— Все, еду, — понял меня Арчи. — Как думаешь, вещи надо собрать?
— Какие еще вещи?!! — разозлился я. — Бросай все к чертовой матери и лови машину.
Утренний звонок
Рассказ мой затянулся. Завяз, забуксовал в ненужных подробностях. Я пытался слепить что-нибудь эпическое и — вот полюбуйтесь — снова стал ковыряться, как жук в дерьме. У меня всегда так. Сяду писать одно, а напишу непременно уж другое. Ладно, дорогие мои. Чтоб вас не утомлять, я, пожалуй, пропущу разные подробности и перейду к самой сути, к тому, ради чего все это, собственно, сочинялось.
Прошло два дня, и вот утром меня разбудил внезапный телефонный звонок.
— Это кто? — спросил хриплый голос.
— А кто вам нужен? — сонно поинтересовался я.
— Арчи позови! — велели мне.
Остатки сна тотчас же улетучились.
— Арчи здесь не живет, — сказал я настороженно.
Пауза.
Видимо, на том конце трубки, откуда раздавался хриплый голос, началась сложная мыслительная работа.
— Я это… короче… Гриша меня звать… — представился хриплый собеседник. — Толика… короче, дружбан…
— Очень приятно, — я постарался придать своему голосу бодрость. — А я — Андрей.
— Ты это… Андрей, короче… нах… Арчи позови, да?
— Я же сказал, Арчи здесь нет.
— Ну я… это… понял. Не тупой!
— Значит, мы все выяснили? — спросил я весело.
Опять воцарилась пауза.
— Ну да… А это… Арчи тогда где?
— Не знаю.
— А где он?
— Я же говорю, не знаю. — И, набравшись храбрости, пошутил: — Разве я сторож брату моему, Арчи?
Похоже, шутка успеха не имела, поскольку хриплый голос после недолгой паузы снова сказал:
— Ты все-таки Арчи позови!
— Да нет здесь его!
— А где он?!
Разговор начал мне надоедать. А (вы ведь знаете) утомленность собеседником, пусть даже хриплым и опасным, почему-то успокаивает и даже внушает уверенность в себе.
— Не знаю!
— Арчи позови!
— Ты что, гипнотизер? — я засмеялся и повесил трубку.
Не прошло и минуты, как телефон снова зазвонил.
— Слышь! Ты! Нах… гипнотизер! — заорал хриплый голос, да так, что я инстинктивно отодвинул трубку от уха. — Пиздец тебе! Слышь?! Тебе и твоему Арчи!
Короткие гудки.
Через час мне перезвонили.
И, судя по голосу, все тот же Гриша.
— Слышь, это… Нах… Твоя фамилия Овцатуров?
— Нет, — ответил я и положил трубку.
Но Гришу, видимо, мой ответ совершенно не удовлетворил, поэтому, спустя несколько минут, он снова позвонил.
— Ты… это, слышь, как там тебя… овца… трубку не бросай! — услышал я в ответ на свое «алло». Его голос звучал твердо: — Толик меня… нах… нас… просил с тобой… типа… поговорить.
— О чем это поговорить? — разговор, чем дальше, тем больше переставал мне нравиться. — Я-то тут при чем? («Правда, брат, ты не сторож, ты — убийца».) Вам нужен Арчи? Вот его и ищите… А я ни при чем.
— Да не ссы ты, — успокоил меня Гриша. — Просто поговорим. Если ты ни при чем, — мы отвянем. Не придешь — найдем, и будут… нах… проблемы…
— У кого проблемы? — спросил я, видимо, наивно, совсем по-детски еще надеясь, что проблемы будут не у меня, а у кого-то другого.
— Ты че, Овцатуров?.. В натуре не догоняешь? Или тупого… нах… включил?
— Нет, — слабо отозвался я, — догоняю.
— Тогда записывай, если память плохая…
Пока Гриша объяснял, где я должен с ним встретиться, до меня окончательно дошел смысл происходящего. Я вляпался в очень неприятную историю и, кажется, буду не в состоянии самостоятельно из нее выпутаться.
Решить мои проблемы мог только один человек — мой друг Митя Гомельский.
Небольшое отступление (последнее): превратности левой мысли
Вообще-то именно идеология правых учит человека искать истину и ответы на насущные и актуальные вопросы вне пределов его «я». Но я («я») всегда позиционировал себя как левый. И даже втайне от своего либерального руководства на досуге почитывал запрещенную к распространению газету питерских анархистов. А анархисты, не только питерские, но и вообще всякие, категорически отрицают внешний характер истины. Да и сам я его отрицал. И, более того, учил своих студентов его отрицать, учил их не брать бездумно напрокат чужие идеи, а тщательно проверять их и ни в коем случае не перекладывать ответственность за себя на кого-то другого. Я им говорил:
— Паразитируя на ближнем, вы сами строите себе тюрьму, ежечасно, ежеминутно! Вы становитесь жалкими рабами того, кто за вас принимает решение, и одновременно превращаетесь в рабов своего «эго».
Однако, поговорив с Гришей, я почувствовал, что, видимо, левая мысль иногда все-таки пробуксовывает. Особенно вот в данном конкретном случае. Поэтому стоит воспользоваться стратегией правых и, как в телеигре, попросить помощи у зала или сделать звонок другу.
Лучше всего — Мите Гомельскому. А самому тем временем где-нибудь отсидеться. Все равно где. Подойдет даже тюрьма своего «эго».
В панике я набрал Митин телефон. У него было занято. Я набирал снова и снова, пока не услышал спасительный длинный гудок.
Трубку снял Митя.
Почти финал
— Андрюха! — закричал он, услышав мой голос. — Братан! Как поживаешь?!
— Да, вот… — начал было я.
— Засранец ты! — весело перебил меня Митя. — Не звонишь! Не заходишь! Как дела-то?!
— Да я…
— Когда зайдешь?! На выходных, давай?!
— Да… но…
— «Да», «да»! Что ты все дакаешь, задница ты конская?! «Да», «да», — передразнил он меня. — Манда! — И зачем-то добавил: — Ивановна!
— Митя! — взмолился я. — У меня проблемы!
— Проблемы у него… — проворчал Митя и снова повысил голос: — Ну так, елки зеленые, приезжай! Сядем, решим твои проблемы.
— Ты не понимаешь, — горестно сказал я. — Мне тут угрожают.
— Иди ты! Тебе? Кто?
— Толик.
— То-о-олик? — удивленно протянул Митя. — Какой Толик? Этот хмырь толстожопый?! — Я знал, кому звонить. Митя терпеть не мог Толика. Он видел его только однажды, и то мельком, но с тех пор всякий раз при упоминании его имени брезгливо морщился. — Я не понял… — продолжал удивляться Митя. — Так ты в самом деле этого толстожопого хмыря боишься? Ты чего, Андрюха?! — хохотнул он. — Совсем сдурел?!!
Я рассказал Мите, как было дело, про звонок Гриши и про назначенную встречу.
— Поедем туда вместе, — резюмировал Митя, выслушав меня. — Я припаркуюсь рядом — там есть где… и буду в машине. А ты выйдешь поговорить. Если что — я неподалеку. Не ссы! — добавил он на прощание. — Прорвемся!
Разговор с Митей успокоил меня и прибавил некоторой уверенности. Митя много лет профессионально занимался боксом и даже побеждал в каких-то соревнованиях. Это не помешало ему окончить электротехнический институт, поработать автослесарем, а затем основать свое дело по продаже мотороллеров. Поскольку на улицах нашей славной культурной столицы всегда беспокойно, Мите то и дело приходилось вспоминать свои боксерские навыки, что держало его и по сей день держит в профессиональной спортивной форме. Он моментально терял самообладание, стремительно наносил удар, и противник незамедлительно принимал горизонтальное положение. Дополнительных действий не требовалось. Если противник был с товарищами, они, проследив за Митиными движениями и все сопоставив в уме, спешно ретировались.
Утро следующего дня прошло как в тумане. Я нервно мерил шагами комнату. Несколько раз включал и выключал телевизор. Снимал с полки книги, листал их и ставил обратно. При этом каждые полчаса звонил Мите и уточнял, придет ли он, не перепутает ли время, помнит ли он, где находится мой дом.
— Все будет заебись, братан! — всякий раз говорил мне Митя. — Расслабься.
Я пытался последовать его совету и расслабиться, но почему-то не получалось.
В половине четвертого я сел в Митину машину и мы поехали на встречу с друзьями Толика.
— Ты выйдешь раньше, — говорил мне Митя, — чтобы эти твари меня не выпасли и не догадались, что мы вместе. Я потом подъеду и припаркуюсь. Главное — базарь с ними посмелее! На, хлебни! — Митя протянул мне открытую фляжку с коньяком. Я сделал два глотка и почувствовал, как теплый покой растекается по моему телу. Ощущение опасности не исчезло, но притупилось. Митя остановил машину и открыл дверь.
Финал
В самом деле, друзья, пора заканчивать. И развязка, которую я вам предложу, будет драматичной, призванной очистить обеспокоенные зрительские души трагическим действием.
Пусть произойдет то, что должно произойти. Пусть победит добро. Пусть настоящий герой восторжествует. Итак, занимайте места согласно билетам. Свет гаснет. Через несколько секунд поднимется занавес. И еще… Помните, дорогие мои, занавес поднимается не только на сцене. Он поднимается внутри нас самих.
Поединок
(Драма в одном действии)
Действующие лица: