К р а м и н. А если я как-нибудь приглашу вас съездить со мной на Луну - в ракете - поедете?
С е д о в. С вами хоть на полюс.
К р а м и н. Полюс - это домашнее дело, соседняя комната, только хуже отопленная... Нет, на Луну.
С е д о в. С удовольствием, как только девчонки станут самостоятельные.
К р а м и н. Они успеют стать самостоятельными, пока мы с вами закончим сборы. (Помолчав.) Все делается очень медленно. Удручающе медленно.
С е д о в. Действительно, возьмите хоть наше чертежное бюро, сколько приходится напоминать, звонить...
К р а м и н. Я не о том. Первоклассные вещи лежат недоделанными, только потому, что нам некогда. Возьмите хотя бы ракету Циолковского. Мы принуждены заниматься станками, пушками, цистернами, а ракета стоит в хвосте очереди. Но мы все-таки смотаемся на Луну, как говорят школьники.
С е д о в. Я думал насчет Луны. Страшновато, Владимир Ипполитович!
К р а м и н. Не рискнете?
С е д о в. Рискнуть-то я рискну, если с вами...
К р а м и н. Пугает полет?
С е д о в. Меня то пугает - вдруг мы обратно не улетим? Ну - машина испортилась, или тамошние условия не позволяют... тогда что?
К р а м и н. Тогда - смерть. Не все ли равно здесь или там?
С е д о в. Это вы сегодня говорите, что все равно, а в другой день ни за что не скажете, нет, нет, Владимир Ипполитович, не скажете!
К р а м и н. Вы уверены, что не скажу?
С е д о в. Совершенно уверен, Владимир Ипполитович. Какая к черту Луна! Вы, дорогой человек, с нами, людьми; вас интересует заставить цистерну плавать, вас интересует выдумывать, приказывать, писать - жить, одним словом... И вам надо, извините, чтобы от вас приходили в восторг.
Входит З а и н ь к а.
З а и н ь к а. Покончено с нефтью?
К р а м и н. С нефтью - да. Но у нас еще другие дела.
З а и н ь к а. Ты хочешь, чтобы я закрыла за собой эту дверь, не сказав ни слова...
К р а м и н. Разве не все слова сказаны? Что вы можете добавить?
З а и н ь к а. Я хотела бы, по крайней мере... Если ты ни за что не хочешь отпустить Ивана Иваныча...
К р а м и н. Иван Иваныч будет здесь. Он мне нужен.
З а и н ь к а. Хорошо; я буду говорить при нем.
К р а м и н. Пожалуйста.
З а и н ь к а. Ты смотришь на меня, как судья. Со своей высоты ты презираешь мою слабость. Ты должен понять: если мое сердце не живет во всю свою силу - я не могу петь! Пойми это и прости меня.
Молчание.
К р а м и н (с одобрением). Вполне литературно и сказано весьма мелодичным голосом.
З а и н ь к а. Как ты смеешь так разговаривать со мной!..
С е д о в (встает). Воля ваша, Владимир Ипполитович...
З а и н ь к а. Я любила тебя... Я - любила - тебя! Ты должен благословлять меня...
К р а м и н. Минуточку... (Седову.) Иван Иваныч, побудьте пока в соседней комнате. Я вас позову. (Седов уходит.) Ну-с? Продолжайте.
З а и н ь к а. Столько злобы! Столько злобы - против меня...
К р а м и н. Вам мало того, что вы сделали. Вы не хотите даже уйти без шума. Вам нужно наговорить на прощание кучу слов, принять трогательную позу, чтобы запечатлеть навеки свой образ в моей душе, выражаясь вашим лексиконом... Чтобы я, как ваш Родион, ваш первый муж, тащился мысленно за вами, куда бы вы ни отправились... Чтобы я тащился за вами всю жизнь, не нужный вам больше... чтобы я терзался, когда вы будете счастливы! Вот что вам нужно, Зинаида Александровна, вот весь смысл того, что вы делаете, вот для чего вы дышите, краситесь и поете. Без этого вам хоть повеситься. Вы ничего не знаете, ничего не любите, ничем не заинтересованы, кроме самой себя... Как можно уйти, не привесив к поясу мой скальп?.. А я не хочу быть скальпированным. Я не Родион. Вы находите, что это доказательство моей злобы. Мы не поймем друг друга.
З а и н ь к а. Раньше понимали...
К р а м и н. Когда человека, особенно такого непривычного, как я, гладит женская рука, человек невольно развешивает уши и слушает. И многое принимает на веру. А потом стукнут болвана палкой, и он начинает понемножку приходить в себя. Я пришел в себя. Продолжайте, если хотите. Но предупреждаю, что уши у меня заложены ватой, и ваш яд в них не просочится... Вы, кажется, хотите стать на колени? Подождите, я подложу подушку...
З а и н ь к а. Прощайте, Владимир Ипполитович.
К р а м и н. Прощайте, дорогая. Вот, давно бы так. Наилучшие пожелания. (Целует руку.)
З а и н ь к а. Скажите мне на прощание одну вещь.
К р а м и н. Все, что вам угодно.
З а и н ь к а. Зачем вы позвали Ельникова?
К р а м и н. Ах, вам все-таки стало известно, что я его позвал!
З а и н ь к а. Он сейчас у меня. Он пришел и сказал, что вы хотите видеть его. Он сказал, что если я не хочу, то он не пойдет к вам.
К р а м и н. Степень подчинения этого человека довольно велика. Поздравляю вас. Говорят, на него охотились многие женщины, но безуспешно.
З а и н ь к а. Вы не хотите, чтобы я была при вашем разговоре?
К р а м и н. Нет, дорогая, это не совпадает с моими планами.
З а и н ь к а. Хорошо. Все равно, что бы вы ему ни сказали, он не откажется от меня.
К р а м и н. Я в этом совершенно убежден.
З а и н ь к а. Я ухожу. Прощайте. (Уходит.)
С е д о в (в дверях). Теперь мне можно идти?
К р а м и н. Да. Благодарю вас.
С е д о в. За что, Владимир Ипполитович!
К р а м и н. Не понимаете?
С е д о в. Нет.
К р а м и н. Я цеплялся за вашу руку изо всей силы. До свиданья. Завтра вам протелефонируют точный диаметр плашки.
С е д о в. До свиданья. (Уходит, столкнувшись с Ельниковым. Пауза.)
К р а м и н. Прошу садиться. (Ельников садится. Молчание.) Курите?
Е л ь н и к о в. Благодарю, нет. Вы пожелали говорить со мной?
К р а м и н. Странно: скромный изобретатель, отшельник, совершенно неимпозантная фигура, приглашает к себе знаменитого музыканта, удачника, баловня счастья - сказочного принца. И принц спешит на зов и спрашивает смиренно: вы пожелали говорить со мной?.. Потому что у принца нечистая совесть... Да, я пожелал говорить с вами. У вас прекрасные глаза, Зинаида Александровна права. У вас очень человеческие глаза. Рассказать вам, что вы думаете? Вы думаете: вот сидит бедняк, у которого я, богатый человек, отнял последнее достояние... Нет, не возражайте!
Е л ь н и к о в. Я возражаю только против излишней чувствительности в нашем объяснении.
К р а м и н. Не бойтесь: чувствительности не будет. Но ведь вы действительно смотрите на меня как на нищего, у которого вы отняли последнюю копейку.
Е л ь н и к о в. Отказываюсь продолжать разговор в таком стиле.
К р а м и н. Как на нищего. И думаете, что вы богаты. Это заблуждение. Богат - я. А вы бедны, как принц, лишенный престола. Мне не хочется, чтобы вы чувствовали себя мелким грабителем.
Е л ь н и к о в. Я не чувствую себя мелким грабителем.
К р а м и н. Нет, чувствуете. (Молчание.) Вы разрушили свой очаг. Оставили женщину у погасшего огня. А другого очага вы не создадите.
Е л ь н и к о в. Создам...
К р а м и н. Ничего не создадите, кроме кучи хлопот и неприятностей. Заниматься делом придется урывками: она возьмет все ваше время; потребует напряжения всех душевных сил. Вы будете бессмысленно утомляться и дисквалифицироваться. Отныне вы будете обслуживать бесконечно чуждый вам интеллект, мелкий, хищный и самодовольный.
Е л ь н и к о в. Вы не дисквалифицировались.
К р а м и н. Я - другое дело. У меня есть панцирь, которого нет у вас. Но и у меня был период рассеянья и утомления, пока я не понял, в чем дело. Сегодня с вами играют в девичью чистоту, завтра в развращенность. Что преподнесут послезавтра, гадаете вы, - и ни за что не угадаете. Я - и то не угадывал... Думаете, что игра красок от широты страстей? Ничего нет - ни красок, ни страстей. Череп, костяк, дряблые мускулы, расстроенные нервы и кожа, надушенная духами.
Е л ь н и к о в. Человек мелкий и самодовольный не может так петь.
К р а м и н. Может. Не знаю, как это получается, но может. Не судите по себе... И через два года вас бросят, как изношенную сорочку. Может быть, раньше. Родиона Петровича - это, кажется, родственник ваш? - бросили через две недели. Вот какое достояние вы получили.
Е л ь н и к о в. Для чего вы мне это говорите?
К р а м и н. Мне нравятся ваши человеческие глаза. Вам мало жизни, окружающей вас? Вам мало жизни внутри вас? Прекрасна живая жизнь! Для чего вы возитесь с мертвецом? Для чего сделали несчастной живую женщину у очага?
Е л ь н и к о в. Я люблю...
К р а м и н. Человек - Прометей, а не Дафнис.
Е л ь н и к о в (усмехнулся). Видимо, я Дафнис.
К р а м и н. А я - Прометей. Согласитесь, я богаче вас. (Ельников встает.) Гоните прочь мертвеца. Идите своей прекрасной дорогой. Я знаю, что вы сейчас от меня пойдете к ней и будете проделывать все, что полагается Дафнису. Но я предупредил вас по-братски.
Е л ь н и к о в. Вы очень откровенны. Позвольте и мне быть откровенным. Я ничего не понял из вашего разговора. И особенно мне непонятно - по-прежнему - для чего вы пригласили меня на разговор.
К р а м и н. Для того, чтобы вы не жалели меня, нищий принц.
Ельников кланяется, уходит. Крамин один. Звонит телефон на столе, звонит долго и настойчиво. Крамин неподвижен.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Год 1944-й
СЦЕНА СЕДЬМАЯ
Огромное окно на площадке лестницы, в четвертом этаже. Слева и справа - лестничные марши. Весенний день. З и н а с книгой на подоконнике.
З и н а. Ток, сила которого не зависит от разности потенциалов, называется током насыщения... Насыщения? Ток, сила которого... (Вскочив, кричит в разбитую форточку.) Валька!
Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!
З и н а. Иди сюда!
Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!!
З и н а. Я ничего не слышу!
Г о л о с В а л ь к и. Я иду в магазин!!!
З и н а. Дурак. (Садится.)
М а н е ч к а поднимается по лестнице.
М а н е ч к а. Кто дурак?
З и н а. Валька.
М а н е ч к а. Почему дурак? Поцелуй меня.
З и н а (целует). Поцеловала.
М а н е ч к а. Еще раз.
З и н а. Еще письмо от Николая?
М а н е ч к а. Еще. Зинка, еду к нему, еду, еду...
З и н а. Как едешь?
М а н е ч к а. Еду к Николаю.
З и н а. Он не на фронте?
М а н е ч к а. Переведен в тыл.
З и н а. Почему?
М а н е ч к а. Не пишет. Только пишет, что там можно жить и чтобы я ехала.
З и н а. Инвалид?
М а н е ч к а. Ничего не знаю. Еду.
З и н а. Если служит, хотя бы в тылу, значит, ничего страшного...
М а н е ч к а. Конечно. Зинка, а если бы даже без рук, без ног?..
З и н а. Ну, ясно. (Молчит.) Когда едешь?
М а н е ч к а. Вот, постираю все, возьму расчет и двинусь...
З и н а. С Колькой?
М а н е ч к а. С Колькой.
З и н а. Ольге Ивановне не оставишь? Эх, Манечка, совсем недавно была девчонка, а сейчас - большая, семейная... Куда-то такое едет от нас... И останемся мы с папой вдвоем...
М а н е ч к а. Зина. Ты не рассердишься?
З и н а. Нет...
М а н е ч к а. Не обидишься?
З и н а. Ну?
М а н е ч к а. Врешь, обидишься.
З и н а. Ладно, говори...
М а н е ч к а. Честное слово, Зинуша, он старый. Не годами, а какой-то он потрепанный... Неврастеник.
З и н а. Ты бы тоже стала неврастеником, если бы тебе такое.
М а н е ч к а. Может быть. Я ничего не говорю. Он, конечно, несчастный...
З и н а. Нет, он не несчастный!
М а н е ч к а. Как же не несчастный? Все его жалеют.
З и н а. Пускай не жалеют. Не их дело.
М а н е ч к а. Так ведь и ты жалеешь.
З и н а. Пускай я одна жалею. Я знаю, как надо жалеть.
М а н е ч к а. Зинка, Зинка... (Молчат.) Две жены у него было.
З и н а. Хоть двадцать.
М а н е ч к а. И обе его бросили.
З и н а. Обе. Какой ужас - обе бросили! Ни одна, ни одна не приняла... Ты подумай: в славе, в счастье - любили... А сейчас...
М а н е ч к а. Это он тебе рассказывал?
З и н а. Нет, Ольга Ивановна папе рассказывала.
М а н е ч к а. Тебе молоденького надо, ясного, веселого...
З и н а. Никого мне не надо. И хватит, вообще...
М а н е ч к а. Ты похудела. Он с тобой обращается, как со своей ученицей. Поедем со мной!
З и н а. Манечка... Разве это может быть, чтобы он мимо прошел и не оглянулся? Когда каждая моя жилочка ему кричит: остановись!..
М а н е ч к а. Бывает, что проходят. Ты возьми романы...
З и н а. Иди ты с романами!
М а н е ч к а. Вот и рассердилась.
З и н а. Я с тобой говорю серьезно, а ты про романы. Ты вон Васе голову крутишь - для чего это?
М а н е ч к а. Ничего я не кручу.
З и н а. Нет, крутишь. Цветы берешь от него. Это нечестно. Раз едешь к Николаю, зачем брать цветы?
М а н е ч к а. Я не прошу, он сам носит. И цветы там, подумаешь! Один раз принес подснежники...
З и н а. Хоть полраза.
М а н е ч к а. Тише. Идет. (По лестнице поднимается Вася.) Уже пообедали, Вася?
В а с я. Я не обедал. Я вас поискал, думаю, где вы? И решил тоже пообедать дома.
М а н е ч к а. Да дома-то у вас, небось, одна морковка?
В а с я. Нет, еще что-то есть. Селедка должна быть, кажется.
М а н е ч к а. Ну пойдемте, я вас покормлю...
В а с я (подает пучок фиалок). Поставьте в воду. Иду, вижу - продают; я и купил, просто так.
М а н е ч к а. Спасибо... Вася, а почему они такие мятые? Вы их, должно быть, несли в кармане?
В а с я. Ну, в кармане. Не на виду же нести.
З и н а. Вася! Манечка уезжает к мужу.
В а с я. Как - к мужу? На фронт?
З и н а. Он в тылу уже.
В а с я. Как, совсем уезжаете?
З и н а. Да. С Колькой, совсем. На днях, скоро. Постирает белье и поедет. И вообще, вы цветов не носите. Что она наряжаться стала и губы красить, это просто для своего хорошего настроения, потому что Николай нашелся. И все. (Углубляется в учебник.)
В а с я. Марья Ивановна. Нет, вы, правда, уезжаете?
М а н е ч к а. Да, Вася, милый. Нужно ехать.
В а с я. Да, конечно, нужно...
М а н е ч к а. Он там один...
В а с я. Один, да... Я тоже один.
М а н е ч к а. Это нельзя равнять. Вы человек холостой, найдете хорошую девушку, женитесь...
В а с я. Найду, конечно. И женюсь, безусловно... Но это будет не то.
М а н е ч к а. То, Вася, то самое!
В а с я. Нет. Не то самое. Конец, значит...
М а н е ч к а. Какой же конец, когда и начала не было...
В а с я. Конец дурацким фантазиям... Марья Ивановна! Вы мне поверите, если я что-то скажу? Марья Ивановна! Я все-таки очень, очень рад, что ваш муж нашелся, и что вы рады, и что вы будете вместе. Верите мне?
М а н е ч к а. Верю, Вася.
В а с я. И если бы между нами получилось что-нибудь такое... я бы вас тогда меньше уважал. Верите мне?
М а н е ч к а. Верю. (Молчат.) Пойдемте обедать, а то не успеем.
З и н а. Вася! Вы, Вася, по-моему, хороший человек. Извините, что я с вами грубо говорила.
В а с я. Ничего... (Уходит с Манечкой вверх по лестнице.)
З и н а. И здесь не дают заниматься. Ток, сила которого не зависит от разности потенциалов... (Вскакивает.) Валька!
Г о л о с В а л ь к и. Я уже иду!
З и н а. Я не слышу!
Г о л о с В а л ь к и. Я идууу!
З и н а. Орет, как сумасшедший. (Садится. Входит Валька с плетеной сумкой.) Почему ты сразу не явился, когда я тебя звала?
В а л ь к а. Я шел в магазин.
З и н а. Ты, кажется, помешался на магазине.
В а л ь к а. А я хотел взять печенки, себе и вам. А ее уже нет. (Опрокидывает сумку.) Пусто!
З и н а. Была печенка?
В а л ь к а. Была с утра.
З и н а. Я не знала... Почему ты всегда возишься то с мозгами, то с печенкой? Ты, наверно, плохо учишься.