— Езжай сам. Я-то зачем?
— Я в пустыне пропаду. А ты заговоренный. Том говорит, ты смерть ищешь, и смерть от тебя прячется.
— Том — старый болтун, — я поднял рюкзак с земли.
— Охотники за кристаллами дольше месяца не живут, а ты второй год ходишь, и ни царапины, — Ариэль запнулся, как неопытный игрок прежде чем выложить главный козырь, и все же добавил. — Помоги мне.
***
Казалось, земля под ногами дрожит. Мусоровоз Тома тарахтел на всю крепость, когда это ржавое чудище выехало за ворота ровно в девять и повернуло не налево, к выгребным ямам, а ко мне, притаившемуся у западной башни, первой мыслью было: "Развели, как лоха". Но мусоровоз?! Какого…?!
Громадина пару раз чихнула и заглохла, мигнув фарами мне в лицо, дверь открылась, и на подножку спрыгнула тонкая фигурка, явно не принадлежащая грузному Тому.
— Что за хрень? — спросил я. Ариэль сжимал в руках автомат, и просто светился от гордости.
— Том сломал ногу и не смог вести мусоровоз, — возбужденно затараторил парень. — Просить заменить кого-то, кроме меня, он не хотел, потому что за вывоз мусора он получает сверх литр, а с другими пришлось бы делиться, но меня-то он должен сторожить, ведь за это он тоже получает сверх литр. Короче, Том всучил мне автомат и сказал вывести мусор, а в поклонников, коли что, стрелять. Ха! Автомат дал! Прикинь?
— Сломал ногу? — это то немногое, что я разобрал в сбивчивой речи Ариэля.
— Ну…кто-то…что-то…случайно…разлил, и Том упал…Но автомат! Это ж круто! Круто?
— Мотоцикл где?
— Так в кузове! — Ариэль оббежал мусоровоз и ловко свинтил задвижки, распахивая дверцы.
Не соврал парень, мотоцикл у Джека был зверь, двигатель — япошка: 4-цилиндровый рядный на 250 лошадиных, стальная облицовка — конечно, от немцев; колеса двадцать один дюйм…
— Я даже не хочу спрашивать, что сломал себе Джек, — пропыхтел я, скатывая мотоцикл. — Держи, это тебе.
Я водрузил контейнер с бензином на багажник и принялся затягивать ремни.
— Что это?
— Подушка, — рюкзак с моими пожитками влез у задних грузовых площадок. Отлично, осталось проверить тормозные диски…
— Зачем?
— Под задницу, через два часа будешь на нее молиться. На подушку в смысле, — что-то мне не нравится левый, кривит… — На мотоцикле ездил?
— Ага!
— Не ври.
— Нет…
— Держись, как можно ближе ко мне, не делай резких движений, почувствуешь, что вырубает или еще что — хлопни меня по плечу.
***
Я мчусь, и внутри горячо.
У скорости — мое сердце, у ветра — дыхание. Все найдено и тут же потеряно, небо злится и слепит луной…
Сто лет не гонял на байке, какой же кайф!
Ариэль вцепился намертво, спасаясь за моей спиной от леденящих боковых потоков. Через полчаса адреналин поутих, и я плавно сбавил скорость, опасаясь сойти с твердой полосы. Я планировал добраться до Кривых Барханов, сделать сотню километров после и устроить привал на ночлег. За Кривыми Барханами начинались территории, о которых ходила дурная слава, и если нас вздумают преследовать, то дальше них не полезут.
Днем я не успел отдохнуть, покупал воду, еду и завершал "дела земные", так что я радовался ветру, который прогонял сон, но через два часа холод добрался до костей, а пальцы, сжимающие руль, закаменели.
Барханы возникли перед нами вдруг, целиком, силуэтами гигантских чудищ, я подумал, что Ариэлю, должно быть, страшно пересекать современный Рубикон, а значит, надо все сделать быстро, как зуб выдернуть. Под рев мотора мы проскочили узкое ущелье меж изогнутых стен и вырвались к дюнам.
В лунном свете нетронутый песок отливал сиреневым, и тишина пахла волшебством, я вырулил на пологую часть в полуметре от острого гребня и сбавил скорость до двадцатки.
— Ты не спишь? — крикнул я, не оборачиваясь.
— Что?!
— Не спишь?
— Как тут можно уснуть?!
Я хмыкнул, через два часа поймет, как.
Скорость продвижения у нас не превышала тридцати, дюны требовали полной концентрации внимания. Заднее колесо нехорошо зарывалось в песок: "Перетащить что ли канистру с бензином к ногам? Уменьшу давление сзади… Нет, останавливаться еще опасней". Через час спина заныла от напряжения, и тут земля стала пологой, а по бокам замелькали белые кустарники корчатки, главного источника топлива в пустыне. Я прибавил скорость, наслаждаясь легким ходом, и вскоре заметил крупные валуны слева от нас, развернулся, вспугнув змею — черная лента метнулась в тень. Камни защитят от ветра и послужат хоть каким-то укрытием. Я вырубил мотор. Два часа ночи, приближалось самое холодное время суток, и на выдохе изо рта вырывался пар.
— Здесь заночуем. Жив?
Ариэль кивнул, слез с мотоцикла и застонал. Вообще, держался он молодцом, с непривычки-то.
Палатка у меня была одноместной, досталась от Него, старая, с заплатками, без компрессионных ремней, но я ее хранил. Рассчитана она была на бравого альфу-походника, так что две омеги поместились в ней без проблем.
Недолго думая, я притянул Ариэля к себе вплотную и накрыл нас тонкой невесомой тканью — одеялом спасателей: весило оно сто грамм, места почти не занимало, и главное — не выпускало тепло.
— Спи, — буркнул я, закрывая глаза. — И не вздумай меня будить.
В ушах все еще стоял гул мотора, а пальцы сжимали невидимый руль.
— А долго мы будем спать? — Ариэль говорил шепотом куда-то в шею, и неожиданно мне вспомнился приют, сироты-омеги жили в отдельном корпусе, зимой топили из рук вон плохо, и мы часто спали парами. Ко мне забирался мой друг Рой, прижимался ледяными ногами, брал за руку и шептал секреты на ушко. Хотя какие у нас тогда могли быть секреты?
— В семь проснемся от жары.
— А в пустыне ведь змеи, да, Лейв?
— Да.
— И скорпионы?
— Да.
— Но они сюда не полезут?
— Не знаю.
— А если меня укусит скорпион, можно я тебя разбужу?
— Сначала проверь, какого он цвета.
— И в каком случае будить?
— Никаком. Если черный, значит, умрешь. Если светлый — к утру оклемаешься.
Недовольное пыхтение и тишина, тепло убаюкивает меня, утягивает в долгожда…
— Лейв…
— Слушай, ты, последний девственник пустыни! Спи!
— Думаешь, я последний?! — ужаснулся Ариэль. — Я попросить хотел…
— Чего?
— Когда придем в Крепость Рока, назовись моим братом, тогда без твоего спроса меня никому не отдадут… А я тебе полпайка за это, а?
***
Зыбучие пески я чуял.
Воздух над ними сгущался, и, знаю, прозвучит бредово, но тишина будто превращалась в молчание.
Проснулись мы, как я и предсказывал, в семь от страшной духоты, собрались, наскоро позавтракали, вытряхнули сольфуг из ботинок и погнали, сев на успевший нагреться мотоцикл. Часа два ехали без приключений, я выдавал стандартные шестьдесят, несмотря на камни, от которых трясло и выворачивало руль. А потом вдруг моя нога сама отпустила тормоз, Ариэль с громким "Ой!" влетел мне в спину, а я застыл, стараясь не дышать.
— Лейв, что…
— Тихо!
Я вглядывался в песок перед нами: золотистый рассыпчатый, неотличимый от того, что простирался на много километров позади.
Воздух замер, как перед грозой, виски заныли.
Ну давай, дрянь, меня не проведешь…
И он зашевелился, точно песочные часы перевернули, и крупинки начали втягиваться внутрь, захватывая все большее пространство. Я опустил на землю правую ногу и принялся медленно откатываться назад, не спеша, осторожно, словно передо мной не песок, а хищник, лишь бы не заметил. Раз, два, еще чуть-чуть, я крутанул руль на девяносто градусов и газанул.
— Куда мы? — крикнул Ариэль, сцепив ладони замком у меня на животе.
— В обход!
Песок взметался из-под колес, земля за нами бурлила и проваливалась, я выжимал из зверя Джека максимум и лихорадочно искал глазами препятствие, ну же, что угодно! Впереди зачернела впадина, неширокая метра в три — проскочим и, можно считать, спасены: зыбучие пески любят ровные территории и отступают перед первым же холмом, ямой, насыпью…
— Держись крепче! — крикнул я.
Прыжок, секунды полета и тяжелый удар вышибает дыхание.
Сердце билось где-то в горле, и цвета стали ярче: бирюзовое небо, оранжевый песок.
Я мог бы сразу вернуться к прежнему направлению, но перестраховался и сделал круг километров в двадцать.
После дорога шла более-менее спокойно, но на душе осталось мерзкое послевкусие, как если б чьи-то когти из ниоткуда царапнули по горлу и растворились. Ариэль ехал тише воды и ни слова не сказал про палящий зной. Около двух мы сделали привал в тени красных известняковых холмов. Я долил бензин и отшвырнул пустую канистру. Ариэль плюхнулся возле мотоцикла, подложив подушку, и уткнулся лицом в ладони, его волосы слиплись от пыли и пота и торчали, как грязная солома.
— Выпей, — я потряс его за плечо и протянул бутылку.
— Нет…, это твоя…
Ну да, Белая Крепость навсегда вбивает простую истину: "Чужую воду не тронь".
— Пей, у тебя руки трясутся, плохо дело.
Ариэль сделал пару больших глотков, с неохотой оторвавшись от бутылки.
— Сегодня самый тяжкий день, — сказал я, потому что надо было что-то сказать. Не говорить же, что сегодня трудно, завтра будет хуже, а потом конец.
К закату мы вымотались настолько, что я начал думать, все кончится быстрее. Кое-как поставил палатку и влез внутрь, втащив за собой Ариэля. Ночная прохлада принесла облегчение, однако, как бывает при полном измождении, уснуть сразу не получилось.
— Сядь-ка, — сказал я Ариэлю, тот послушно поднялся.
— Что ты делаешь? Ай! Ай!
— Разминаю. Терпи.
— Больно!
— Зато завтра сможешь ехать.
Я с силой массировал худые плечи, прошелся большими пальцами по позвоночнику от затылка до поясницы, растер спину и руки. Скоро вскрики Ариэля сменились на довольные и даже слегка неприличные постанывания. Я мял напряженные мышцы, ощущая, как постепенно расслабляется тело под моими пальцами.
— Готово! — я хлопнул парня между лопаток. — Свободен.
— А ты?
— Что я?
— Давай я тебя разомну.
— Ну попробуй, — я развернулся и снял куртку.
На мои затекшие плечи нерешительно легли руки. Массировать Ариэль не умел, но очень старался, ласковые поглаживания боль не снимали, но успокаивали, и я, кажется, задремал, потому не отследил, как теплая ладонь сползла по моему животу вниз.
— Что ты делаешь? — я перехватил руку.
— А что, — дыхание Ариэля пощекотало ухо, — бетам совсем не хочется…?
Я чуть было не ляпнул: "Без понятия".
— Пора спать, — я натянул куртку и лег, накрываясь одеялом, приподнял правый край, — залезай, чего замер?
Ариэль быстро приткнулся к моему боку.
Я прикрыл глаза, уговаривая сознание погрузиться в лечебный сон, но перед внутренним взором мельтешила оранжевая полоса песка, и меня начинало тошнить.
— Лейв, ты прости меня… Я испугался просто, подумал, вдруг у нас ничего не выйдет, ну и…
— Забей.
— Знаешь, мне впервые в жизни так свезло. Когда во мне омега проснулась, я решил было, все…хана. Я бы, как те другие в Белой, не смог… Даже смекнул, как ловчее покончить со всем — решил, воду украду, хоть вспомню, каково это, когда совсем пить не хочешь. А потом ты появился и помог, а уже завтра мы в Крепости Рока будем… С ума сойти! Может, мне всю жизнь потому только и не везло, чтобы я щас мог вот такой кусок удачи за раз отхватить, как думаешь?
— Не знаю. Ты отдыхай, Ариэль. Завтра рано вставать.
На следующий день жара снова разбудила нас надежнее будильника. Усталость за ночь не рассосалась, но отступила, позволив мне сесть за руль, а Ариэлю прижаться к моей спине. И мы ехали хорошо, вскоре пошли солончаки, застывшие в засуху, и на них я смог выжать аж сто сорок, упиваясь тем, как ветер сдувает жару, а потом пошли твёрдые пески, и я сбросил скорость до восьмидесяти, что тоже было совсем неплохо. А к полудню произошло то, чего я ждал — у нас кончился бензин.
— Что совсем кончился? — Ариэль пнул ботинком пыльное колесо.
— Совсем.
— И что теперь?
— Мы сделали где-то тысячу сто тридцать, значит, до крепости километров двадцать-тридцать.
А через шесть часов буря, если приборы Фрэнсиса не соврали. А они никогда не врут.
— Будем идти, — я надел рюкзак, застегнув пояс на груди и талии.
— А как же мотоцикл?
— Можешь катить его, если охота.
Мы шли молча, войдя через час в подобие транса, я старательно игнорировал тревожные признаки обезвоживания: головную боль, тошноту, слабость. Последнюю воду мы распили утром.
Я уже не помнил, почему так важно идти быстро, ноги ступали тяжело, я будто пробирался сквозь вязкое болото.
В три часа Ариэль упал в песок, по ощущениям это наверняка было все равно что сесть на горячую сковородку.
— Передохнем? — спросил я, понимая, что звучит, как издевка.
— Ты знал, что бензина не хватит? — глаза у Ариэля были мутные, и говорил он невнятно, как пьяный.
— Знал.
— Я не смогу…
— Вставай.
И он встал, и шел целый час, а после упал и закрыл глаза, дыхание у него ослабло, став поверхностным. Я расстегнул замки и скинул рюкзак.
— Что ты делаешь?
— Схватись за шею. Ага, вот так.
Самое трудное — встать: с колена, аккуратно, стиснув зубы. Идти было уже проще. Я отсчитывал шаги, после каждой сотни начиная с нуля и обещая себе, что это последняя сотня.
Ветер неуловимо менялся, зарождалась буря.
— Лейв…
Молчу, говорить трудно, я иду на одном упрямстве.
— Лейв, брось меня.
Блять, просто гребаный вестерн, но вместо раненого дружка Джо — полудохлая омега. Я фыркнул, и из трещинки на губе потекла кровь, жадно облизнулся.
— Брось…, не дойдем… тупая затея была.
Ветер усилился и бил меня в спину, пустыня хотела помочь, хотела спрятать ее от меня. Смерть.
Ариэль вырубился, его руки болтались плетьми, а я смотрел себе под ноги и, конечно, не заметил черных стен, выросших вдалеке, как мираж.
Я вскинул голову, когда перехватывал Ариэля поудобнее, и ничего не почувствовал, увидев ее, Крепость Рока.