- Ничего, — сказала Бугримова, — день ещё большой. Оставим их одних. Пусть осваиваются.
К вечеру молоко было выпито.
- Порядок, Арина Миколавна! — обрадовался Павел Игнатов.
Но Бугримова ничего не ответила. Она внимательно разглядывала Аракса.
Ночь в вольере львята провели более или менее спокойно.
Наутро дрессировщица заметила, что молоко пьёт только Самур.
- Так я и предполагала. И вчера он один всё молоко выдул! У Аракса не работает желудок. Подождём ещё немного, потом примем меры.
Прошёл день.
Львята уже не пугались людей, как прежде. Всё еще держась рядом, они играли и бегали по вольеру.
Однако стоило кому-нибудь подойти поближе к решётке, как малыши прекращали игру и, припав к полу, начинали гневно шипеть.
Аракс не притронулся ни к сырым яйцам, ни к молоку, ни к мясу, обильно политому рыбьим жиром. А сахарной косточкой только поиграл немного, а глодать не стал.
- Готовьте подсолнечное масло, воду, — решительно сказала дрессировщица, натягивая на руки резиновые перчатки. — Будем ставить клизму. Кстати, ребята, и решётку приготовьте!
- Зачем? — спросил Игнатов.
- А ты что, Паша, хочешь, чтобы и на тебе Самур штаны разорвал? Или ещё кого-нибудь за ногу тяпнул? Посидят немного в разлуке, ничего не случится.
Львят разогнали друг от друга и перегородили решёткой. Малыши заметались в отчаянии.
- Потерпите немного, детки в клетке, — сказала Бугримова. — Не убивайтесь так. Жалко мне вас, да ничего не попишешь! Без этой процедуры помрёт Аракс. Такой случай у меня уже был, знаю!
Бугримова и помощники вошли к Араксу с большим куском плотного брезента, накинули его на львёнка. Он взревел, стал барахтаться, кувыркаться.
За перегородкой ещё сильнее бесновался Самур.
- Держите Аракса покрепче, — приказала помощникам Бугримова. — Так… Минуточку… Готово! Ну вот, теперь всё отлично!
Аракс перестал барахтаться, затих.
- Ну как он там? Разворачивайте. Только осторожно! Может броситься!
Но Аракс ни на кого броситься не мог. Он лежал без движения. Глаза его остекленели.
- Господи! Что я наделала! — Бугримова пришла в ужас. — Мёртвое животное! Боже мой! Такой удачный львёнок, смелый, красивый, хороший, куда лучше того, и вот такое несчастье!
- Что с ним? — спросил кто-то.
- Очевидно, шок. Нервный шок… Паралич сердца… Воды! Скорей воды!..
На Аракса побрызгали водой. Пасть приоткрыли деревянной палочкой, влили в неё воду. Бугримова легонько потрясла львёнка.
- Очнись, маленький, очнись!
Но Аракс по-прежнему не шевелился, не приходил в себя. Из его пасти вытекала вода.
В отчаянии дрессировщица опустилась на колени, приложила ухо к груди львёнка. На конюшне воцарилась тишина. Даже Самур на миг умолк, будто почувствовал, что мешает.
- Бьётся сердце! Бьётся! — радостно сообщила Бугримова. — У него просто обморок! Перенервничал. Вот ведь кисейная барышня!.. — Дрессировщица быстро поднялась с колен. — А ну-ка мигом все отсюда!
По её приказу помощники убрали решётчатую перегородку. Самур со всех лап бросился к брату, ткнулся в него носом, растерянно отскочил, снова подбежал, обнюхал, а затем, дрожа от волнения, стал вылизывать его морду, шею, спину, жалобно порыкивая.
- Так, так! Работай, Самур, работай!
Аракс зашевелился, глазки его заморгали. Он вскочил, ничего не соображая, начал трясти головой, будто желая сбросить какой-то груз, затем неожиданно присел, поднял хвост, оглянулся… и застыл в изумлении.
- Всё… порядок, — облегчённо вздохнув, сказала дрессировщица, сбрасывая перчатки. — Ну как себя чувствуешь, а, курносый нос? Полегче тебе стало? Что молчишь?
Аракс зарычал. Все расхохотались.
- Вот теперь уверена, поест с удовольствием!
Ирина Николаевна родилась в Харькове. Её отец — сначала скромный ветеринарный врач, а затем известнейший профессор — работал в ветеринарном институте. Мать закончила музыкальную школу, отлично пела, играла на рояле.ЙДед Ирины со стороны матери — Иосиф Иосифович Федорович — был известным адмиралом, участником обороны Севастополя. В дни обороны командовал вторым бастионом. Во время одного из кругосветных путешествий он взял на борт корабля замечательного русского художника Айвазовского. Они подружились. Художник написал портрет адмирала и подарил ему на память. Для Айвазовского это было большой редкостью: он обычно писал только море, людей же — почти никогда.
Портрет деда висел в доме Бугримовых на почётном месте, в библиотеке отца Ирины. Тут же были помещены две картины Айвазовского — «Шторм» и «Штиль», тоже подарок великого художника.
Дядя Ирины — Михаил Иосифович Федорович был известным черноморским минёром. И по сей день в Ленинградском морском музее целый уголок посвящен адмиралу Федоровичу и его сыну.
Мать Ирины мечтала иметь сына, который, по примеру её отца и брата, посвятил бы себя мореплаванию. Но рождались только девочки. Четвёртой появилась на свет Ирина.
- Не расстраивайся, — сказал жене Николай Иванович. — Что поделаешь, будем воспитывать девочек.
- Конечно, будем, я очень рада, — вздохнула мать. — Мальчик… Девочка… Какая, в общем-то, разница…
Но сама одевала и стригла дочку под мальчика и даже называла не Ириной, а Коленькой, в честь Николая Ивановича.
Николай Иванович иногда разрешал Ирине приходить в ветеринарную лечебницу. А кого только не приносили и не приводили к нему на приём! И коров, и лошадей, и свиней, и коз, и кошек, и собак. А как-то приволокли на верёвке и одногорбого верблюда!
Да она и сама стала подбирать на улице и таскать в дом бездомных щенят, котят, птенцов, выпавших из гнезда или отбитых у мальчишек.
Отец не ругал её за это, а, наоборот, в шутку называл своим «самым главным ассистентом».
Только однажды он запротестовал. На всю жизнь запомнила девочка этот разговор с отцом.
- Почему надо временно воздержаться? — спросила Ирина.
- В городе зарегистрировано несколько случаев бешенства животных.
Отец рассказал ей об этой страшной болезни.
- Её называют ещё водобоязнью, гидрофобией, аэрофобией. У неё двадцать три названия. Болезнь ужасна, неизлечима, смертельна. Я тебя не запугиваю, Аринушка! — Он поднялся из-за стола, достал с книжной полки томик Чехова, полистал его, нашёл нужное место и протянул дочери: — Читай!
Ирина прочла:
«Нет болезни мучительнее и ужаснее, как водобоязнь.
Когда впервые мне довелось увидеть бешеного человека, я дней пять потом ходил как шальной и возненавидел тогда всех в мире собачников и собак».
- И это пишет человек, страстно любящий животных. Ты ведь читала «Каштанку», знаешь, что у Антона Павловича были две собаки — Хина и Бром, я рассказывал тебе, помнишь? И до чего страшное впечатление произвело на него бешенство!
У Бугримова всегда было много работы. Кроме ветеринарного института, его часто приглашали в зоологический сад, на ипподром и в цирк. В зоологическом саду он лечил бегемотов и крокодилов, обезьянок и змей, на ипподроме — чистокровных скакунов, в цирке — всевозможных четвероногих и пернатых «артистов»…
Маленькая «самая главная ассистентка профессора», которая, кстати сказать, очень гордилась этим званием, больше всего, конечно, любила походы в цирк, восхищалась смелостью воздушных гимнастов и канатоходцев, ловкостью наездников, акробатов и жонглёров, храбростью укротителей диких зверей.
Ирина подолгу просиживала в кабинете отца, выбирала книги, читала их и однажды наткнулась на небольшую, в скромной серой мягкой обложке книгу. Девочка уже училась в школе, часто видела, как отец выписывает рецепты, и сразу поняла, что книга эта написана по-латыни.
- Это про зверей? — спросила она отца, указав на небольшой чёрный силуэт льва, нарисованный на обложке под заголовком.
- Нет, Ариша, — рассмеялся отец. — Это книга про знаменитого римского полководца, государственного деятеля и писателя Кая Юлия Цезаря.
- А почему тут нарисован лев? При чём тут лев? — не унималась девочка.
- Потому, что он был храбрым и смелым, как лев. «Aut Caesar, aut nihil!» — часто говорил он.
- А что это значит?
- «Или Цезарь, или никто!» Это выражение идёт из глубокой древности. Так до сих пор говорят люди, желающие прожить не бесследно.
- А полностью его имя Кай Юлий Цезарь?
- Да.
Звучное, незнакомое имя поразило слух Ирины и очень ей понравилось.
«Aut Irina Bugrimowa aut nihil!» — написала она вечером в своём альбоме. И нарисовала девочку-наездницу, мчащуюся по кругу манежа. Юная наездница была подозрительно похожа на Ирину.
Девочка подрастала здоровой и сильной. Во время посещения ипподрома ездила на качалке и даже на скаковой лошади в жокейском седле, что было гораздо сложнее.
Успевала она по-прежнему присутствовать и на операциях отца, даже помогала ему.
- Из тебя может выйти замечательный хирург. Ты смелая, не боишься крови.
- Нет, папа!
- Кем же ты хочешь быть?
- Артисткой.
Мать определила её в балетную студию, обучала игре на фортепьяно. Девочка очень увлекалась танцами, театром, посещала концерты.
Помимо этого, она решила освоить все виды спорта: прыжки в воду, езду на мотоцикле, плавание, лёгкую атлетику, гимнастику.
В шестнадцать лет Ирина Бугримова стала чемпионкой Украины в пятиборье и по прыжкам в воду.
Закончив школу, уже будучи рекордсменкой Украины также и по конькам, и по гимнастике, она поступила на первый курс института физкультуры.
Росла и крепла любовь Ирины к цирку. Там её все знали, часто видели и в зрительном зале и за кулисами, давно уже обратили на неё внимание.
В спортивных кругах девушка встретила человека, как и она сама, мечтавшего о карьере циркового артиста. Это был инструктор физкультуры Александр Николаевич Буслаев. Ему исполнилось тридцать четыре года. Он отлично понимал, что начинать карьеру акробата или гимнаста в этом возрасте поздно.
Бугримова как-то рассказала ему о давно виденном ею в харьковском цирке аттракционе немецкого артиста Лейнерта. Выяснилось, что и Александр Николаевич тоже видел этот аттракцион.
Лейнерт съезжал из-под купола на норвежских санях. Он летел стремглав, с бешеной скоростью по металлическому скату с рельсами.
Сани, совершив в воздухе головокружительное сальто-мортале, плавно опускались на пружинящую сетку-амортизатор.
- Вот бы нам с вами создать нечто подобное, — сказала Бугримова.
- Только исходя из совершенно других принципов! Без подчеркивания опасности, без игры на нервах зрителей!
- Разумеется.
Написав заявку на сценарий, приложив к ней предварительные расчёты и чертежи, будущие артисты поехали в Москву, в Центральное управление государственными цирками.
- Приступайте к работе! — сказали им.
Когда девушка рассказала родителям о своём бесповоротном решении бросить институт и стать артисткой цирка, они растерялись. Мать заплакала.
- Перестань! — сказал отец. — Видно, так суждено. Я сам виноват, сам её в цирк привёл. Пусть действует!
На подготовку аттракциона «ПОЛЁТ НА САНЯХ» ушло два года.
Будущие исполнители решили усложнить полёт. Им предстояло пролететь на санях сквозь два вращающихся вокруг своей оси кольца. На какой-то миг кольца оказывались в одной плоскости, вот тут-то и должны были пролететь сквозь них сани.
Малейшая ошибка в расчёте, малейшее упущение или невнимание грозило отважным гимнастам гибелью — сани, летящие со скоростью восемьдесят километров в час, ударившись о рёбра колец, разлетелись бы вдребезги.
Когда аппарат был построен, его установили на заводском дворе. Сани с балластом, не описав положенной траектории, не пришли на сетку-трамплин, а грохнулись оземь и развалились на мелкие части.
Всё пришлось переделывать. И на следующих испытаниях, уже в харьковском цирке, энтузиастов снова преследовали неудачи.
Переделка и поиски продолжались…
И вот наконец, после долгих репетиций, после падений, бесчисленных синяков, вывихов, переломов, в киевском цирке состоялась долгожданная премьера.
Итак, Буслаев и Бугримова стояли на вершине ледяной горки.
- Внимание!
- Есть!
Первый полёт над всем манежем совершила Бугримова, вслед за нею, через сложную систему вращающихся колец, стремглав пролетел Буслаев.
Насколько же новый аттракцион был не похож на выступление Лейнерта! А спустя некоторое время полёт усложнили ещё более: к двум вращающимся кольцам прибавили третье.
Помощник у артистов был не очень удачный — нерасторопный и рассеянный, по его вине часто происходили несчастные случаи. Надо было искать ему замену.
Как-то в Челябинске Бугримова разговорилась на эту тему с дрессировщиком лошадей Тетеревниковым.
- У меня есть подходящая кандидатура. К моему конюху Игнатову приехал погостить из деревни его брат Павел. Очень аккуратный, трудолюбивый и башковитый. Потолкуйте с ним. Может быть, он согласится.
На конюшне Бугримова увидела высокого, сухопарого дяденьку лет сорока, разговорилась и предложила ему место старшего служителя.
- Э-т-т-то, значит, с тобой, Арина Миколавна, всю жизнь ездить?.. — Павел Игнатов снял шапку и почесал в затылке. — А Нюра-то как же?.. А хозяйство?..
- Какая Нюра? Жена, что ли?
- Ясное дело, жена… Кто ж ещё? Что с ней-то будем делать?
- А мы и ей работу подыщем. Будет костюмершей. Потом, за нашим оформлением нужен постоянный уход: и белый ковёр следует почистить, и барьерные дорожки постирать. Вдвоём будете получать приличную зарплату, суточные… Комнату, проезд. Всё за счёт цирка. Не пожалеете. Брат-то ведь доволен? Верно? Не раскаивается, что работает в цирке?
- Он-то ведь с лошадьми… Дело привычное…
- И мы тоже скоро лошадей заведём, ухаживать за ними будете вместе с женой. Любишь животных-то?
- А кто ж их не любит? Эт-т-то ж чучелой бесчувственной надо быть…
- Ну как? Сговорились?
- По рукам, Арина Миколавна! Вижу, обижать не станешь!
Павел и Нюра оказались отличными помощниками.
Артисты решили создать «ВЫСШУЮ ШКОЛУ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ». Сначала с этим номером выступала одна Бугримова, затем, в паре с Буслаевым, подготовила «ДВОЙНУЮ ШКОЛУ ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ».
Во время исполнения такого номера всадники, при помощи незаметных зрителю сигналов двумя поводьями и мундштуком, шпорами, носками сапог, шенкелями, заставляют каждый свою лошадь танцевать в такт музыке, поднимать правую или левую ногу, вставать на колени, идти «испанским шагом», рысью, галопом, вальсировать, маршировать и т.п.
И «ПОЛЕТ НА САНЯХ», и «ДВОЙНАЯ ШКОЛА ВЕРХОВОЙ ЕЗДЫ» очень нравились публике, но артистку вскоре перестали занимать. Захотелось чего-то нового: может быть, новых опасностей, но и новых достижений.
Объездив с аттракционом и номером все советские цирки, она решила изменить жанр своих выступлений и стать дрессировщицей львов.
Почему именно львов?
С детства запомнила Ирина древнюю римскую легеГнду о верности льва, прочитанную ею в библиотеке отца.
…Раб Андрокл решил бежать, как только узнал, что господин намеревается сослать его на мельницу неподалёку от Карфагена, где рабу предстоит всю жизнь, закованному в цепи, вертеть тяжёлый жёрнов. Сам же Андрокл думал о карьере врача, хорошо знал медицину и мечтал со временем выкупиться на свободу. Зная, что на мельнице самые выносливые силачи моментально превращаются в калек и умирают, Андрокл и решил скрыться.
Ему помог случай. Он добрался до пустыни. Долго бродил по раскалённым сыпучим пескам в поисках пищи и воды. Изнурённый жарой, голодом и жаждой, набрёл на небольшую пещеру, вошёл в неё и заснул.
Проснулся он от страшного рычания. В пещеру, хромая, входил огромный лев. В лапе великана сидела большая колючка.
Андрокл, подавив страх, приблизился к зверю, лев протянул ему могучую окровавленную лапу. Андрокл ловко вытащил колючку, промыл рану, перевязал куском материи, оторванным от своей одежды.