Человек и лев стали друзьями.
Три года прожили они вместе в пещере. Андрокл охотился из самодельного лука, делился со львом пищей. И лев отдавал Андроклу куски своей добычи.
Вдруг лев исчез. Беглый раб повсюду разыскивал его, но безуспешно. Андрокл решил дойти до какого-нибудь порта и наняться на корабль матросом. Солдаты поймали его, заковали в цепи, отправили в Рим.
Разгневанный сенатор — господин Андрокла — решил бросить своего беглого раба на съедение хищным зверям во время традиционных игрищ.
Со всего мира свезли в Рим слонов, бегемотов, носорогов, зубров, медведей, обезьян, тигров, львов и пантер. Зверям предстояло драться друг с другом и с гладиаторами. В финале игрищ на растерзание зверям должны были бросить беглых рабов и разбойников. Несчастных, закованных в цепи, повезли к амфитеатру и бросили в тюрьму под его полом.
Среди них был и Андрокл.
Вечером, при свете луны и дрожащего пламени факелов, на арену подняли осуждённых с помощью специальных машин.
Андрокл увидел на высоком настиле — подиуме — балдахин императорской ложи, места сенаторов, скамьи всадников, лавки для простолюдинов и женщин. Амфитеатр был полон.
С разных сторон на арену выпустили давно не кормленных медведей, волков, леопардов и львов. Андрокл зажмурился от ужаса. Раб понимал, что о спасении нечего и думать: сейчас накинутся и растерзают…
И тут внезапно Андрокл почувствовал, что ему кто-то облизывает шершавым языком ноги, что о его тело трётся грубая шерсть. Андрокл в изумлении открыл глаза и увидел своего друга из пустыни. Великан ревел от радости…
Зрители были поражены. Все поднялись с мест, закричали, зааплодировали: подобного никому из присутствующих не доводилось видеть.
Император подозвал к себе Андрокла, тот упал ему в ноги и рассказал обо всём»
- Освободить Андрокла! Освободить Андрокла! — закричали зрители. — Подарить Андроклу льва! Подарить ему льва!
Император великодушно согласился. Народ возликовал.
Вместе со львом Андрокл вышел на улицу. Люди приветствовали героев дня, угощали их, засыпали цветами и деньгами.
Лев оказался благороднее, чем господин Андрокла. Зверь не мог отплатить злом за добро.
- У нас в советском цирке нет ни одной женщины-укротительницы, — как-то заявила Ирина Николаевна управляющему цирками… — Помогите мне стать дрессировщицей! Воля и настойчивость у меня есть, животных я люблю с детских лет, имею опыт обращения с ними…
- Да, но вы совсем не знаете хищников, — возразил управляющий. — Никаких пособий по этому вопросу нет. Наука по уходу за ними сложна!
- Ничего, до всего дойду сама. Не боги горшки обжигают!
- Ну чтож, подавайте с Буслаевым сценарий. Что-нибудь в таком духе. — Он указал на стену.
На стене висела афиша иностранного дрессировщика Клифа Аэроса. На фоне синего неба с белыми перистыми облаками был нарисован огромный полый земной шар из толстых серебряных прутьев, напоминающих линии меридианов и параллелей. Внутри этого глобуса был изображён Клиф Аэрос, мчащийся на золотом мотоцикле. За спиной дрессировщика, одетого в зелёную венгерку, развевался по ветру большой красный шёлковый плащ. А к плащу протягивал лапу бегущий вслед за мотоциклом леопард с ощеренной страшной пастью. Казалось, вот-вот зверь поймает плащ за конец и стянет отважного гонщика с седла.
- Только не нужно копировать шар, — предупредил управляющий. — Цирки у нас маленькие, их купола не выдержат такое громоздкое сооружение. Думайте!
Артисты решили сконструировать круглую прозрачную решётчатую стенку таким образом, чтобы она в нужный момент превращалась в мотоциклетный трек, на котором можно будет совершать самые головокружительные виражи. В ней же, до мотогонок, можно было продемонстрировать дрессировку львов. Эту часть работы следовало выполнить Бугримовой,
Ей же предстояло участвовать в гонке с двумя львами: огромные кошки должны были удирать в страхе от красного, гремящего чудовища.
А для Буслаева артисты изобрели замечательный трюк: исполнитель мчится на мотоцикле, на багажнике которого сидит пассажир-лев. Положив голову на плечо гонщика, лев мчится по треку несколько кругов. В финале аттракциона через клетку со львами, над их головами, перелетают сани.
Артисты посвятили в свои планы кое-кого из цирковых друзей — опытных мастеров манежа.
- Неужели такое возможно? — качали они головами.
- Думаем, что возможно…
- А как вы приучите львов к мотоциклу? Ведь они не любят и боятся выстрелов. А мотоцикл тарахтит, как пулемет…
- Этого сами ещё пока не знаем…
- А представляете, сколько вам придётся затратить труда, чтобы заставить льва сидеть на багажнике, участвовать в подобном «рейсе»?
- А вот это представляем!
- Ну, если добьётесь своего, будет действительно невиданное в истории мирового цирка достижение. Такого ещё не было!
- Надеемся.
- А сценарий приняли?
- Обсуждают. Ждём ответа. Вскоре пришла телеграмма:
«Сценарий одобрен. В кузбасском зверинце получите трёх львят. Деньги за них выплачены».
- Ну как думаешь, Паша, сумеем выходить малышей?
- Не сомневайся, Арина Миколавна! Разве мы с Ню-рой за Ландышем да за Голосом плохо ходим?
- Так то лошади…
- И поросей в деревне вскармливали-выхаживали, и корову, слава богу, дома имели… А уж про курей да про гусей и говорить нечего!
- Так ведь это львы!
- А чего их бояться-то! Подумаешь, львы! Ишь невидаль какая! Твари как твари. Знала бы ты, Миколавна, какой нам с Нюрой раз козёл попался! Митькой звали. Вот уж истинно что страсть! Бодучий!.. А ты — львы!
Труппа переехала в Кузбасс. Четырёхмесячных львят перевезли в цирк.
- Как вы назовёте малышей? — спросили друзья Бугримову.
Ей сразу вспомнилось детство, маленькая книжечка в мягкой скромной серой обложке, альбом с рисунками и надписью, разговор с отцом.
- Я назову их Каем, Юлием и Цезарем, — не задумываясь ответила она.
Так знаменитое тройное имя она разделила между тремя братьями: львёнка средней величины и умеренно-желтоватой окраски назвали Каем, самого светлого — Юлием, а самого крупного, с темноватой шерстью — Цезарем.
Львята были ещё малы и глупы. Время стояло уже прохладное, они зябли, часто болели. Дрессировщица заботливо ухаживала за ними: кормила молоком и яйцами, мясом и рыбьим жиром, давала порошки, микстуры, прогревала синим светом, следила за ними очень тщательно — ведь иначе малыши могли легко погибнуть.
Павел и Нюра старательно помогали ей. Им разрешалось входить в вольер, ухаживать за львятами в отсутствие дрессировщицы. Клетки львят содержались в идеальной чистоте.
Как-то за кулисами цирка к Бугримовой подошёл Игнатов. Он широко улыбался.
- С тебя Нюре моей магарыч, Миколавна! Причитается! Рацилизатор она у меня.
- Рационализатор, что ли?
- Я и говорю — рацилизатор! На горшок их садит!
- Кого? — не поняла Бугримова. — На какой горшок?
- Как — кого? Львят! Садит! — снова с восторгом повторил он. — И сидят! Как вкопанные сидят! Равно как ребятёнки! Приучила… Будто в детском саду! Пойдём, сама глянешь!
Во львятнике у клетки толпились артисты и музыканты. Все хохотали. Не обращая на людей никакого внимания, Нюра, подсунув под низ решётки корец (старую кормушку на длинной ручке, очень похожую на сковородку), уговаривала Кая:
- Садись, садись, маленький… Пусть гогочут, дураки, не обращай на них внимания, не стесняйся, делай, что тебе надо, делай… Вот так, вот молодец, вот бра[в]ушки…
От Кая она перешла к Юлию и Цезарю. Львята последовали примеру брата.
- Видала, Арина Миколавна, что делатся! И главное, всех в одно время ходить в корец приучила! И клетку теперь убирать не надо. Культура! Видала, как дрессирует? Не хуже тебя! Ай да моя Нюра!
Нюра безо всякого страха входила в вольер ко львятам. Но однажды…
Кай и Юлий сидели в клетке. Дверь, как обычно, была раскрыта настежь. Когда угодно львята могли выйти погулять. Цезарь лежал в углу вольера, отдыхая после кормёжки. В зубах он держал игрушку — обглоданную кость. Нюра открыла дверцу и вошла в вольер. Не успела она сделать и шагу, как Цезарь, не выпуская из зубов кости, набросился на неё, схватил за ноги, злобно урча. И тут же, словно по сигналу, сорвались со своих мест Кай с Юлием, выскочили из клетки в вольер и в ярости набросились на Нюру. Ей еле удалось отбить атаку разгневанных хищников, выскочить из вольера и захлопнуть за собой дверцу. Чулки были разорваны в клочья, ноги ныли от укусов и царапин. Раны кровоточили, кровь остановили с трудом.
- Как хотите, Ирина Николаевна, но больше к ним в вольер не пойду! — сказала насмерть перепуганная Нюра.— Хоть увольняйте! И корм задавать им буду, и на корец их посажу, и опилки в клетке им сменяю, а заходить — увольте!
- Конечно, не нужно, не нужно, Нюра, теперь к ним заходить!
На этом Нюрина дрессировка кончилась. Она проработала у Бугримовой двадцать лет и за это время больше ни разу не вошла в клетку со львами.
- Да, Миколавна, — сказал вечером Бугримовой Павел, - правда твоя! Наш козёл Митька перед ними дитё, ангел сущий! Сам теперь вижу… За что же они Нюру всё-таки? Чуть не загрызли, поганцы, заместо того чтобы спасибочко за уход, за ласку, за обращеньице за деликатное сказать!
- Цезарь подумал, наверное, что она кость у него решила отнять,..
- И что это за фантазия за дурацкая ему в голову могла прийти? Подавился бы он этой своей костью. А Каю с Юлием чего она плохого сделала? Чего, скажи?
- А они к нему на помощь поспешили! Это ж настоящие хищники, страшные звери! Урок хороший. Осторожность, осторожность… Будь начеку, Павел!
- И то верно говоришь, Миколавна! Подумать об этом следует.
Обучая львят, Бугримова сама училась нелёгкому искусству дрессировщиков.
Во время репетиций стали понятны характеры и наклонности маленьких хищников. Кай поначалу оказался очень нерешительным и пугливым, Юлий — страшным обжорой и лентяем, но Цезарь был великолепен и представлял собою самый благородный и нужный для дрессировки материал.
Внимание львёнка к дрессировщице было просто необыкновенным: он буквально не сводил с неё глаз, желая угадать и выполнить любое её желание. Он оказался умным, понятливым и необычайно старательным. Похвала и ласка дрессировщицы являлись для него высшей наградой. Бугримова одинаково занималась со всеми братьями, но Цезарь очень скоро опередил их и завоевал её сердце.
Как же она занималась со львятами?
Она входила в вольер, кормила их, называла по именам, долго разговаривала и играла с ними. Они привыкли к звуку её голоса, к разным его эмоциональным оттенкам. Львятам, как детям, нравились самые несложные затеи и игрушки.
Целыми днями дрессировщица возилась с малышами, изучала их характеры, находила способы дрессировки.
Трудности возникали на каждом шагу.
Переласкать животное нельзя: оно потом работать не будет; злоупотреблять строгостью тоже не годится — львёнок не разрешит к себе подойти. Во всём нужно было найти золотое чувство меры.
Всех троих она обучала одному и тому же: прыгать в колечко, ходить по буму, сидеть на тумбах.
Постепенно стала вырисовываться композиция её будущего выступления.
Цезарь был крупнее Кая и Юлия, быстро рос, привыкал к Бугримовой, хорошел и умнел с каждым днём. Вместе с тем он держался независимо, спокойно, уверенно, как-то необычайно солидно и гордо. Кличка «Цезарь» удивительно шла к нему.
Ни трусости, ни суеты, ни подобострастия не было в нём. Постепенно он становился красивее своих братьев: шерсть его отливала тёмным золотом, лоснилась и блестела, каждое движение было лёгким, исполнено особенного достоинства и какой-то одному ему присущей звериной грации; огромные глаза никогда не бегали по сторонам, смотрели прямо, сосредоточенно и серьёзно.
После утренних занятий львята отдыхали. Иногда они заводили в клетке игры — ведь они были ещё очень молоды, — иногда ссорились. Цезарь не обижал братьев, хотя и превосходил их по величине и силе: он был по-настоящему благороден.
В будущих мотогонках роли львят распределялись так: Кай и Цезарь должны были удирать от мотоцикла по наклонному треку, Юлий — кататься на багажнике. Всех трёх зверей предстояло приучить к оглушительному рёву моторов, к запаху бензина.
Мотоциклы установили во львятнике, напротив их клетки, и заводили.
Кай, Юлий и Цезарь поначалу очень пугались неизвестных красных рокочущих чудищ, забивались в угол, громко шипели, дрожа всем телом. Однако постепенно стали привыкать к виду мотоциклов, к выхлопам газа, бензиновым парам и чаду.
Добившись этого, артисты перенесли репетиции на манеж.
Заводить машины стали уже внутри круглой клетки, удерживая львов на их местах — тумбах.
Самая трудная роль выпала на долю Юлия. Львы остерегаются движущихся предметов. Порой не заставишь их усесться даже на чуть качающуюся тумбу. А Юлию предстояло ехать на спине фырчащего, содрогающегося неизвестного страшного зверя.
Прежде всего надо было его приучить просто сидеть на багажнике, как на обыкновенной тумбе. А сидеть на тумбе к тому времени он уже отлично умел. На багажник клали аппетитный кусок мяса и подзывали Юлия. Долго он не решался взять приманку с багажника, оглядывал и обнюхивал мотоцикл с огромным недоверием. Но жадность побеждала страх, лев хватал мясо и, утащив куда-нибудь подальше, съедал. Увидев, что багажник, в общем-то, мало чем отличается от его тумбы, он стал охотнее впрыгивать на него, зная, что за это получит награду.
Это было первым большим успехом.
Однако сидеть на неподвижном багажнике ещё не трюк, Льва надо было приучить к движению, а главное — развить в нём чувство баланса, так необходимое любому мотоциклисту.
Ведь во время гонки по наклонному треку надо особенно хорошо держать корпус и уметь сохранять равновесие — «чувствовать» машину. А всё это так несвойственно львам по природе!
Когда Юлий привык сидеть на багажнике незаведённого мотоцикла, Буслаев уселся впереди льва, а Бугримова ласково разговаривала с Юлием, угощая его.
- Ну, поехали, что ли!
Упёршись ногами в пол, Буслаев начал слегка передвигать машину по полу клетки.
Юлий испугался, тут же спрыгнул с багажника. Пришлось снова заставить его сесть на мотоцикл.
- Трогай!
Вторая попытка оказалась более удачной. Бугримова угощала зверя мясом во время едва заметного движения машины по прямой линии. Но лев просидел на багажнике не более одной минуты.
На освоение такого катания ушло много дней.
- Ну теперь попробуем включить мотор, — как-то сказал Буслаев.
Он нажал стартер.
Раздался треск, лев прыгнул через голову гонщика, едва её не оскальпировав, и, очутившись впереди мотоцикла, начал в ужасе метаться по клетке.
- Придётся начинать всё от печки! — сказала Бугримова. — Юлий, на багажник — алле!
Юлий забыл всё начисто.
Вновь и вновь приучали его к шуму мотора. Хорошо, что Юлий был послушным и добрым зверем. Морщась от ненавистного запаха гари, он снова и снова обнюхивал рычащий мотоцикл: его руль, бак, колёса — и даже решился попробовать покрышку на вкус.
Раздался страшный треск, из прокушенной покрышки с оглушительным свистом вырвался воздух. Юлий перепугался настолько, что, отлетев в сторону, ударившись о решётку, взвыл и стал биться об неё, пытаясь вырваться из клетки.
Репетицию пришлось прекратить.
Лишь через две недели Юлий снова осмелился подойти к коварной красной машине. И, как выяснилось, снова забыл абсолютно всё, что прежде знал.
- Что ж, опускать рук нельзя, придётся начинать сначала… — горько сказала Бугримова.
Опять Юлия кормили на багажнике незаведённого мотоцикла, снова приучали к движению по прямой и, наконец, научили сидеть на машине со включённым мотором, постоянно успокаивая, прикрикивая на льва, лаская, угощая мясом с сахарными косточками, даже угрожая бичом.
И в один прекрасный день лев промчался наконец по треку.
Какой это был для артистов счастливый миг!
Гонять Цезаря и Кая по треку было проще. Ведь когда за животным гонится мотоцикл, оно, естественно, удирает от него.
Дело с изготовлением вертикальной стены затянулось, а репетиции со львами продолжались. Бугримова научила уже своих питомцев ходить по буму, кататься на шаре, прыгать в обручи.
А с Юлием снова вышла неприятность. Он мчался по треку на багажнике, положив голову на плечо Буслаева, и вдруг, отчаянно взревев, начал что есть мочи бить передними лапищами по мотоциклу. Мотор мгновенно заглох, искорёженная машина отлетела вместе со львом в одну сторону, гонщик в другую.