернуть в вестибюле отеля!
Лали мягко спросила:
— А может, отведем его ко мне?
— К тебе? А девочки?
— Девочки с моей мамой, это не проблема.
— А как Артуро?
Лали гордо вскинула голову:
— Хочешь спросить, что в такой ситуации делает у меня в доме Артуро?
Дани улыбнулся. Похлопал ее по руке:
— Ладно, Лали, не беленись, дорогая, мне твой план нравится, но тогда лучше не поить его кофе, не разгуливать.
— Все равно, — сказала Лали, — дома дадим ему две дозы валиума-десять, и полный порядок.
— Валиума? А не вредно после спиртного?
— Что ему сделается, — ответила Лали. — Не учи ученого!
Анхель Абад резанул воздух рукой.
— Не мешкай, Дани, давай кончать с этим к чертовой матери.
Вошел Примо, останавливаясь на каждом шагу, чашка с кофе дрожала у него в руке. Он поставил чашку на стол и вышел. Дани взял чашку, подошел к красному креслу:
— Пей, депутат.
Виктор открыл глаза — удивленные, отсутствующие; одного за другим оглядел всех и послушно стал пить. Анхель Абад наклонился к Лали:
— Видишь? Как не в себе.
Когда чашка наполовину была выпита, Дани сказал Анхелю Абаду:
— Спускайся, мы — за тобой. Открывай машину, если на улице кто-нибудь есть, дай нам знать, чтобы мы подождали в подъезде. — Потом обратился к Кармело: — Позаботься, чтобы выход был свободен, чтобы никто не путался в дверях. Чем меньше шума, тем лучше.
Лали отдала Анхелю Абаду ключи от машины, и он вышел вместе с Кармело. Дани обхватил Виктора за пояс, Лали с другой стороны взяла Виктора под руку, и они подняли его.
— Пошли, депутат.
— Куда?
— Спать. Уже поздно.
— Я., я не хочу спать.
— Все в порядке, не беспокойся.
Они шли нетвердо — хилому человечку Дани и хрупкой Лали едва удавалось удерживать Виктора. На площадке первого этажа Виктор остановился.
— Я не хочу спать, — снова сказал он.
— Не хочешь — не спи, а отдохнуть надо, Виктор. Завтра в десять тебе выступать по радио.
Виктор посмотрел на него, словно не узнавая:
— Про сеньора Кайо?
— Про сеньора Кайо и про что хочешь. Позже подумаем об этом без спешки, а теперь пошли вниз.
Им понадобилось пять минут, чтобы добраться до двери. Кармело встал на смену Лали, и она пошла вперед. Она увидела Анхеля Абада — он стоял у машины и поторапливал их. В кафе был всего один человек — молодой парень стоял, облокотившись на стойку, спиной к ним. Лали обернулась в сторону подъезда.
— Идите, живо, — сказала она.
Только в машине Лали перевела дух.
Дани с Кармело, посадив Виктора посередине, устроились на заднем сиденье. Дани вынул большой белый платок, несколько раз отер лоб и, склонившись набок, чтобы спрятать платок в карман, сказал:
— Ну и собачья работенка.
Лали включила мотор. Дани добавил:
— Самое опасное в этих делах — пресса, эти псы газетчики. Из такой чепухи — ну, обделались — завтра, глядишь, горы навалят.
Машина мчалась по пустым улицам, шины мягко шуршали по влажному асфальту, усыпанному листовками. Виктор забеспокоился, попробовал выпрямиться. Пристально глядя на Дани, сказал:
— Знаешь, Дани, какая польза от цветка бузины?
Дани положил руку ему на плечо.
— Да черт с ним, какое тебе дело?
Виктор повернулся к Кармело:
— А ты знаешь?
Лали, разворачиваясь, сказала:
— Хоть и запрещено, я въеду отсюда, чтобы не делать крюка по Тирсо де Молина.
— Осторожно, не вляпаться бы.
Лали остановила машину перед современным кирпичным десятиэтажным домом со стеклянными дверями и алюминиевыми рамами. Вышла из машины и открыла дверцу, выпуская Кармело. Потом они помогли вылезти из машины Виктору, и тот стоял и ошарашенно оглядывался по сторонам. Лали подошла к двери, сунула ключ в замочную скважину, и в этот момент подъезд осветился. Не отперев двери, она вытащила из замка ключ.
— Живо в машину, — сказала она. — Кто-то спускается.