— Угу.
— Так что вмешиваться особо некуда.
Восемь кубиков пресса уже не были так хорошо очерчены, как прежде, но живот все еще оставался крепким как барабан, а косые мышцы пресса — рельефными. Краешек белой резинки виднелся прямо над поясом шорт, низко сидевших на бедрах.
— Давайте все равно вмешаемся.
Резинка, которая означала, что он носит трусы. Скорее всего, боксеры. Просто потому, что Челси не могла представить его в плавках. Не то чтобы она представляла его в нижнем белье. Это было бы неправильно. Она ведь работает на него. Ну, может быть, технически нет, но…
— Вы думаете, что я должен что-то сделать со своей жизнью. А что вы делаете со своей?
— Прямо сейчас я — ваш ассистент.
— А разве у вас нет «столько всего, что вы могли бы сделать», кроме как возить по делам меня и вмешиваться в мою жизнь?
Челси подняла глаза, прежде чем ее интерес опустился еще ниже и она начала бы раздумывать над хозяйством Бресслера размера магнум… снова.
— У меня есть планы.
— Например?
Она подняла взгляд к его карим глазам:
— Я работаю и коплю деньги.
— Копите на что? — Здоровой рукой он сделал жест, чтобы она продолжала.
— Я не хотела бы говорить об этом.
Его губы изогнулись в медленной улыбке:
— Что-то личное?
— Да.
— Есть несколько вещей, о которых женщины не будут говорить. — Он оторвал палец от перекладины. — Например, реальное число бывших любовников. Вы все хотите знать точное количество женщин, с которыми у мужчины был секс, как часто и каждую сочную деталь. Но вы не хотите делиться той же информацией.
— Только потому, что когда дело касается случайного секса, все еще существуют двойные стандарты.
Марк пожал плечом и наклонился вперед, держась за перекладину, которая висела над ним.
— Я понимаю, но женщины не должны спрашивать меня о моей сексуальной жизни, если никто из них не собирается говорить о своей. — Он выпрямился и опустил руки. — Может быть, я не хочу, чтобы кто-нибудь знал о моих личных делах.
Слишком поздно. Письмо от Лидии Феррари висело в гостевой книге несколько месяцев, прежде чем Челси удалила его. Она решила, что, наверное, должна сказать Марку об этом, иначе ему скажет кто-то другой.
— Вы знаете Лидию Феррари?
Он нахмурился, подходя к тренажеру, на котором сидел, когда Челси зашла в комнату.
— Как машина? — Схватился за перекладину и медленно опустился.
— Нет. По крайней мере, я думаю, что нет. Она написала письмо в вашей гостевой книге.
Разведя руки пошире, Марк притянул перекладину к груди.
— Я ее не знаю.
— Она заявила, что вы встретились с ней в «Лава Лаундж», занимались сексом в ее квартире в Редмонде, а потом не перезвонили.
Перекладина замерла на полпути. Марк уставился на Челси в зеркало:
— Что еще она написала?
— Что это был лучший секс в ее жизни. И что вы ранили ее чувства, когда не перезвонили.
Он поднял перекладину и снова опустил: мышцы на его руках и спине напрягались и расслаблялись.
— Она была ненормальной.
— Вы же ее не знаете.
— Я помню ее. Черт, трудно забыть женщину с таким количеством пирсинга на теле. — Челюсть Марка напряглась, когда он потянул перекладину вниз.
— И где же был этот пирсинг?
— Везде. Какая-то часть меня испугалась, что я лишусь кожи или обзаведусь шрамами.
— Очевидно, испуганная часть не относилась к тем, которые находятся ниже вашей талии.
Низкий смешок слетел с его изогнутых в улыбке губ:
— Письмо все еще там?
— Я удалила его.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Челси понаблюдала за ним несколько мгновений, затем сказала: — Вы совсем не кажетесь расстроенным, что «кто-нибудь» знает о «ваших личных делах» с Лидией Феррари.
— Во-первых, сомневаюсь, что это ее настоящее имя. — Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. — Во-вторых, женщины все время говорят такие вещи. Даже если я никогда не встречался с ними. — Челси как раз собиралась заметить, что он встречался с Лидией Феррари, когда Марк добавил: — Я привык к этому.
— И это вас не беспокоит?
Он пожал плечами.
— Люди будут говорить и писать все, что захотят, и им все равно, правда это или нет. У всех есть собственное мнение. Когда я сказал, что не хочу говорить о своих личных делах… я имел в виду, что не хочу копаться в этом, когда я голый и собираюсь заняться делом. Это может испортить нужный настрой. — Он снова сделал глубокий вдох и выдохнул. Челси думала, что обсуждение Лидии Феррари закончено, но потом Марк добавил: — Учитывая, что та женщина участвовала в деле, я просто благодарю Господа за то, что она не все написала.
Челси прикусила губу, пытаясь справиться с любопытством. Но не смогла.
— Что именно?
— Не ваше дело, мисс Любопытная Варвара. — Он передвинул руки на перекладине поближе друг к другу. — Мы снова говорим о моих делах, а вы все еще не рассказали о ваших.
— Почему когда я задаю вопросы, я «Любопытная Варвара» и вмешиваюсь не в свои дела?
Марк сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, продолжая выполнять упражнение.
— Вторая вещь, о которой все женщины не хотят говорить, — сказал он вместо ответа на вопрос, — это пластическая хирургия. Многие женщины делали пластику, но ни одна не признает это. — Он оглянулся через плечо. — Копите деньги, чтобы переделать нос?
— Что? — Челси задохнулась. — С моим носом все в порядке. — Она подняла руку к лицу: — Что не так с моим носом?
— Все так. Моя бывшая сделала пластику носа, но хотела сохранить это в полной тайне. — Марк повернулся к зеркалу. — Как будто каждый, кто ее знал, не обнаружит очевидное, едва взглянув ей в лицо.
Челси опустила руку:
— Нет. Не нос.
— Задница? Жена Карлсона откачала жир из бедер и закачала его в задницу.
— Это называется бразильское подтягивание ягодиц. И нет, я этого не хочу. — Встав, Челси подошла к стойке с гантелями. Какого черта? Почему она боится, что он узнает? Она же не заботится о его мнении или о том, что он примется читать ей мораль. Не после того, как он признал, что занимался сексом с женщиной, боясь, что она превратит его в подушечку для булавок. Челси провела рукой по верхней гантеле. — Я хочу накопить достаточно денег, чтобы сделать операцию груди.
Перекладина со стуком опустилась вниз, взгляд Марка переместился на грудь Челси:
— Вы думаете, что она недостаточно большая?
Нахмурившись, та покачала головой:
— Я хочу сделать операцию по уменьшению груди.
— О, — он снова поднял глаза к лицу своей собеседницы. — Зачем?
Как всегда. Она знала, что он не поймет. Черт, даже ее собственная семья не понимала.
— Мне не нравится большая грудь. Она тяжелая и все время мешается. Трудно найти подходящую одежду, и у меня болят спина и плечи.
Марк встал и взял полотенце, все еще висевшее у него на шее.
— И насколько вы хотите ее уменьшить?
Челси сложила руки на груди:
— Думаю, до полного С.
— С — хороший размер, — кивнул Марк, вытирая лицо.
Ух ты! Она что, в самом деле говорит об операции груди с Марком Бресслером? С мужчиной? И он не вопит по поводу, что она собирается уменьшить грудь?
— Вы не считаете, что это плохая идея?
— Почему вас заботит то, что я думаю? Если у вас болит спина, а вы что-то можете сделать с этим, то вы должны это сделать.
Что ж, разумно.
— Какой у вас сейчас размер?
Челси уставилась на свои туфли:
— Двойной Д.
— Для кого-то повыше это не было бы проблемой, но вы невысокая девушка.
Челси подняла глаза. На Марка, стоявшего в нескольких метрах от нее. Большого и плохого, и почти обнаженного. С завивавшимися влажными волосами на голове. Если бы она не знала его, не знала, каким грубым придурком он может быть, то могла бы оказаться в опасности влюбиться в него. Или броситься ему на горячую, мокрую грудь и поцеловать в губы. Не за то, как он выглядел, хотя выглядел он чертовски хорошо, а за то, что понял чувства Челси.
— Что?
Покачав головой, она отвела взгляд:
— Моя семья не хочет, чтобы я делала операцию. Они все думают, что я импульсивна и потом буду жалеть.
— Вы не произвели на меня впечатление такой уж импульсивной особы.
Челси, приоткрыв рот, снова уставилась на Марка. Всю жизнь ей говорили, что она импульсивная и нуждается в руководстве. Потребность поцеловать его стала еще сильнее.
— По сравнению со всеми остальными в нашей семье, моя жизнь — полный хаос. Совсем неконтролируемая.
Марк склонил голову набок, изучая свою ассистентку:
— Может быть, то, что происходит вокруг вас, хаотично, но вы все держите под контролем. — Уголок его рта чуть приподнялся. — Раньше моя жизнь была такой же. Теперь нет.
— Мне кажется, что вы все прекрасно контролируете.
— Это потому что вы не знали меня прежде.
— Вы были помешаны на контроле?
— Мне просто нравилось, чтобы все было по-моему. — Ну, конечно. — Я потерял контроль над своей жизнью в тот день, когда очнулся в госпитале, подключенный к аппаратам и привязанный к постели.
— Почему вас привязали?
— Полагаю, потому что я пытался вытащить трубку из горла.
Даже глядя на шрамы, было трудно представить, как покалечен и как близок к смерти он был. Марк был сильнее и держал все под контролем лучше, чем ему казалось.
— Операция — это то, чего хотите вы. — Он пожал мощными плечами. — Это ваша жизнь.
— Бо считает, что это расчленение.
— Вы — не Бо.
— Я знаю, но… — Как она могла объяснить это кому-то, кто не знал, что такое иметь близнеца? — Когда вы всю свою жизнь выглядите как кто-то еще, изменить это немного страшно. И странно.
— Вы говорите о груди. А не о лице. — Марк взял трость, стоявшую около штанг. — Но, скорее всего, я не тот человек, который может высказывать свое мнение. Я любитель бедер. — Трость выпала из его руки и приземлилась на ковер с мягким стуком. — Дерьмо. — Марк ухватился за тренажер для равновесия и медленно присел.
Не подумав, что делает, Челси шагнула вперед и опустилась на одно колено. Взяв трость, она подняла взгляд. Лицо Марка было прямо над ней, и что-то темное и напряженное светилось в его глазах.
— Я бы хотел, чтобы вы не делали этого, — сказал он хриплым шепотом рядом со щекой Челси.
— Не делала что?
Он поднялся, возвышаясь над ней:
— Не носились вокруг, обращаясь со мной так, будто я беспомощный.
Челси тоже встала и оказалась так близко, что лишь миллиметры воздуха отделяли кружево ее блузки от груди Марка и темных волосков на ней.
Протягивая руку к трости, он посмотрел Челси в лицо.
Его пальцы обхватили ее ладонь, и от этой теплой крепкой хватки у Челси пробежали мурашки от запястья до локтя.
— Я не ребенок.
Она стояла так близко, что могла видеть темную линию, окаймлявшую его радужки, и все разнообразие оттенков глубокого карего цвета этих глаз, окруженных густыми вызывавшими зависть ресницами.
— Я знаю.
Он сжал ее руку, опуская взгляд к губам:
— Я мужчина.
Да. Да, он мужчина. Полуобнаженный мужчина с большими покрытыми потом мышцами и тлеющим огнем в глазах.
Внезапно она почувствовала жар и небольшое головокружение. Может, от всего того тестостерона, который только что вдохнула.
— Я знаю.
Марк открыл рот, будто собирался что-то сказать. Но вместо этого убрал руку и обошел Челси. У нее возникло ощущение, что если бы он мог бежать, то пулей бы вылетел из тренажерного зала.
— Не хотите посмотреть списки домов, которые я подобрала вам? — Она взяла бумаги с тренажера и сделала несколько шагов к Марку.
— Нет, не нужно. Вы знаете, что я ищу. — Он остановился в дверном проеме, почти заполнив его своими широкими плечами. — Назначьте в каком-нибудь из них встречу и позвоните мне.
— Вы хотите, чтобы я звонила вам по поводу осмотра домов?
— Да. — Положив руку на белый дверной косяк, он повернулся к ней в профиль. Свет и тень легли на его лицо. — У вас есть номер моего мобильника. Не нужно снова слоняться здесь в поисках меня.
Взгляд Челси опустился от кончиков его темных волос к изгибу позвоночника.
— Мне не трудно.
— Мне трудно.
— Но… — она покачала головой. — Что если вы в соседней комнате? Мне все равно звонить?
— Да. Нам не стоит общаться лично.
Что? Она что-то пропустила? Как желание поцеловать этого мужчину сменилось желанием ударить его по голове?
И почему Челси это совсем не удивило?
Она принялась звонить Марку по пять раз на дню. В основном чтобы позлить его, спрашивая:
— У вас нет никакой антипатии к красно-коричневым коврам? Я нашла дом, который может вас заинтересовать, но там красно-коричневый ковер.
— Просто назначьте встречу.
Отбой.
Челси подождала полчаса, затем позвонила снова:
— Не нужно ли отнести ваш костюм в химчистку?
— Нет.
Отбой.
В полдень она набрала его номер, чтобы спросить:
— Как насчет сэндвича?
— Я сам могу сделать себе чертов сэндвич!
— Я знаю. — Челси улыбнулась. — Просто подумала, что если вы будете делать себе, то могли бы сделать и мне. Я люблю с ветчиной и сыром. С одной стороны — салат-латук, с…
Отбой.
Он так и не принес ей сэндвич. И она разозлилась еще сильнее, услышав, как Марк громко шумит на кухне. Челси ответила еще на несколько писем и подождала до двух часов, чтобы снова ему позвонить:
— На вашей подъездной дорожке сидит белка.
— Вы что, черт возьми, издеваетесь?
— Нет. Я прямо сейчас смотрю на нее.
— Вы звоните мне, чтобы сказать о какой-то хреновой белке?
— Да. Конечно. Вы хотите, чтобы я вызвала специалиста, который поставит ловушки от грызунов? Белки, знаете ли, являются переносчиками бешенства.
Он пробормотал что-то о том, что она тупее беличьего дерьма, затем…
Отбой.
Вскоре после этого на подъездную дорожку въехал сверкающий красный грузовичок, и Марк поспешно направился к нему. Возможно, за рулем был один из его корешей-хоккеистов. Челси набрала номер мобильника Бресслера, но ее переключили на голосовую почту. Этот придурок выключил телефон.
На следующее утро, когда Челси приехала на работу, она позвонила, чтобы узнать, включил ли Марк телефон. В этот раз ей действительно было, что ему сказать.
— Я назначила осмотр трех домов на понедельник сразу после вашего визита к дантисту.
— Ненавижу дантистов.
— Все их ненавидят. — Она порылась в записях, которые сделала, когда разговаривала с риэлтором. — Есть дом с четырьмя спальнями в округе «Куин Анна». С пятью спальнями на Мерсер-Айленд, что, должна сказать, не так уж далеко от того места, где вы живете сейчас. И потрясающий дом в Киркланде площадью почти две тысячи квадратных метров.
— Хорошо. Это все?
— Нет, думаю, вам стоит взглянуть на кондоминиум на Секонд-авеню. Я знаю, вы говорили, что не любите шумный центр города, но увидеть эту квартиру действительно стоит.
— Нет.
Отбой.
Подождав полчаса, Челси снова позвонила:
— Я принесла виноград. Хотите немного? Он очень свежий и вкусный.
Отбой.
Она подождала час, а потом:
— Что значит упасть с ног на голову? Если ты падаешь, разве ноги не должны быть выше головы?
Марк выругался так громко, что казалось, будто находится в комнате.
— Я вас убью, — сказал он, появляясь в дверях.
Челси подпрыгнула и повернулась на стуле кругом.
— Черт! — И сжала ткань платья от Пуччи у своего сердца.
— Клянусь Богом, я задушу вас голыми руками, если вы еще хоть раз позвоните мне с подобной чепухой.
Бресслер выглядел так, будто в самом деле имел это в виду. Прищуренные глаза метали молнии. Он надел джинсы — для разнообразия — и белую футболку. Пачка сигарет в руке дополнила бы облик.
Проведя пальцами по шее, Челси почувствовала лихорадочное биение пульса:
— Вы меня до смерти напугали.
— Нет, я не настолько удачлив. — Несколько секунд он смотрел на нее суровым взглядом. Без сомнения тем, которым награждал своих хоккейных соперников. Без сомнения тем, который всегда срабатывал. — Я жду звонок на домашний телефон примерно через пятнадцать минут. Это мой агент. Не берите трубку. — И вышел, сказав напоследок: — И ради Бога, не звоните мне на мобильник.