я как раз тебе судья.
Кулундов (вбегая)
Где мой кушак? Где мой кушак?
Родимов
Однажды царь лежал в гробу.
Аларих
Я слышу шёпот, стук и шаг.
Мамаша
Господь, храни меня, рабу.
Родимов
Свеча трещала над царем.
Кулундов
Кушак на мне! Кушак на мне!
Родимов
Единый Бог сидел втроем.
Царица плакала в окне.
Царь говорил: мои дворцы
стоят пусты, но я вернусь.
Аларих
Но мне не страшны мертвецы.
Мамаша
А я покойников боюсь.
Голова на двух ногах
Спи Кулундов, ночью спи
спи планета под домами
вижу я большое пи
встало облако над нами
дремлют бабочки бобров
спят овечки под шатром
сна сундук и мысли ров
открываются с трудом
но едва светлеет мрак
вижу я стихов колпак
вижу лампы и пучины
из морской большой пучины
поднимают в мир причины
свои зонтики всегда
спи Кулундов спи Родимов
спи Аларих навсегда.
Мамаша
Однажды царь лежал в болоте...
всё
13 декабря 1930 года
* * *
Купался грозный Петр Палыч
закрыв глаза нырял к окну
на берегу стояла сволочь
бросая в воздух мать одну
но лишь утопленника чистый
мелькал затылок над водой
народ откуда-то плечистый
бежал на мостик подкидной
здесь Петр Палыч тонет даже
акулы верно ходят там
нет ничего на свете гаже
чем тело вымыть пополам.
апрель 1927 года
Кустов и Левин
Кустов
Генрих Левин,
в твоём глазу
я видел гибкую лозу
она качалась как цветок,
и света удивительный поток
летит из глаз твоих на вещи.
Левин
Не знаю так ли в самом деле.
Мои глаза всегда глядели
На мир спокойно без помех.
Я ухом слышу чей-то смех.
Не над моими ли словами?
Мне неприятно спорить с вами.
Кустов
Однако в чём ты видишь спор.
В твоих речах я вижу удивительный напор.
<1933 год>
* * *
Кучер стыл.
Блестели дрожки.
Прутик робко рыл песок.
Ай на дыбы становилася матрешка
Ай за корой соловей пересох.
и наш герой склонился к даме
шептал в лицо привет соседке
а кони рвут
летят годами
бросая пыль к пустой беседке
дорога сдвинулась к ногам
кричали мы: направо! к нам!
верти, сворачивай, держи!
слова летали как стрижи
19 августа 1927 года
* * *
Лампа Саша
Я глядела на контору
кофту муфту и печать
я светила Никанору
ночи стройные читать
слышу в поле Милирея
зубом щелкает кабан
вижу корень сельдерея
ловит муху в барабан
люди люди бросьте мыло
встаньте в комнате как боги
все что будет все что было
все разбудит на пороге.
Никанор
Понял понял в эту пору
наши гоги наши муки
все подвластны коленкору
но страдали только руки
роту круглую корыты
реки голых деревень
ямы страшные нарыты
в ямах пламя и ремень
Кто поверит в лампу Сашу?
где страница наших ног?
мы сидим и просим кашу
лампу, муху и курок.
Лампа Саша
Вы светили ваш покой
свет убог и никакой
я светила бегал свет
вы светили света нет
вы сидели на гвозде
на конторе и везде
я сидела бегал свет
вы сидели света нет
вы глядели в камертон
в кофту муфту и в картон
я глядела бегал свет
вы глядели света нет
вы лежали в сундуке
в сапогах и в сюртуке
я лежала бегал свет
вы лежали света нет
вы висели над столом
с топором и помелом
я висела бегал свет
вы висели света нет.
Никанор
Понял понял в эту пору
понял домом и дугой
все подвластно коленкору
<мы пощупаем рукой>
<1930 год>
* * *
Легкомысленные речи
за столом произносив,
я сидел, раскинув плечи,
неподвижен и красив.
<1930-1933гг.?>
О.Л.С.
Лес качает вершинами,
люди ходят с кувшинами,
ловят из воздуха воду.
Гнётся в море вода.
Но не гнется огонь никогда.
Огонь любит воздушную свободу.
<21 или 22 августа> 1933 года
* * *
Лес, в лесу собака скачет,
Твердой лапой с твёрдым когтем
на коре прямой сосны
ставит знак.
И если волки бродят стаями
и лижут камни спящие во мху
и ветер чёрными носами обнюхивают
Собака поднимает шерсть и воет
и на врага ворчит и пятится.
<середина 1930-х годов>
Авиация превращений
Летание без крыл жестокая забава
попробуй упадешь закинешься неловкий
она мучения другого не избрала
ее ударили канатом по головке.
Ах, как она упала над болотом,
закинув юбочки! Мальчишки любовались
она же кликала в сумятицах пилоту,
но у пилота мягкие усы тотчас же оборвались.
Он юношей глядит
смеется и рулит
остановив жужжанье мух
слетает медленно на мох.
Она: лежу Я здесь в мученьях.
Он: сударыня, я ваша опора.
Она: я гибну, дай печенье.
Вместе: мы гибнем от топо'ра!
Холодеют наши мордочки,
биение ушло,
лежим. Открыли форточки
и дышим тяжело.
Сторожа идут стучат.
Девьи думы налегке.
Бабы кушают внучат
Рыбы плавают в реке.
Елки шмыгают в лесу
стонет за морем кащей
а под городом несут
Управление вещей.
То им дядя птичий глаз
ма <нрзб.> сердце звучный лед
вдруг тетерев я пешком зараз
улетает самолет.
Там раздувшись он пропал.
Кто остался на песке?
Мы не знаем. Дед копал
ямы стройные в тоске.
И бросая корешки
в глубину беспечных ям
он готовит порошки
дать болезненным коням
ржут лихие удила
указуя на балду
стойте други, он колдун,
знает <нрзб.> дела
вертит облако шкапов
переливает муть печей
в небе трио колпаков
строит башни из кирпичей
там борзая солнце греет
тьму проклятую грызет
там самолет в Европу реет
и красавицу везет.
Она: лечу я к женихам.
Пилот: машина поломалась.
Она кричит пилоту: хам!
Нашина тут же опускалась
Она кричит: отец, отец,
я тут жила. Я тут родилась.
Но тут приходит ей конец.
Она в подсвечник превратилась.
Мадлэн ты стала холодна
лежать под кустиком луна
склонился юноша к тебе
лицом горячим как Тибет.
Пилот состарился в пути.
Руками машет - не летит.
Ногами движет - не идет.
Махнет разок - и упадет
потом года лежит не тлен.
Тоскует бедная Мадлэн
плетёт косичку у огня
мечты случайные гоня.
всё
январь 1927 года
Смерть дикого воина
Часы стучат,
Часы стучат,
Летит над миром пыль.
В городах поют,
В городах поют,
В пустынях звенит песок.
Поперек реки
Поперек реки
Летит копье свистя.
Дикарь упал,
Дикарь упал
И спит, амулетом блестя.
Как легкий пар,
Как легкий пар,
Летит его душа.
И в солнце-шар,
И в солнце-шар
Вонзается, косами шурша.
Четыреста воинов,
Четыреста воинов,
Мигая, небу грозят.
Супруга убитого,
Супруга убитого
К реке на коленях ползет.
Супруга убитого,
Супруга убитого
Отламывает камня кусок.
И прячет убитого,
И прячет убитого
Под ломаный камень, в песок.
Четыреста воинов,
Четыреста воинов
Четыреста суток молчат.
Четыреста суток,
Четыреста суток
Над мертвым часы не стучат.
27 июня 1938 года
* * *
Летят по небу шарики,
летят они, летят,
летят по небу шарики,
блестят и шелестят.
Летят по небу шарики,
а люди машут им,
летят по небу шарики,
а люди машут им.
Летят по небу шарики,
а люди машут шапками,
летят по небу шарики,
а люди машут палками,
летят по небу шарики,
а люди машут булками,
летят по небу шарики,
а люди машут кошками,
летят по небу шарики,
а люди машут стульями,
летят по небу шарики,
а люди машут лампами,
летят по небу шарики,
а люди все стоят,
летят по небу шарики,
блестят и шелестят.
А люди тоже шелестят.
1933 год
* * *
Лоб изменялся
рог извивался
лоб кверху рос и лес был нос
и рог стал гнуться
рог стал гнуться
стал гнуться
а лоб стал шире и кофа был гриб
а рог склонялся
из прямого стал кривым
чем выше и шире лоб
тем кривее рог
и что бы это значило
что рог стал кружочком
а лоб стал мешочком
Ау! Ау! лоб очень высокий
и рог сосал его жевительные соки.
22 октября 1930 года
Дочь Сокольского
Ловцы гоняют псов
охота происходит
сверкают лица без усов
паркеты очень скользки
хозяин тут ногами бродит
зовут его Сокольский
а дочь его нехороша
с французом убежала
когда о том узнала мать
то бабушка рыдала
глотала сахарный раствор
пыталась ногти обломать
и даже вся пришла в восторг
желая к вечеру поймать
ходили письма на облаках
из города в корчму и ближе
валялась бабушка в ногах
а дочь соскучилась в Париже
тут бал. Вертятся шалуны
но дочь отсутствует. За дверью осень
старушка плачет у волны
ей помогают генералов восемь
вот безумный океан
вихрь держит на поводу
муж покойный Лукиан
скромно ерзает в аду
где же дочь моя скажи
перебрось твои рога
бабка плачет и дрожит
и выпрямляется строга
трубит Сокольский на конях
он скачет над обрывом
мчится по небу в санях
чихает мелким дыбом
француза ловит за родник
к окну его подносит
на воздух тянется воротник
француз диявла просит
взмахнув руками по бокам
как птица над водой
он улыбается богам
французик молодой
мелькнула грешная река
теперь она безводна
сломалась ненужная рука
Сокольская свободна
ее супруг в окно убит
домой она спешила
пошла к портнихе. Портниха спит
и кофточку не сшила
ах как же я приду на бал
устроенный отцом
мой муж за форточку упал
но был он молодцом
уж скоро птицы говорят
засохнет окиян
пойду-ка я в горячий ад
там ждет меня Лукьян
а с милым гладко и в аду
прощай отец и мать
я в мир загробный перейду
и больше меня не поймать.
всё
1926 год
* * *
Лошадка пряником бежит
но в лес дорога не лежит
не повернуться ей как почке
не разорвать коварной бочки
<1926-1927гг.>
* * *
Люблю порой смотреть в окно
И наблюдать других людей заботы
Люблю порой смотреть в окно
Тем самым уклоняясь от работы.
Я долго, пристально смотрю
В лицо молоденькой еврейки
Стараясь прочитать в чертах её лица
Законы женских чар
<1936-1937гг.>
Скупость
Люди спят:
урлы-мурлы.
Над людьми
парят орлы.
Люди спят,
и ночь пуста.
Сторож ходит вкруг куста.
Сторож он
не то, что ты,
сон блудливый,
как мечты.
Сон ленивый, как перелет,
руки длинные, как переплет.
Друг за другом люди спят:
все укрылися до пят.
Мы давно покоя рыщем.
Дым стоит над их жилищем.
Голубь-турман вьет гнездо.
Подъезжал к крыльцу ездок.
Пыхот слышался машин.
Дева падала в кувшин.
Ноги падали в овраг.
Леший бегал
Людий враг.
Плыл орел.
Ночь мерцала
путник брел.
Люди спали
я не спал:
деньги я пересыпал.
Я считал свое богатство.
Это было святотатство.
Я все ночку сторожил!
Я так деньгами дорожил.
всё
1926 год
Измерение вещей
Ляполянов
За вами есть один грешок:
вы под пол прячете вершок,
его лелеете как цветок,
в случае опаснсти дуете в свисток.
Друзья
Нам вершок дороже глаза,
наша мера он отсчета,
он в пространстве наша база,
мы бойцы прямых фигур.
К мерам жидкости сыпучей
прилагаем эталон,
сыпем слез на землю кучи,
измеряем лоб соседа
(он же служит нам тетёркой),
рассматривая форму следа,
меру трогаем всей пятёркой.
Любопытствуя больного
тела жар - температуру,
мы вершок ему приносим,
из бульона варим куру.
Ляполянов
Но физики считают вершок
устаревшей мерой.
Значительно удобней
измерять предметы саблей.
Хорошо также измерять шагами.
Профессор Гуриндурин
Вы не правы, Ляполянов.
Я сам представитель науки
и знаю лучше тебя положение дел.
Шагами измеряют пашни,
а саблей тело человеческое,
но вещи измеряют вилкой.
Друзья
Мы дети в науке,
но любим вершок.
Ляполянов
Смерть отсталым измереньям!
Смерть науки старожилам!
Ветер круглым островам!
Дюжий метр пополам!
Плотник.
Ну нет,
простите.
Я знаю косую сажень
и на все ваши выдумки мне плевать!
Плевать, говорю, на вашу тетю науку.
Потому как сажень
есть косая инструмент
и способна прилагаться
где угодно хорошо;
при постройке, скажем, дома
сажень веса кирпичей,
штукатурка, да солома,
да тяжелый молоток.
Профессор Гуриндурин
Вот мы,
глядя в потолок,
рассуждаем над масштабом
разных планов естества,
переходящего из энергии
в основную материю,
под которой разумеем
даже газ.
Друзья
Наша мера нами скрыта.
Нам вершок дороже глаз.
Ляполянов
В самых маленьких частичках,
в элементах,
в ангелочках,
в центре тел,
в летящих ядрах,
в натяженьи,
в оболочках,
в ямах душевной скуки,
в пузырях логической науки
измеряются предметы
клином, клювом и клыком.
Профессор Гуриндурин
Вы не правы, Ляполянов.
Где же вы слыхали бредни,
чтобы стул измерить клином,
чтобы стол измерить клювом,
чтобы ключ измерить лирой,
чтобы дом запутать клятвой.
Мы несем в науке метр,
вы несете только саблю.
Ляполянов
Я теперь считаю так:
меры нет.
Вместо меры только мысли,
заключенные в предмет.
Все предметы оживают,
бытие собой украшают.
Друзья
О,
мы поняли!
Но все же
оставляем Вершок.
Ляполянов
Вы костецы.
Профессор Гуриндурин
Неучи и глупцы.
Плотник
Я порываю с вами дружбу.
всё
17-21 октября 1929 года
Полёт в небеса
Мать
На одной ноге скакала
и плясала я кругом
бессердечного ракала
но в объятиях с врагом
Вася в даче на народе
шевелил метлой ковры
я качалась в огороде
без движенья головы
но лежал дремучий порох
под ударом светлых шпор
Вася! Вася! Этот ворох
умету его во двор.
Вася взвыл беря метелку