— Поделай еще так.
Я погладил скулы.
— Так?
— Ага, отвлекает…
Я помассировал виски и принялся разглаживать морщинки на лбу и переносице. Рок прикрыл глаза и умиротворенно вздохнул.
— Ты пахнешь иначе, — пробормотал он и провалился то ли в сон, то ли в обморок.
***
Есть люди, которые не умеют болеть. Рок относился как раз к таким.
К себе он засобирался, стоило Фрэнку вправить ему плечо.
— И куда Вы, юноша, позвольте спросить?
— К себе. Посплю часок, проверю графики расхода воды на следующий месяц, и надо подумать насчет коров, две из них молоко давать перестали, так может…
— Ты издеваешься, Рок? У тебя подозрение на сотрясение и, возможно, ребра сломаны!
— Это поэтому на вдохе болит?
— У тебя болит на вдохе?!
— Нет.
И все в таком духе. Однако ничто не могло испортить Фрэнку настроение, потому что рюкзак Рока кроме лекарств для Жужи оказался набит кучей других дефицитных препаратов.
Благодаря снотворному и всеобщим увещаниям, Рока удалось продержать в лазарете неделю. Утром к нему приходили с делами, советами, просьбами ("Блин, я как умирающий король, принимаю народ свой в постели! Фрэнк, ну сколько можно, а?"), днем под бок к брату забирался Жужа, радующий здоровым румянцем на щеках и удвоенной страстью к сложным словам, а вечер негласно закрепился за мной.
Нельзя сказать, что между нами что-то изменилось, просто если раньше мы как будто плавали в шторм, не слыша друг друга за грохотом волн, то сейчас море успокоилось.
После работы я мылся, переодевался и шел в лазарет, за мной, как тень, следовал Карл. Карл был альфой из команды Рока, и тот приставил его ко мне, как только узнал, что теперь вся Крепость ощущает меня как омегу. Я было возмутился, но Рок ласково потрепал меня по волосам и сказал смущенно:
— Ну я же пока не могу тебя охранять.
И я не стал возражать, тем более Карл оказался забавным малым.
В пятый день пребывания Рока в лазарете я сидел на его постели и зачитывал метеорологические сводки на завтра:
— А этот твой А.Л. Локс, он в курсе, что апокалипсис наступил, или вы бережете его нервы?
Рок хмыкнул.
— Он, между прочим, крутой специалист, работал на Высокогорном Аяксе и сводки делал для национального канала.
— По-моему, он до сих пор их делает для национального канала. Не, ты послушай: "Осадки умеренные…" Что это значит? У нас дожди два-три раза в год, умеренные относительно чего? Абсолютной засухи? А потом он как будто удивляется: "Очень низкая влажность, всего 45 процентов, высокая испаряемость…(да ладно?). Горячий южный ветер (Ох ты ж е, обломал-таки с прохладным бризом)…"
— Лейв, мне больно смеяться.
— А в конце… — я заржал. — Черт… А как у него с чувством юмора?
— Отсутствует.
— "Гражданам рекомендуется использовать солнцезащитный крем".
— Че, правда? Я его сводки по диагонали читаю, чисто на предмет бурь.
— Зачем тогда меня просишь их зачитывать?
— Нравятся твои комментарии.
— Ну ты зараза, я, вообще-то, уставший, с работы.
Я бросил бумаги на тумбочку и прилег рядом с ним, стараясь не потревожить плечо.
— Если б я знал, какая альтернатива, то в жизни бы не заикнулся про сводки.
Мы редко прикасались друг к другу, это было слишком сильно и хорошо, а продолжить мы пока не могли: Рок болел, я видел, как он морщится, придерживая плечо, когда думает, что никто не смотрит. А я…словом, пятилетний перерыв в сексе не способствует раскрепощению. "Как херов девственник перед первой брачной ночью", — ругался я про себя.
И все же из нас двоих именно я порой не мог сдержаться.
Свет мы не включали, и фиолетовые сумерки смягчили холодную стерильность палаты.
Я лежал на боку, между нашими телами оставалось несколько сантиметров, но ощущались они, как пропасть. Футболка Рока слегка задралась, и я любовался узкой полоской загорелой кожи над штанами, а потом, повинуясь порыву, провел подушечками пальцев, наблюдая, как сокращаются мышцы живота, горячая, гладкая кожа… Его запах стал острее, и я задышал чаще, обводя пупок, двинулся вверх… Широкая ладонь перехватила мою. Очнувшись, я испуганно вскинул голову и встретился с укоризненным взглядом.
— Ты садист, ты в курсе?
— Прости, — я попытался отдернуть руку, но Рок переплел наши пальцы.
— Два дня, Лейв. Я просто не хочу делать это в лазарете.
Но все как всегда пошло не по плану. Жужу выписали, и он потащил меня на смотровую башню повторять галилеевский опыт по изучению падения тел.
— Тебя Бурый прибьет, — говорил я, взбираясь за мальчиком по винтовой лестнице.
— Ничего с его гирей не случится, и, возможно, он даже не узнает.
— Признайся, ты позвал меня, только чтобы я затащил ее наверх.
— Мы поделили предметы!
— Офигенно мы их поделили, мне десятикилограммовая гиря, тебе — перо и мячик.
Я остановился, чтобы перевести дух, у меня с утра болела голова и чувствовал я себя фигово, так что даже работать толком не смог. Вот и решил "отдохнуть" с Жужей. Наивный.
— И зачем повторять этот тупой опыт? И так все ясно: сначала гиря, потом…
— Во-первых, вовсе не так, и я удивлен, что ты аристотелианец. Во-вторых, мы совершим историко-психологическую реконструкцию…
— Ладно, замолчи, башка раскалывается.
— Ты в порядке?
Мы выбрались на смотровую площадку, и я поставил гирю на пол. Сначала я решил, что перенапрягся с тяжестями, но… То, что сперва было общим недомоганием, многократно усилилось: меня бросало в жар, внутренности как будто скручивало и… Столько времени прошло, что я не сразу распознал симптомы. Доктор предупреждал, что когда мой гормональный фон придет в норму, первая течка будет проходить крайне тяжело. Он рекомендовал мощные ингибиторы, которые сейчас хрен где достанешь. Я сполз по стенке на бетонный пол.
— Лейв! Лейв, что с тобой! — Жужа схватил меня за руку, и я зашипел.
— Не трогай…
— Ты умираешь?! — в глазах мальчика стояли слезы.
— Не говори ерунду, у меня…то, что бывает у взрослых.
— Течка? — Жужа заметно успокоился.
— Да, только очень плохая течка, — я хмыкнул и тут же сложился пополам, низ живота как огнем опалило.
— Тебе Рок нужен.
— Он в лазарете.
Что ж все не как у людей… Черт!
— Ты идти можешь?
— Я сидеть не могу…
— Значит, он придет… Я сейчас, Лейв! Я мигом! — последнюю фразу Жужа проорал с лестницы.
Я с тоской оглядел смотровую площадку: гиря, мячик и перышко замерли посередине инопланетным натюрмортом.
Смазка выделялась сильно, между ягодиц стало мокро, а кожа приобрела почти болезненную чувствительность. Я попытался встать, но ноги не слушались.
На лестнице раздались быстрые шаги.
От его запаха меня словно ударило той самой чертовой гирей, я стиснул зубы, влажные ладони сжимались и разжимались, хватая воздух.
— Ты чего делаешь?
— Пытаюсь поднять тебя.
— Тебе нельзя.
— Ну уж никто другой тебя сейчас точно не понесет.
— Да подожди ты… Я попробую встать, другое плечо подставь, ага, давай потихоньку, пойдем.
С одной стороны, присутствие Рока придало мне сил, но с другой — сделало возбуждение невыносимым. На середине лестницы мы остановились передохнуть, и я прижался к нему, сжав его член через ткань джинсов.
— Да что ж! — Рок дернулся, ударившись затылком. Часть меня понимала, что веду я себя, как слетевший с катушек мальчишка, а не взрослый двадцативосьмилетний мужик. Это Рок тут должен с ума сходить, но он проявлял чудеса выдержки, и это окончательно добило мой здравый смысл. Я провел языком по его шее, пробуя на вкус, и принялся расстегивать рубашку.
— Лейв, постой, — я ущипнул сосок, — угомонись, еб ты, тебя всегда так уносит?
— Не-а, — я потерся пахом о его ногу и оказался прижат к стене, кажется, Рок на автомате использовал какой-то боевой захват, тело словно парализовало.
— Вот чему вас в спецназе учат, — дышал я влажно и прерывисто.
— Бля, Лейв, у меня в голове одна мысль: нельзя трахать тебя на лестнице. Я уже даже не помню, почему. Просто дай мне дотащить тебя до спальни.
Не отрывая от него блестящих глаз, я показушно облизнулся.
— На хуй, — я вильнул бедрами, все остальное было жестко зафиксировано. — Я тебе не трепетная лань. Хочу здесь, — у меня в распоряжении были только слова, чтобы убить в Роке остатки разума, чтобы убить в нем нежность. — Давай разок, а потом переберемся… в гараж, там щас никого, а я громкий. Любишь крикливых? И еще я матерюсь, когда кончаю, издержки профессии. Вставь мне. Ну че ты ломаешься, как непокрытая омега? — лицо Рока ничего не выражало. — Засади одним махом.
Обрыв.
Он грубо развернул меня и сдернул штаны, не расстегивая ремня, благо узкие бедра позволяли, провел ладонью, раздвигая скользкие ягодицы, вжикнула молния, и в меня уткнулась головка члена, я вздрогнул и напрягся.
— Что? — Рок прикоснулся губами к моему уху, — теперь, блять, трепетная лань?
Я не мог говорить, сердце взволнованно билось в кирпичную кладку, в уголках глаз защипало.
— Давай, — наконец выдавил я.
— Чего, блять, давать? Сколько у тебя никого не было? Год? Два? — он слегка отстранился и просунул в меня палец, благодаря смазке тот легко скользнул внутрь, но стенки ануса обхватили его плотно и сжались. — Дурак, — прошептал Рок, целуя меня в плечо, совсем как тогда, после праздника. — Я бы тебя порвал.
— Может, я так хочу.
— Я так не хочу.
А потом он опустился на колени, и мысли исчезли, остались сильные руки и горячий рот, доводящий меня до грани, его палец все еще был во мне, и я кончил, вцепившись в его волосы.
— Ну хотя бы про мат не соврал, — он натянул на меня штаны и, подняв на руки, сбежал вниз по лестнице.
— Тебе больно, — сказал я. — Фрэнк тебя прибьет.
— Я от твоего запаха как под наркотой, Фрэнк щас может меня резать без анестезии.
Он нес меня к корпусу альф, и я не знал, встречаются ли нам по пути люди, я ничего не видел.
— Пять лет, — пробормотал я, положив голову ему на плечо, после оргазма меня разморило.
— Пять лет?
— У меня никого не было пять лет.
Да, я хотел, чтобы он причинил мне боль, сделал все грубо. Я боялся, что иначе начну вспоминать, сравнивать, я боялся увидеть другое лицо.
Но прошлое осталось за дверьми комнаты, внутри были только он и я на узкой жесткой койке, Рок вслепую изучал мое тело, пальцами находил изгибы, впадинки, затвердевшие соски и целовал в губы мучительно нежно, признаваясь при помощи нескончаемого поцелуя во всем: в своих чувствах, страхах, в своей беспомощности и силе. А когда возбуждение закрутилось по новой, и по бедрам потекла смазка, он накрыл меня своим телом.
— Подожди, — сказал я. — Давай на боку, ты ляжешь на здоровое плечо.
— Лейв, ты хуже Фрэнка, ей-Богу, хотя…идея мне нравится.
Я повернулся на бок, а Рок пристроился сзади. Он оставлял багровые следы на моей шее и растягивал меня долго, пока я не начал насаживаться на его пальцы, постанывая.
— Я готов, давай…
— Подожди, я вставлю четвертый…
— Ах! — единственное, о чем я жалел, что не вижу его лица. — Рок, мне хорошо, хочу…
— Ты такой влажный там… — придерживая рукой мое бедро, он начал входить и, дойдя до упора, замер. Он был огромный, и я задышал животом, пытаясь привыкнуть. Его ладонь скользнула вперед и сжала мой член. Я и сам не заметил, как мы начали двигаться, толчков не было, мы просто покачивались одновременно вперед-назад, простынь сбилась, и рука, на которой я лежал, онемела. Медленный, томный секс никак не сочетался с тем острым наслаждением, которое вспыхивало во мне при каждом неприметном движении, я стиснул пальцы Рока на своем бедре и распахнул глаза, чтобы не утонуть в ощущениях, удовольствие нарастало, его запах был всюду, но неспешный темп не позволял перейти грань. Я откинул голову и вонзился ногтями в его ладонь.
— Рок, Рок, Рок… — я не знал, о чем прошу.
Он подсунул руку под меня, слегка приподнимая, и начал вдалбливаться, вышибая короткие вскрики из моей груди, ступни выгнулись так, что свело пальцы.
— Блять! Еще! Вот так! Я уже… Рок! — я начал кончать в его кулак.
Мы лежали, хватая ртом воздух, как выброшенные на берег рыбы, и он гладил меня по животу, а я его — по руке в том месте, где краснели следы от моих ногтей.
— Лейв?
Я понял, о чем он спрашивает.
— Да! — завел руку и прижал к себе его ягодицы, чтобы он не вздумал отстраниться.
— Он будет больше, и это надолго.
— Не выходи, я хочу.
Я мелко задрожал всем телом, когда он начал распирать меня, пронзая глубже, во рту скопилась слюна, я согнул колени, жалобно постанывая.
— Ты как?
— Рок… сделай это.
Молчание, и тяжелое дыхание в мой влажный затылок.
— Сделай сейчас.
Губы скользнули по шее к плечу, выводя круги на коже.
— Обхвати, — он приблизил ладонь к моему рту.
Я свел зубы на его пальцах, и в тот же миг он впился в местечко чуть ниже ключицы, прокусывая до крови. Я замычал и дернулся, непроизвольно сильнее насаживаясь на член, меня выкручивало в его железной хватке, и я понял, что снова кончаю без спермы, всухую, Рок застонал и отстранился, слизывая красные капли.
"Ну вот и все, — подумал я, — "между нами" больше не существует, теперь мы одно целое".
— Знаешь, — лениво заметил Рок спустя полчаса. Он все еще был во мне, но это больше не возбуждало, а успокаивало, придавая ощущение заполненности, — пожалуй, придется подумать о переезде в более уединенное место. Ты, и правда, крикливый.
— Тебя это должно радовать, все будут слушать, как под главным альфой кричит омега.
— Ты думаешь, они будут только слушать?
— Блин, отвратительно!
— Ну, а я про что. Возле теплиц есть свободный дом, но его топить придется по ночам. И Жужа тогда точно у нас поселится.
— Угу.
— Ты что, засыпаешь?
— Вырубает…
Он перебирал мои волосы, а я лежал, размышляя.
"Обещай, что будешь жить" — слащавая и банальная просьба умирающего, и я целых пять лет врал себе, будто она такой и была, и Он не добавил тихо, так что услышал лишь я, последнее слово — "счастливо".
Эпилог
Полгода спустя
Я с мрачным видом гонял по тарелке порезанную кругляшами морковку.
— Ешь.
— Отвали.
— Ешь.
— Ос, хрен ли ты прицепился?
— Послушай, козел залетевший, я тебе не Рок, носиться с тобой как курица с яйцом не буду, засуну хренову морковку…
— Я понял! Просто… я очень хочу мяса. Ос, не смотри так, я знаю, что раздражаю…
— Это не то слово. Ты заноза в заднице последние три месяца, вчера ты говорил, что мечтаешь о морковке! Черт… — он сморщился.
— Ты чего?
С недавних пор народ в столовой усаживался на почтительном расстоянии от нас, правда, не из почтения, а страха. Я и сам себя боялся. По сравнению со мной, даже сволочь Илиан казался милым непритязательным юношей. А тот факт, что я перестал пролазить под машины, только подлил масла в огонь.
Ос с начала ужина чувствовал себя неважно, но я решил, что всему виной его новая настойка. Пил Ос без просыху, аргументируя это тем, что рядом со мной трезвый загнулся бы через пять минут.
— Блять. Лейв, у меня…, - он ухватился за край стола, пальцы побелели.
За столом альф народу было немного. Главные — застряли на собрании: соседнее поселение неожиданно предложило заключить перемирие, и решение надо было принять срочно.
Альфы уставились на Оса, как голодающие — на ломоть хлеба.
— Позвать кого? — спросил я.
— Отведи меня… домой, — глаза у Оса беспокойно блестели.
— Хорошо.
Я встал, придерживая живот. Блять, там не младенец, а динозавр.
Мы шли к теплицам медленно, Осу становилось все хуже, и я взял его за руку.